Косьбище - В Бирюк

Очень захотелось блевать. Даже не всматриваясь во всё то, что там белеет и чернеет. Но нельзя -- проявление слабости. Тем более, что за потоком подробностей, высказываемых местными, явно сквозит меленькое такое любопытство: "а чего этот боярыч теперь делать-то будет?".

Ну и как из этого... дерьма выбираться? Выключаем собственный ливер. Напрочь, наглухо. Включаем мозги -- анализируем картинку.

Натюрморт. Или пейзаж? Явно не батализм с маринизмом. Нет, всё-таки натюрморт. Есть плод, и есть "морт". А всё вместе -- сплошной местный "натюрлих". Что в переводе с немецкого означает - "естественно". Естественно то, что муж властен над женой своей. Вплоть до "живота". Жизни. Чужую жену убить -- вира двадцать гривен, половинная. А свою... - нет в "Правде" такой статьи. Максимум -- местный поп епитимью наложит. Вот если б она его... Тогда всё понятно, процедура прописана, соседи, под руководством облечённых властью, приступают к исполнению наказания. Вплоть до царя Петра -- смертная казнь путём закапывания в землю по шею.

"Если встретишь Джавдета -- не трогай. Он мой". Только красноармеец Сухов по Туркестану ходил. А здешних баб откапывать некому. Так что, зарывают русских красавиц в русские же суглинки. Живьём. До смерти. По закону. Который -- от дедов-прадедов. И будут зарывать. От этого дня -- ещё пять с половиной веков.

Калитка распахнута, но весь народ с этой стороны. Линия палисадника работает как невидимая граница. В трёх шагах -- мокрая, тёмная куча, которая пару-тройку часов назад стояла у ворот в конюшне и, заткнув в рот концы своего платка, подвывала, глядя на наказание своего мужа. Я её пожалел. И кузнеца пожалел. А надо было... вложить полста ударов. Так чтобы он и не поднялся. А в кузне бы я и сам справился. Ну, пропотел бы, подёргался... Надо -- было... Как говорит один персонаж у Шолом Алейхема: "Если бы я был такой умный как моя жена потом". А я - "не умный". И эта женщина... уже совсем "потом".

Её муж, он же организатор убийства, сидит на крыльце домика. Скособоченный -- не на всем сидеть можно, держится за столбик. Между ними - на дорожке, посыпанной речным песком, - непосредственный убийца. Радостный дебил. Та же детская улыбка на лице, тот же кузнечный молот на плече.

Поговорим об адекватности, аутентичности и ограниченной ответственности. Если очень хочется. "И не ведают они что творят". Очень может быть. Только это не ко мне, с этим - к ГБ. К Господу Богу. Он - всеблаг, а я чётко понимаю, что когда молот ломал этой бабе хребет и рвал лёгкие, ей было мало интересно насколько у "ярого малого" ограничена правоспособность. Точно такое же странное отсутствие интереса к официальному заключению лечащего психиатра будет испытывать любой следующий персонаж, который попадёт под данное милое сочетание невинной улыбки и падающего железа. Причём, очень может быть, следующим буду я сам.

А что с этой стороны заборчика? Мои здесь, но Чарджи нет. Значит, нет ни его лука, ни метательных ножей. Ивашко с Ноготком пойдут за мной, но у них оружие для близкого боя. На дистанции этого молота. Возможны потери. Да просто обязательно будут! Кого выберем для похорон? Среди моих?! Ну, тогда я сам.

Пока это всё крутилось в мозгу, в душе постепенно нарастал кураж. Это очень хорошо, что я так выложился на Марьяшке. В голове просветлело. Всякая суетливость, мелочь эмоциональная -- отпала. У меня сейчас не капризность с раздражённостью, это уже радость боя пошла.

"Всё, всё, что гибелью грозит,

Для сердца смертного таит

Неизъяснимы наслажденья --

Бессмертья, может быть, залог!

И счастлив тот, кто средь волненья

Их обретать и ведать мог"

Гений Пушкина в форме монолога "адреналинового наркомана".

Я шагнул к открытой калитке. Вся моя команда, включая Сухана, двинулась следом. Даже Николай затесался. Какой-то мужичок из конюхов, ухватил меня за рукав:

-- Те чё, паря? Сдурел? Этот блаженный из тебя мозги только так вышибет. Он же слов не понимает. Он же...

-- Руку убери.

-- Чего?

-- Убери руку. Я тебе не "паря". Я - боярыч Иван.

-- Дык.... Дык ему жешь всё равно! Он жешь не разумеет! Он жешь...

-- Так и мне - всё равно. Но я ещё и разумею. Мужи мои! (Ну и обращеньеце -- не то господин заговорил, не то жертва многомужества). Без моей команды не лезть. Ежели что -- меж собой не свариться, поделить всё поровну. Сухана берегите. Ивашка -- старший.

-- Господине! Дык кто ж, кроме тебя, с Суханом сладит? Дык ему ж никто и слова...

-- Значит, придётся возвращаться живым. Исключительно из-за Сухана. Слово сказать.

И я шагнул за линию калитки. Сзади ахнули, взвизгнули. Затихли. Намертво. А я сделал четыре своих коротеньких шажка и опустился на корточки у головы убитой женщины.

Острый запах крови и мочи. Вокруг ночная прохлада. Пожалуй - уже предутренняя. Ни мух, ни обычных сельских запахов. Сильный аромат каких-то ночных цветов и острая приторно-удушающая вонь свежей крови. Удар был очень сильным, голова женщины вывернулась, и её лицо смотрит в лицо мне. Глаза открыты. Выражение ужаса и спешки. Не то -- ужасной спешки, не то - поспешного ужаса. Нормальное состояние многодетной матери-домохозяйки. Особенно, когда на неё падает кузнечный молот. Интересно, а ещё дети у них есть? Плоховато я осведомлён о гражданском состоянии местных жителей.

Ага, а вот и молотобоец двинулся. Кузнецу от крыльца меня видно плохо, вот он и затянул с отдачей команды. Или ошалел от моей наглости. Но теперь озвучил: "Бей его! Бей!". Малый пошёл на меня, улыбка на лице стала шире. На мне шапочка, под шапочкой косыночка, под косыночкой -- косточки тоненькие. Под костями - я сам. И будет мне самому сейчас команда: "а ну-ка, разлетелся быстро во все четыре стороны!". И защититься мне нечем. Даже дрючок мой берёзовый где-то в лесу лежит. А малый уже и молот с плеча скидывает.

Молотобоец бьёт не так как воин, и даже не так как лесоруб. Молот сначала опускается к ноге. Затем двумя руками проводится за спиной полукругом вверх, и потом идет прямой удар сверху вниз прямо перед собой. Этот замах из-за плеча -- уникальная часть кузнечного удара. Ещё так сваи забивают. Тоже молотом. Замах получается очень длинный, корпус долго открыт. Был бы у меня с собой дрючок или даже шашечка моя -- я бы до его тела достал. А уж найти болевую точку... Испортил бы я ему замах. Но ничего нет. И, честно говоря, как-то вид этой кузнечно-прессовой махины меня несколько смутил. Проще - проспал я момент.

Молот - не сабля, и даже не топор. Косых ударов этим инструментом в природе не наблюдается. Молотобоец всегда бьёт прямо перед собой. Пятно вероятного удара -- с локоть диаметром. Достаточно просто уйти из этого пятна. Что я и сделал -- отскочил, прямо с корточек, чуть назад. Кузнец что-то орал с крыльца, молотобоец, уже выкинув молот над головой, сделал ещё шаг вперёд, радостно улыбаясь мне в лицо, и... полетел. Тоже вперёд. Носом, молотом, всем телом.