Некрасов в русской критике 1838-1848 гг. Творчество и репутация - Мария Юрьевна Данилевская

и планирование общих литературных предприятий. Оно подкрепляется событиями, происходящими в журнальном мире.

Если в 1840–1841 гг. Кони редактировал «Пантеон» и его журнал находился в полемических отношениях с «Репертуаром» (а в связи с этим противостоянием «Литературная газета» и «Отечественные записки» полемизировали с изданиями Н. И. Греча и Ф. В. Булгарина – «Северной пчелой» и «Русским вестником»), то в 1842 г. «Пантеон» сливается с «Репертуаром» и с XV книжки начинает выходить под редакцией Ф. В. Булгарина, а в 1843 г. редакция перешла к В. С. Межевичу, «перебежавшему» в 1840 г. из «Литературной газеты» в «Северную пчелу». Ход событий объясняет остроту памфлетных характеристик Кони и «перебежчика» Межевича в произведениях Панаева и Некрасова, тем более что негативное отношение к Межевичу определилось у Некрасова к 1841 г., у Панаева – еще ранее (Панаев ЛВ: 76, 169–170, 221–222).

Несмотря на характерную для памфлета гиперболизацию, сопоставительный анализ выявляет повторяющиеся подробности, позволяющие говорить о возможной фактической подоплеке.

Панаев в образе Гребешкова изобразил отчасти себя, отчасти В. С. Межевича (Панаев ЛВ: 108), отчасти же, несомненно, – Некрасова[216]. Б. В. Мельгунов, высказавший это соображение и также сославшийся на близость произведений Некрасова и Панаева[217], привлекает в качестве доказательства монолог Сочинителя из «философической сказки» В. Р. Зотова «Жизнь и люди».

Авторская принадлежность этого монолога Зотову, Некрасову или им обоим вызвала сомнения некрасововедов. А. М. Гаркави, автор комментария к стихотворениям Некрасова 1840–1855 гг. в т. I Полного собрания сочинений поэта, утверждает, что Некрасов не был соавтором Зотова и текст сказки «Жизнь и люди» весь принадлежит Зотову (I: 707). Б. В. Мельгунов, составитель «Летописи жизни и творчества Н. А. Некрасова» за 1843 г., счел нужным осветить проблему авторства отдельных фрагментов сказки (см. Летопись I: 519–520). Исследователь поддерживает предположение А. Ф. Крошкина о причастности Некрасова к этому монологу[218]. Возможно, намек на авторство содержался в рецензии О. И. Сенковского: в ней именно Белопяткин (псевдоним Некрасова) произносит монолог Сочинителя[219]. В монологе, как и в прозе Некрасова и Панаева, упоминаются неумеренные похвалы журналиста молодому поэту и сотруднику его газеты[220].

Был ли Некрасов негласным автором монолога Сочинителя (о чем промолчал Зотов, но могли догадаться современники), или он отредактировал текст Зотова, или Зотов самостоятельно написал для Некрасова этот монолог, хорошо зная историю прототипа Сочинителя, скорее всего, обсуждавшуюся среди знакомых, – вопрос, едва ли решаемый дальше предположений. Существенно другое: история Некрасова, сходным образом переданная им самим, Зотовым (?) и Панаевым, предстает как некое «литературное объяснение» журнальных отношений и утверждает определенные факты – даже принимая во внимание их гротескную заостренность.

Факты, актуальные для данного исследования, таковы: устная одобрительная оценка Кони, даваемая стихам Некрасова; устная одобрительная оценка его литературным способностям; стремление таким способом заполучить полезного сотрудника.

Оценка Кони драматических произведений Некрасова также нашла отражение в романе. Упомянув о преувеличенных похвалах «издателя газеты», Некрасов продолжает:

«Впрочем, надо заметить, что о достоинстве моего водевиля он отозвался довольно глухо и вовсе не упомянул о блистательном вызове, которым удостоила меня публика. Он сам подвизался на драматическом поприще и всякий посторонний успех почитал личною для себя обидою» (VIII: 213).

В сопоставлении с печатными отзывами Кони о водевилях Некрасова заметно произвольное обращение с фактами в пользу концепции: стихи Некрасова он неумеренно хвалит (в печати – молчит), о водевиле говорит скупо (на деле – сдержанно, но достаточно объективно). В то же время ревнивое отношение Кони к собственной славе и любовь к собственным произведениям – одна из знаковых черт его образа у Панаева и Некрасова, так же как «перебежки» Межевича. Она преувеличена в силу законов жанра, но, по всей видимости, узнаваема[221].

В целом в освещении Некрасова критические высказывания Кони выглядят как составляющая отношений между работодателем и сотрудником (хвалит, поощряет), но не как эстетический разбор или эстетическая программа. Такое освещение дает достаточно опытный литератор, каким был Некрасов во второй половине 1840-х гг. Его восприятие отличается от восприятия дебютанта на рубеже 1830-1840-х гг., в чьем представлении понятие критики синонимично понятиям «хвалят» или «ругают»[222].

Характер оценок Кони прослеживается в его суждениях о Некрасове как о сотруднике. В художественном освещении их отношений «издатель» «хвалит» новичка, на котором лежит малооплачиваемая повседневная работа; из-за низкой оплаты отношения приходят к конфликту; в ходе конфликта издатель отзывается о молодом литераторе как о человеке, лишенном таланта и не представляющем ценности для издания.

Обращаясь к эпистолярике, в письме Некрасова к Кони от 25 ноября 1841 г. находим несколько фраз, представляющих собой оценку Кони в пересказе Некрасова:

«В исчислении достоинств Вашего будущего сотрудника Вы намекаете мне, что во мне недостает аккуратности, деятельности, постоянной любви к труду и мало ли еще чего, даже и таланта, как, кажется, намекают некоторые слова письма» (XIV-1: 40).

Если большая часть качеств характеризует сотрудника, то оценка таланта прямо относится к творческой сфере, тем более что ее дает критик – критику, поэту, прозаику и драматургу, которому он же и указал творческий путь[223].

Однако оценка таланта дается не в рецензии, не в контексте разговора о творчестве, а в ситуации конфликта между работодателем и бывшим, ныне безработным, сотрудником. Судя по сделанному Некрасову предложению «писать, когда вздумается» (XIV-1: 40), то есть – без ограничений, в «Литературную газету», слова Кони о недостатке таланта представляются частью его манипулятивного поведения в ходе конфликта. Выявленные печатные отзывы Кони о Некрасове этого периода в контексте его деятельности не подводят к мысли, что эта оценка равнозначна итогу творческого роста Некрасова. Иными словами, оценка творческого потенциала Некрасова, выраженная Кони в письме, лишь формально, по видимости, может быть отнесена к литературной критике.

В качестве причин конфликта в анализируемых источниках называются 1) финансовые разногласия, 2) конфликт по поводу некорректных действий Некрасова в адрес Кони, известных Кони в пересказе Межевича.

Как представляется, пружины конфликта лежали глубже. Конфликт был обусловлен структурой отношений между Некрасовым и Кони, и подлинная (возможно, не высказанная Кони) оценка таланта Некрасова, его деловых и личных качеств сыграла в нем значительную роль.

§ 6. Репутация Некрасова и структура его отношений с Кони

Несколько биографических подробностей, на первый взгляд необязательных, но достаточно устойчивых в литературной репутации Некрасова, полезны для более полного представления о строе личности двух участников ситуации, Кони и Некрасова, и о характере их взаимоотношений.

В. Е. Евгеньев-Максимов в книге «Некрасов и его современники», приведя свидетельство А. Ф. Кони о стремлении отца «оберечь» Некрасова от привычек «бродячей и бездомной жизни», продолжает: