Константин Великий. Первый христианский император - Джордж Бейкер

303 год был годом виценалий, двадцатилетнего юбилея Диоклетиана. В Риме это событие праздновалось с большим размахом. Оно дало Иовию и Геркулию возможность встретиться и обсудить вопрос о церкви. Максимиан всецело поддерживал политику Галерия. Каким образом Диоклетиан истолковал этот факт, неизвестно; однако он заставил Максимиана поклясться, что тот откажется от императорской власти одновременно с ним.

Среди обсуждаемых вопросов был, видимо, и вопрос о позиции Констанция, который уже в те времена проводил собственную политику молчаливой поддержки христианства. Пристрастия Галерия были давно и хорошо известны. Он всячески насаждал культ божественных близнецов, покровителей римлян. Для его соперника самым естественным было искать поддержки у сторонников другой веры – именно это и сделал Констанций. Епископы считали его своим другом, хотя никто никогда не смог бы подтвердить это мнение какими-либо высказываниями цезаря.

Христианство распространялось и приобретало вес в первую очередь в городах. Его идеи, прозвучавшие впервые в суматохе средиземноморских торговых центров, набирали силу в тех городах, где пытливый дух греков оказывал на римлян самое большое влияние. Христианство никогда не было религией крестьянства, хотя в нем присутствовали отдельные элементы, которые со временем сделали его привлекательным и для сельского населения. Но на данном этапе новая религия вербовала себе сторонников из среды ремесленников и торговцев, которые знали цену деньгам и разбирались в законах финансовой жизни.

Не следует забывать известную пословицу, что рыбак рыбака видит издалека. В определенном смысле законы и заповеди христианства были лишь нормами жизни цивилизованного общества, подкрепленными изощренной теологией, за которой стоял авторитет бессмертного и милостивого бога. Ни один государственный деятель, взглянувший на законы христианства под этим углом зрения, не стал бы преследовать людей, разделявших подобные идеи.

В соответствии с древней традицией, во время празднования виценалий открывались двери всех тюрем. Убийцы и грабители, выйдя на свободу, сразу начали славить Диоклетиана и Максимиана. Епископов, священников и других опасных преступников, принадлежащих христианству, прежде чем отпустить на свободу, подвергали допросу. Их освобождали только на определенных условиях. Сначала они должны были принести жертву господину и Цезарю Августу. Местных правителей уведомили, что если потребуется применить «убеждение», чтобы христианин выполнил это требование, то он вправе это сделать. Это был так называемый «третий эдикт».

Таким образом, борьба еще более обострилась. Более слабые духом были освобождены из тюрем, в то время как те, кто был готов страдать до конца, столкнулись со всевозможными видами шантажа и угроз, с помощью которых их вынуждали отказаться от своей веры. Иногда попытки местных властей проявить милосердие выливались в прискорбные эпизоды, когда протестующих христиан волокли в суд, объявляли принесшими требуемую законом жертву и (не всегда вежливо) выдворяли из зала. Самых упорных отправляли (часто в плачевном состоянии) назад в тюрьму, где они яростно молились до следующего раза… И пока существовали такие люди, правительство не могло считать себя победившим.

За 13 дней до официального окончания торжеств Диоклетиан, будто влекомый дьяволом, внезапно покинул Рим и направился домой. Еще не доехав до Равенны, он простудился; и, хотя его приближенные, как могли, старались облегчить для него путешествие, в Никодемию Диоклетиан прибыл полностью больным и разбитым. Христиане не преминули указать, что удача отвернулась от Диоклетиана, когда он начал преследование христиан.

Когда же он подписал третий эдикт, его звезда закатилась.

Диоклетиан не появлялся на публике до 1 марта, а когда вернулся, был очень слаб, словно сам Бог указал на него обвиняющим перстом, и создавалось впечатление, что он больше не вернется к активной жизни.

Диоклетиан всегда считал началом своего правления день смерти Кара в 283 году. Через десять лет он назначил цезарей. Если считать от этой даты, двадцать лет истекли в 303 году, и 17 сентября 304 года двадцатая годовщина избрания Диоклетиана должна была отмечаться в Халкедонии. Срок пришел, но Диоклетиан не сложил своих полномочий и, казалось, не собирался этого делать. В начале года произошло событие, из-за которого он меньше, чем когда-либо, хотел выпустить бразды правления из своих рук. Этим событием было оглашение четвертого эдикта, выпущенного, когда он еще не оправился от болезни. Согласно этому эдикту, политика властей коренным образом пересматривалась и последователям христианства теперь грозила смертная казнь. Реально автором этого эдикта был Максимиан.

Теперь Диоклетиану пришлось признать, что Галерий медленно, но верно добился неограниченной свободы действий и реальной власти. Попытка обуздать его провалилась. Иовий чувствовал, что надвигается катастрофа.

Галерий прибыл в Никомедию. Он уже заручился обещанием Максимиана уйти в отставку вместе с Диоклетианом и теперь явился к августу. После долгих и бесплодных разговоров Галерий угрозами вынудил Диоклетиана, больного и находившегося в политической изоляции, сложить с себя полномочия. Появление Галерия в Никомедии фактически означало переворот. Он не просто заставил Диоклетиана отречься от власти, но добился назначения своих протеже на освободившиеся посты цезарей.

Его триумф казался полным. Констанций, которого все происходящее касалось самым непосредственным образом, был далеко и почему-то хранил молчание.

После отставки Диоклетиана и Максимиана Констанций и Галерий получили титул августа. Согласно первоначальному плану, новыми цезарями должны были стать Максенций, сын Максимиана, и Константин, сын Констанция. Галерий утверждал, что не сможет работать с Максенцием, а о кандидатуре Константина не желал даже слышать. Он хотел видеть рядом с собой людей, на которых бы он мог полностью полагаться в проведении своей политики. На удивленный вопрос Иовия, кого он же предлагает назначить цезарями, он назвал одного из своих полководцев – Севера и своего племянника Максимина Дазу. Галерий упорствовал, и Диоклетиан в конце концов согласился, заявив, что он снимает с себя всякую ответственность.

У него, собственно, и не было выбора: он знал, что его схема тетрархии не предусматривала никакого механизма, позволявшего разрешать споры о престолонаследии.

Такое решение означало смертный приговор христианской церкви.

Не дожидаясь 17 сентября, Диоклетиан 1 мая 305 года отрекся от власти. Церемония проводилась с соблюдением всех формальностей. Диоклетиан выступил перед собранием военных со своей последней речью.