Оптимистическая трагедия одиночества - Ольга Порошенко

В одиночестве заложен принцип дифференциации, одним из эффектов которого может быть законченность, порождающая прерывистость. Интенциональная «самость» вследствие этой дифференциации уже не является «самостью», а является одиночеством – моментом появления конкретной субъективности в результате разнообразных видов коммуникации, которая в своей общей форме имеет аспекты интерсубъективности. Эта субъективность сущностно не адекватна эмпирической самости или идентичности и потому носит название «безликость» или «Некто». Рассмотренное выше «сущностное одиночество» носит черты «чистой формы» в феноменологической философии, и поэтому принадлежит Никому. В данном случае одиночество необходимо понимать как анонимность, как место и время без личности.

Состояние одиночества проявляет свою непосредственную связь с эстетическим в двух аспектах: тема «языка одиночества» и тема «игры». Одиночество человеческой души бесконечно, и там нет слов. Это объясняется тем, что люди практически не могут объяснить свое собственное состояние. Находясь в состоянии глубокого одиночества человек становится своего рода глухонемым, поскольку он уверен в том, что переживаемое им больше не переживает никто. Недостаток психологических исследований проблемы одиночества объясняется именно объективной неспособностью «пациента» полно и четко рассказать о переживаемом. Возникает проблема «языка» для оформления «сиюминутных переживаний». Психолог Р. Хобсон считает, что «самый подходящий для этого язык – поэзия»[56].

Именно с этим связано преобладание художественных произведений об одиночестве, но не строгих научных анализов. В литературном творчестве проблема одиночества выходит не просто на определенный эстетический уровень, но и предполагает определение сущего через эстетическую реальность как момент познания. Поэзия здесь (в состоянии одиночества) не литературное украшение, а наиболее подходящая форма сочетания слов для объяснения того, что происходит с «пациентом». Язык поэзии и ее «эффект» необходимы для создания условий понимания характера протекания определенных моментов внутреннего мира человека. «Немота» одиночества объясняется еще и тем, что «одиночество» – это субъективный термин. Строго говоря, можно сказать: «Я одинок», но не «Он одинок». Смысл одиночества не может быть схвачен через определение «симптомов». Одиночество – это специфичное состояние, содержащее в себе «не-бытие». Л. Витгенштейн писал: «Где никто не может говорить, там всякий должен молчать». Стремясь понять самые важные вещи о мире и о себе, относящиеся к мировоззрению, мы почти неизбежно сталкиваемся с концептуальными препятствиями, заключенными в схемах языка. Все в мире осмысливается через призму понятийно-речевых форм, которые, к сожалению, не всегда способны адекватно решить те или иные задачи. Непроясненность и неоднозначность понятийного аппарата часто приводит к несоответствию языковых форм внутренним переживаниям человека и таким образом неизбежно возникает проблема непонимания и невозможности человеком адекватно самовыразиться посредством слов, что, в свою очередь, ведет к состоянию одиночества. По мнению Витгенштейна, неверен утвердившийся в философии ментализм, который связан с представлениями о сугубо внутренних, скрытых психических актах, процессах сознания, якобы совершенно отличных от речевых и других внешних проявлений. Например, языковые выражения, фиксирующие эмоциональные состояния (горе, радость, надежда), подразумевают типы поведения, которые в разных вариациях повторяются в ткани жизни в определенных обстоятельствах в сочетании с выражением лица, действиями и пр. В силу этого обстоятельства при анализе проблемы одиночества необходимо рассматривать в единстве гамму языковых выражений и соответствующие им эмоциональные состояния.

Еще одна причина одиночества, предложенная А. Ф. Лосевым в работе «Философия имени» (1927 г.), заключена в непонимании человеком значения имени, то есть человек, для которого нет имени, для которого имя – только простой звук, а не сами предметы в их смысловой явленности, этот человек глух и нем, живет он глухо – немой действительностью. Имя, в понимании Лосева, есть жизнь, и только в имени обоснована вся глубочайшая природа социальности во всех бесконечных формах ее проявления. Отвергать это означает впадать не только в антисоциальное одиночество, но и вообще в античеловеческое, в антиразумное одиночество, в сумасшествие. Если личность не настроена враждебно к миру, то существование состояния одиночества концептуально необходимо. Если бытие «с другими» есть первый способ человеческого бытия, то бытие «в одиночку» есть способ второй. Бытие в одиночку в позитивном смысле принимает форму SOLITUDE, которая является конструктивным способом бытия отдельно от других для того, чтобы быть собой. SOLITUDE отличается от LONELINESS – негативного характера эмоционально-чувственного переживания бытия в одиночку. SOLITUDE заключает в себе добровольное социальное и эмоциональное освобождение от других и предполагает, обычно, физическое расстояние. Простое пространственное расстояние не всегда необходимо и не является существенным условием для SOLITUDE. SOLITUDE желательно не только как отдых, убежище, акт рефлексивности, творчество и индивидуальное совершенствование, но и как коррелятивное понятие общественному развитию. Пребывать в одиночестве, принимаемом позитивно или негативно, предполагает специфичный и изначальный способ человеческого бытия. SOLITUDE означает: быть с другими в том или ином, но позитивном способе существования. Для успешного со-существования людям требуется равнозначно и SOLITUDE, и социальность. Остальное бытие человека в мире является приобретенным через функции сознания и проявляется в различных комбинациях, в зависимости от культуры, возраста, уровня образования, личностных ценностей и т. д. SOLITUDE являет собой дополнительный способ бытия, содержащий в момент последнего анализа положение человека в мире и его отношение к последнему. В течение жизни индивиды различными способами пытаются, но обычно не могут завоевать и признать необходимость одиночества.

В процессе познания человек посвящает свое внимание только видимому и ощутимому в бытии. «Я» в этом случае находится там, где сосредоточено его внимание, остальное для него не существует. Иногда боль, внутренняя тревога возвращает внимание человека от внешнего космоса к себе самому. Но оно не приучено сосредоточиваться внутри и вновь хватается за окружающие вещи. Это естественная деятельность сознания. Сосредоточенность на своем внутреннем мире можно назвать феноменом, и он предполагает две вещи: нечто побудившее субъекта перестать интересоваться окружающим или нечто привлекшее его внимание к собственному внутреннему миру, то есть к своему «Я» – и заставляющее его начать смотреть внутрь самого себя. Чем объемнее процесс познания, тем чаще «Я» погружается в самого себя, в свою «исключительную интимность». Что может побудить субъекта перестать интересоваться окружающим? Это трагедия. Страдание является причиной интимизации сознания. Одиночество отражает тягостный разлад личности, господство дисгармонии, кризис «Я». Весь мир окрашивается в трагедийные тона и начинает восприниматься как малозначимый, лишенный смысла и ценностей. Человек, побывавший в области трагедии, начинает иначе думать, иначе чувствовать, иначе желать. Эта область должна помочь «Я» в его стремлении возможными способами преодолеть свое одиночество. «Я» нужно выйти за пределы самого себя, освободиться из темницы, привести в соответствие с окружающим миром, излечить от погруженности в себя насколько это возможно.

Необходимо, чтобы «Я», не теряя при этом интимности, соприкоснулось с миром, коренным образом отличающимся от него, и вышло за свои пределы в этот мир. Чтобы «Я» было в одно и тоже время внутренним и внешним.

На протяжении всей истории человечества, в форме каждый раз все более сложной и насыщенной, циклически повторяются три момента: человек чувствует себя погибшим, потерянным в вещном мире (это стадия смятения); человек, совершив энергичное усилие, погружается в себя, чтобы выработать идеи о вещах и о возможном овладении ими (это стадия самоуглубления); человек снова погружается в мир, чтобы действовать в нем по заранее разработанному плану (это стадия действия). В нашем случае первая стадия – это причины осознания конкретным человеком своего одиночества; вторая стадия – преодоление страха перед возникшими проблемами, изменение точки зрения данного человека на свои проблемы; и наконец третья – выбор способа действия, исходя из изменения внутренних потребностей данной личности.

Устремленность в мир осуществляется не только сознанием, но и человеческим существом в целом. Так, в философии Ортеги-и-Гассета трансцендентальной субъективностью является не «чистое» сознание, а именно жизнь. Осмысление человеком своего бытия и обстоятельств происходит как проявление его жизни. Интеллектуальное действие – это элемент жизни. Человек «интимно сопричастен объекту», он «заодно с объектом». Одиночество как место очищения необходимо человеку, который связан подлинными отношениями с миром; оно необходимо ему в промежутках между неизбежными неудачами и восхищениями – так уж мы устроены. Если же одиночество – оплот обособления, где человек ведет диалог с самим собой не для того, чтобы испытать и подготовить себя к тому, что ожидает его, а для эгоистического упоения своим душевным строем, тогда перед нами не что иное, как настоящее вырождение духа. Нужно всегда помнить о своей самостоятельности, пока человек рассчитывает на поддержку общего, пока он боится потерять почву под ногами (в лице общественности), он во власти своего злейшего врага.