Приключение Гекльберри Финна (пер. Ильина) - Марк Твен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отошел я, наконец, от берега, потный, запыхавшийся, и припустился вдоль островка вдогон за плотом. Все было ничего, пока островок не закончился, в нем и длины-то оказалось от силы ярдов шестьдесят, а едва миновав его оконечность, я окунулся в сплошной белый туман, и представлений о том, куда меня несет, сохранил ровно столько же, сколько их обычно бывает у покойника.
Ну я и думаю: грести никакого смысла нет, этак я и ахнуть не успею, как врежусь в берег, или в другой такой же островок, или еще во что; буду сидеть спокойно, пусть меня течение несет, хотя в таком положении сидеть сложа руки дело очень не легкое. Покричал я немного, прислушался. И откуда-то снизу донесся до меня крик, — совсем слабенький, но у меня и от него на душе полегчало. Полетел я на него, а сам все прислушиваюсь. И когда крик раздался снова, я понял, что плыву вовсе и не на него, что слишком сильно взял вправо. Ну а в следующий раз выяснилось, что я влево лишку забрал, в общем, совсем я к нему не приближался, потому что плавал кругами, да метался из стороны в сторону, а крик все время звучал впереди.
Ну что бы, думаю, Джиму, дураку этакому, не догадаться взять сковородку да и бить в нее, не переставая, — нет, эта мысль ему в голову не пришла, он покричит-покричит и умолкнет, и эти-то паузы меня с панталыку и сбивали. Я все шел и шел вперед и вдруг слышу: крик сзади доносится. Тут уж я совсем запутался. Либо, думаю, это другой кто кричит, либо я развернулся и вверх плыву
Бросил я, значит, весло, сижу. Слышу, опять кричат, пока еще сзади, но уже в другом месте; крики все повторялись, все смещались, я все отвечал на них, пока они опять спереди доноситься не стали, и я не понял, что течение развернуло челнок и теперь все будет в порядке, если, конечно, это Джим, а не какой-нибудь плотогон надрывается. В тумане же голос не разберешь, в нем все и выглядит, и звучит по-другому.
Крики продолжались, и примерно через минуту я увидел, что меня несет на крутой берег с дымчатыми призраками больших деревьев на нем, но тут течение бросило челнок влево и потащило среди каких-то коряг, вокруг которых вода аж бурлила, такая здесь быстрина была.
А еще через секунду-другую я снова оказался в сплошной белизне. Сидел неподвижно и слушал, как у меня сердце колотится — думаю, на один мой вдох-выдох ударов сто приходилось.
Я сдался. Потому как понял что к чему. Этот крутой берег был островом, а Джима затащило на другую его сторону. И был он не намывным островом, мимо которого можно минут за десять проплыть, а настоящим, большим, лесистым, миль, может, в пять-шесть длиной и в полмили шириной.
Думаю, минут пятнадцать я просидел, не шевелясь, навострив уши. Течение тащило меня со скоростью четыре или пять миль в час, но это было совсем не заметно. Нет, мне казалось, будто челнок неподвижно стоит на воде и, если мимо проскальзывала какая-нибудь коряга, я вовсе не думал, что это меня так быстро несет, а, затаив дыхание, говорил себе: надо ж! эк она разогналась. Если вы думаете, что человека, попавшего ночью в туман, не заедает уныние и одиночество, попробуйте сами в нем посидеть и посмотрите, что с вами будет.
Потом я около получаса покрикивал время от времени и, наконец, расслышал ответ, очень далекий, и попытался поплыть на него, да не смог, потому что попал, как я вскоре понял, в целый лабиринт намывных островков, они смутно выступали из тумана с обеих сторон от меня, иногда я различал и узкую протоку, которая отделяла один от другого, а иногда ни одного островка не видел, но знал, что они где-то рядом, потому что слышал, как течение ворошит свисающие с их берегов старые сохлые кусты и прибившийся к ним сор. Ну, среди этих островков я скоро и внимание-то на далекие крики обращать перестал, погонялся было за ними немного и понял — это все равно что за блуждающим огоньком гоняться. Вот уж не думал, что звук может так шустро перескакивать с места на место и доноситься всякий раз с другой стороны.
Раза четыре-пять я вынужден был, чтобы не врезаться во внезапно выскочивший из воды островок, с силой отталкиваться веслом от его берега; и мне пришло в голову, что и плот, наверное, прибивает время от времени к таким островкам, иначе его унесло бы совсем далеко, и я давно уж ничего бы не слышал — он ведь шел немного быстрее моего челнока.
Ну вот, в конце концов, течение снова вытащило меня на открытую воду, однако криков я никаких больше не слышал. И решил, что Джим, скорее всего, налетел на какой-нибудь топляк, тут ему и конец пришел. Я здорово устал, и потому лег на дно челнока и сказал себе, что с меня хватит. Засыпать мне, конечно, не хотелось, однако меня до того клонило в сон, что я решил все же подремать, совсем недолго.
Но, видать, получилось не так уж и недолго, потому что, когда я проснулся, в небе ярко сияли звезды, от тумана и следа не осталось, а челнок мой несло кормой вперед по большой излуке. Я не сразу сообразил, где нахожусь, подумал, что мне все это снится, а когда воспоминания стали возвращаться ко мне, то оказались они какими-то смутными, точно все на прошлой неделе произошло.
Река в этом месте была страх какая широкая, оба ее берега заросли высоченным, густейшим лесом, казавшимся при свете звезд сплошной стеной. Я взглянул вниз по течению и различил на воде какую-то черную крапину. Поплыл к ней, но когда, наконец, нагнал, она оказалась просто-напросто двумя связанными бревнами от плота. Тут я увидел другую такую же и погнался за ней, потом третью и вот уж эта была тем, что я искал. Нашим плотом.
Забрался я на него и сразу увидел Джима — он сидел и спал, свесив голову между колен и держа правую руку на рулевом весле. Второе весло было разбито в щепу, плот покрывали листья, ветки, грязь. Похоже, досталось ему — выше ушей.
Я привязал челнок, улегся на плот под самым носом Джима, зевнул, потянулся, так что кулаком по Джиму заехал, и говорю:
— Привет, Джим, я что, заснул? Чего ж ты меня не растолкал?
— Милость божья, это ты, Гек? Не помер — не потонул — воротился? Глазам своим не верю, голубчик, просто глазам не верю. Дай мне посмотреть на тебя, дитя, дай пощупать. Нет, точно не помер! Вернулся назад, живой-здоровый, все тот же старина Гек, хвала небесам!
— Да что с тобой, Джим? Ты виски напился?
— Напился? Я напился? Да когда мне пить-то было?
— Так чего ж ты такую околесицу несешь?
— Какую околесицу?
— Какую? Бормочешь, что я вернулся и прочее, будто я уходил куда.
— Гек… Гек Финн, посмотри мне в глаза, посмотри в глаза. Ты разве не уходил?
— Уходил? Господи-боже, о чем ты? Никуда я не уходил. Да и куда мне уходить-то было?
— Нет, постой, погоди, тут что-то не так. Это я — или еще кто? Я в своем уме или как? Вот что я хочу знать.
— Ну, думаю, это ты, даже и не сомневаюсь нисколько, но, по-моему, у тебя, старого обормота, ум за разум зашел.
— Значит, я это я? Ладно, тогда ты мне вот чего скажи: разве ты не уплывал в челноке, чтобы плот на островке привязать?
— Нет, не уплывал. И на каком еще островке? Я и островка-то никакого не видел.
— Не видел? Послушай, Гек, разве плот не сорвался, и не уплыл по реке, а ты не остался сзади и не потерялся в тумане?
— В каком тумане?
— Да в тумане же! — в тумане, который тут всю ночь провисел. И разве ты не кричал, и я не кричал, и мы не заблудились среди островов — один потерялся, а другой все равно что потерялся, потому как не знал, где он есть? И разве меня не било об эти чертовы острова, разве я не перепугался до смерти, да и вообще чуть не потоп? Разве не так все было, сэр? Ответьте.
— Ну это уж ты заговариваться начал, Джим. Не видел я никакого тумана, и островов тоже, все было тихо-мирно. Я целую ночь просидел вот на этом месте, с тобой разговаривал, а минут десять назад ты заснул и я, видать, тоже. Насосаться ты за это время никак не мог, стало быть, тебе все это приснилось
— Да черт побери, как же мне столько всего за десять минут присниться могло?
— Выходит, как-то приснилось, потому что ничего этого не было.
— Слушай, Гек, я же все так ясно видел, как…
— Какая разница, ясно-неясно, не было же ничего. Уж я-то знаю, я все время здесь сидел.
Джим минут с пять промолчал, обдумывая все. А потом говорит:
— Ну тогда ладно, Гек, похоже, и вправду приснилось, но, черт меня задери, если я когда-нибудь видел такой яркий сон. Да и не уставал я ни от одного так, как от этого.
— О, это, как раз, штука нередкая, бывает, что и во сне устанешь, как наяву. А этот сон тебя, похоже, совсем измотал. Расскажи-ка мне его поподробнее, Джим.
Джим принялся за дело, рассказал мне все, что с ним случилось, от начала и до конца, но, конечно, с прикрасами. А потом сказал, что надо этот сон «тренпретировать», потому как он был послан нам в остережение. Сказал, что первый намывной островок обозначает хорошего человека, который захочет сделать нам добро, а течение — другого человека, который оттащит нас от первого. Крики — это предупреждения, которые мы время от времени получаем, и если мы не будем стараться понять их, то они нас не только не спасут от беды, но как раз до нее и доведут. Множество островков — это неприятности, которые мы можем нажить, встречаясь со всякими забияками и вообще с дурными людьми, но, если мы не станем лезть в чужие дела, и отвечать этим людям бранью на брань, и злить их, то избавимся от них и выйдем из тумана на широкую, чистую воду, которая есть свободные штаты, а там уж все будет хорошо.