«Левые взгляды» в политико-философских доктринах XIX-XX вв.: генезис, эволюция, делегитимация - Анатолий Рясов

Одной из отличительных черт насеровской теории было отождествление идеалов «арабского социализма» и социальных концепций ислама. Г.А.Насер пытался трактовать ислам как доктрину, имеющую в своей основе социалистическую миссию[141], и придавал большое значение теологическому обоснованию своих социально-экономических разработок, утверждая, что источником идей и самим духом его действий является Коран.[142] В то же время для Г.А. Насера были характерны и секуляристские заявления[143], признание свободы вероисповедания и убеждений, требование ликвидации шариатских судов.

Во внешней политике период правления Г.А.Насера характеризовался четко выраженной антиимпериалистической направленностью; кроме того, стремясь оградиться и от идеологического влияния СССР, египетский президент внес непосредственный вклад в создание Движения неприсоединения. А внутри страны происходило активное наступление на крупный частный капитал, что обеспечило быстрый рост государственного сектора. Однако этот курс в итоге привел к тому, что в созданных политических структурах быстро стала складываться новая, постреволюционная элита. Несмотря на принятие традиционных для «левых» законов (о социальной защите, о бесплатном обучении, о семичасовом рабочем дне, об участии рабочих в распределении прибыли предприятий, об обязательном представительстве рабочих и служащих в административных советах компаний и др.), к 70-м гг. ХХ в. четко выраженный этатистский характер доктрины Г.А.Насера стал определяющим в политике египетского правительства. Такие неотъемлемые черты государственного социализма, как укрепление авторитарных тенденций, трансформация революционной теории в средство легитимации власти новой элиты, превращение авангардной политической организации в часть бюрократического аппарата, контролирующего экономическую жизнь страны, особая роль армии как опоры правящего режима, нейтрализация любых (в том числе и «левых») оппозиционных организаций были в полной мере присущи и насеровскому политическому курсу.[144] «Революционный национализм» неизбежно эволюционировал «вправо», а после смерти Г.А.Насера в 1970 г., новый президент страны – А.Садат подверг серьезной корректировке прежние установки и фактически отказался от насеровского курса.

Опыт насеровского Египта в построении «государственного социализма национального типа» оказал серьезное влияние на распространение и эволюцию «левых взглядов» в арабском мире. В ряде арабских стран были осуществлены революции под «левыми» лозунгами, и в этих государствах начались модернизационные процессы, во многом напоминавшие происходившее в Египте. Вместе с тем, каждый из «национальных социализмов», провозглашавшихся в арабских странах стал попыткой оспорить лидирующую роль Египта как «законодателя» социалистических идей в арабском мире.

Так, после захвата власти «левым» крылом Фронта национального освобождения Алжира (ФНО) в качестве идеологической доктрины в стране был провозглашен «алжирский социализм». Правительство Алжира издало декреты о создании системы рабочих самоуправлений и о дефиниции принципов распределения прибылей предприятий, руководимых комитетами трудящихся.[145] Ключевым звеном выработанной стратегии стала индустриализация, установление государственного контроля над жизненно важными отраслями и сферами экономики, провозглашалось сочетание централизованного руководства экономикой с широкой инициативой коллективов трудящихся по корректированию деятельности администрации и совершенствованию механизма управления производством. Однако создание национального государства с общественными структурами, соответствующими развитым странам, должно было сочетаться с сохранением традиционных духовно-культурных ценностей.[146]

На практике политический режим в Алжире подпадал под определение «революционной диктатуры» во главе с «единственной авангардной партией», которой в 1963 г. был провозглашен ФНО. Институционализация Фронта как правящей партии стала одним из основных элементов политики социалистической ориентации, «алжирский социализм» постепенно сводился к укреплению личной власти президента (с 1963 г. – А. Бен Беллы, а с 1965 г. – Х.Бумедьена), а идеологические разработки носили аморфный характер, отличались декларативностью[147] и были направлены в большей степени на легитимацию власти, чем на серьезный теоретический анализ алжирской действительности. Политику алжирской элиты отличал акцент на национализм и ислам, пронизавших всю структуру официальной идеологии и составивших базисный элемент общественно-политической доктрины алжирского руководства.[148]

Главным идеологическим документом правительства Х.Бумедьена, представившим развернутое теоретическое обоснование социалистического выбора, стала Национальная Хартия Алжирской Народно-Демократической Республики, принятая в 1976 г, согласно которой социализм в Алжире не представлял собой системы, «импортированной извне, навязанной нации».[149] Следует также отметить особую роль армии – главной политической силы и гаранта осуществления социальных преобразований в системе государственной власти.[150] В действительности, решающая роль армии и единовластие правящей партии ФНО, провозгласившей социалистические принципы, обеспечили все условия для создания политической системы, в которой ее властные структуры получили возможность сформировать механизм, позволявший осуществить максимальную централизацию управления и тотальный контроль над всеми сферами жизнедеятельности общества.

Несколько иная форма «государственного социализма национального типа» оказалась представлена в доктрине Партии арабского социалистического возрождения – ПАСВ.[151] В начале 50-х гг. ХХ в. созданная в Сирии ПАСВ и ее региональное отделение в Ираке стали активными участниками развивавшегося в обеих странах политического процесса. Выходя на политическую арену, ПАСВ провозглашала себя общеарабской организацией, риторика которой основывалась на идее воссоздания единой нации, жизнеспособности которой угрожала фрагментация арабского мира, унаследованная от прошлых эпох и закрепленная колониальной системой. Идея возрождения в политической доктрине ПАСВ оказалась неразрывно связана с социалистическими постулатами. Несмотря на то, что ряд теоретиков баасизма (в том числе один из главных идеологов и основателей партии М.Афляк) получили образование в Европе, в своих теоретических разработках они подчеркивали сугубо арабский характер выдвинутой ими задачи построения социализма. Согласно концепции баасистов, осуществление социализма в отдельно взятой арабской стране, в частности в Сирии, было нереально.[152]

«Баасистский социализм» как и «насеровский» выступал за постепенное отмирание классового противоборства. Еще одним из центральных пунктов расхождения с марксизмом, стало признание частной собственности как естественного права личности и тезис о сохранении ограниченной частной собственности на средства производства. Однако баасисты, претендуя на самостоятельную роль в «левом движении», определили свое отношение к коммунистам как сотрудничество «без идеологического подчинения».[153]

После превращения руководства ПАСВ в правящие элиты Сирии и Ирака, перспективы создания общеарабского государства становились все более сомнительными.[154] Попытка создания коалиции «левых» в Сирии и Ираке вылилась в непрекращавшееся межпартийное соперничество, принимавшее форму противоборства различных политических течений, групп и лиц в рамках фронта «левых сил». Регионалистские тенденции начинали проникать и в саму ПАСВ. Изначально единая партия раскалывалась на две фракции: сирийскую и иракскую, которые стали функционировать фактически самостоятельно, хотя каждая из них считала себя вправе говорить и действовать от имени всего баасистского движения, продолжая трактовать ситуацию разделения на региональные организации как временную.[155]

Принятые в 70-х гг. ХХ в. конституции Сирии и Ирака демонстрировали движение каждого из уже самостоятельных баасистских партийных образований по пути легитимации собственной власти и созидания независимых национальных социально-политических пространств. Довольно глубокие, хотя и не коренные социальные преобразования в обеих странах сопровождались широкими кампаниями по идеологизации масс, укреплением авторитарных военно-политических режимов, созданием государственно-бюрократических аппаратов управления во главе с харизматическими лидерами-президентами – Х.Асадом в Сирии и С.Хусейном в Ираке. В обоих государствах идеологическая концепция баасизма вытеснила все другие теории на периферию общественного сознания и утвердилась в качестве господствующей, причем фактическая монополия ПАСВ на власть объявлялась политическими лидерами гарантией обеспечения национального единства. Однако если Х.Асад, при сохранении доминирующей роли Баас, тем не менее, допустил функционирование в Сирии других партий в рамках Прогрессивного Национального Фронта (ПНФ)[156], то при режиме С.Хусейна существование легальной оппозиции стало невозможным, а созданная структура общегосударственных органов и учреждений способствовала гомогенизации политического пространства и установлению в стране личной диктатуры.[157] Следует, впрочем, отметить, что апология партийного начала в Сирии и, в особенности, в Ираке вовсе не исключала опоры правящей элиты на армию и разветвленную систему спецслужб, что превращало насилие в основное средство сохранения власти.[158]