Расследование - Алексей Иванников

Было начало дня, но могла появиться мысль, что больше половины города не работает: по улицам шлялось такое количество людей, что приходилось лавировать и уступать дорогу слишком наглым и нахрапистым, или обгонять медленных и ленивых. Я хорошо знал адрес и примерное расположение института, и наверняка даже видел здание, не обращая на него раньше внимания: здесь были старинные и застроенные красивыми прочными домами улицы, где многие мечтали бы иметь квартиру, но слишком дорого стоило такое удовольствие и слишком многие стремились к этому. Даже мой шеф, главный редактор крупной газеты, не смог бы поселиться в этом месте, он только ворчал иногда, что кое-кто захапал себе слишком много, и другим не осталось ничего. Наверно, он был прав, а институт всю жизнь с самого основания располагался здесь, и его не смогли выкурить и согнать отсюда даже новые времена. Не исключено, что долгая осада всё-таки могла кончиться выселением, но пока он держался, существуя – почти как и всё остальное – непонятно как и за счёт чего: наверняка руководству делались разные предложения, и, возможно, приходилось даже отбиваться от назойливых и слишком активных деловых людей – по совместительству рыцарей меча и кинжала – но пока он ещё находился здесь, и надо было пользоваться моментом.

Когда я наконец нашёл улицу, то ожидал сначала, что смогу сразу определить нужное здание: однако ничего экзотического я так и не обнаружил; это была обычная улица с обычными трёх– и четырёхэтажными домами, и точный адрес пришлось искать уже по номерам. Институтом оказалось широкое трёхэтажное строение, у входной двери которого болталась вывеска; на вывеске мелкими буквами на чёрном фоне было выгравировано полное наименование, но только с близкого расстояния я смог разобрать их и понять, что это то самое заведение.

Внутри здание выглядело тоже вполне прилично: направо и налево длинной кишкой растягивался коридор, равномерно утыканный дверями, некоторые из которых иногда открывались и выпускали молодых в-основном людей: моего возраста и чуть моложе. Безусловно это были студенты, только непонятно было, почему они заняты такой суетой и чем обусловлено броуновское движение: если ещё продолжались занятия, что они делали в коридоре, а если всё давно кончилось, зачем они болтаются в институте. Конечно, они могли заниматься в творческих лабораториях или мастерских, что определялось спецификой заведения, но даже и такая работа могла выглядеть более спокойной и организованной, ведь нельзя же было утверждать, что в обстановке хаоса и беспорядка можно достичь высокого уровня мастерства? Такие вещи казались вполне логичными и целесообразными, а пока я хотел просто пройтись и посмотреть обстановку; сложно было определить, где в этом здании нужно искать следы пребывания Р.: может быть, всё-таки оставался кто-то, знавший его, или же следы Р. были рассеяны и растворены повсюду, и тогда почти невозможно было рассчитывать и надеяться на то, что я получу здесь что-нибудь существенное.

Сначала я двинулся направо; на дверях виднелись только цифры, а принадлежность и вид аудитории определить казалось абсолютно невозможно: для этого требовалось попасть внутрь, а я, конечно, не хотел мешать занятиям; меня просто могли попросить удалиться. Цифры висели трёхзначные и начинались с единицы, где-то за дверями стояла тишина, а где-то было шумно, разговаривали люди или звучала музыка. Я не сомневался, что в таком месте собраны лучшие силы страны: звёзды сцены и кино – зашедшие или действующие – безусловно должны были передавать здесь многолетний опыт и знания, наследие прошлых поколений и свои собственные достижения, сконцентрированные и просеянные долгой практикой и работой. Где-нибудь наверняка я смог бы наткнуться на великих комиков недавнего прошлого, высоких трагиков или крупных режиссёров и сценаристов, создававших весь творческий процесс и задававших ему направление и скорость, и наверняка кто-то из них мог помнить Р., с которым – как с коллегой по работе – общался в прошлом. Я очень надеялся на такие встречи, но пока что ничего подобного не проявлялось: те немногие, кого я встречал в коридоре, совершенно игнорировали меня и быстро выскакивали из одних помещений и проносились по коридорам или к выходу, или к лестнице в конце, или быстро забегали в соседние аудитории: похоже, это было обычным здесь явлением, одним из последствий творческого характера процесса. Студенты были почти все рослые и сильные, с мужественными или в крайнем случае красивыми лицами: казалось, что здесь находится агентство фотомоделей, тем более что и единственная студентка, проскочившая мимо меня к выходу, вполне подходила под эти критерии: высокая голубоглазая блондинка вполне могла бы изображать дорогую и малодоступную вешалку для модной и вычурной одежды «от кутюр», только непонятно было, что она здесь делает. Только один из всех не годился для общего правила, но там была уже другая крайность: низенький студент – я сначала подумал, что ребёнок – выбежал из одного кабинета и быстро – насколько было возможно – заскочил в соседний. Он один не был красивым и привлекательным, и даже больше того: пока он добирался до места назначения, я успел заметить, какая у него непропорционально большая голова и оттопыренные огромные уши, и неприятный наглый взгляд: вполне подходящая натура на роли шутов или злодеев.

Похоже было, что сейчас всё-таки продолжаются занятия: когда я дошёл до конца коридора, то обнаружил наконец помещение, на двери которого висел не только номер, но и табличка с названием: там находился спортивный зал. Но назначение я мог определить и без таблички: за дверью звенело несколько пар рапир или шпаг, кто-то бегал и бил мячом о пол и сразу несколько человек громко кричали. Надо думать, студенты занимались физической подготовкой, которая должна была, конечно, занимать важное место во всей подготовке будущих актёров и режиссёров. Вряд ли я мог как-то повлиять на ход занятия, и я решился наконец пролезть внутрь, чтобы своими глазами увидеть, как готовят будущую гордость и славу.

У входа никого не было, и я смог тихонько войти и прикрыть за собой дверь: зал оказался большим и почти огромным для такого здания, судя по высоте потолков он захватывал и второй этаж, и уж никак нельзя было подумать, что это всего-навсего тренировочный зал для спортсменов-дилетантов. Здесь находились две площадки – волейбольная и баскетбольная – состыкованные длинными концами, а поперёк вполне укладывалось неплохое футбольное поле, и почти так оно и было сделано: в ближнем ко мне конце у стены стояли маленькие ворота и несколько человек бегали за мячом, а в дальней стороне, отгороженной плотной спускающейся с потолка сеткой, находилось нечто более привлекательное и необычное. Я подобрался ближе и сел на скамейку у стены, наблюдая за уроком: на разложенных на земле дорожках фехтовали две пары студентов и пара студенток; преподаватель в синем костюме суетился рядом, иногда крича и давая советы, но, возможно, они не слишком реагировали на них, потому что преподаватель несколько раз подбегал совсем близко и останавливал бой. Что-то ему там не нравилось, хотя я не замечал чего-то слабого или неудачного; вполне возможно, что они отрабатывали специальные приёмы. В самом далёком от меня углу шло другое занятие: на гимнастическом ковре под присмотром другого преподавателя – женщины – работало несколько студенток. Они занимались силовыми упражнениями: стоя спиной друг к другу, они цеплялись локтями и по очереди поднимали и опускали друг друга, или вместе приседали на корточки, пока преподаватель не остановила их и не приказала взять по мячу. Можно было подумать, что сейчас начнётся что-то весёлое и простое, но получилось по-другому: мячи оказались какими-то слишком тяжёлыми – будто набитыми камнями или железом – и с большим трудом студентки пихали их вверх и потом ловили, а в конце снова разбились на пары и уже перекидывались здоровыми массивными булыжниками. Я думал, так будет продолжаться до конца занятия, но неожиданно всё остановилось: преподаватель фехтования отпустил своих подопечных и расстроил футбольный матч: четверо студентов были вызваны на дорожки вместо ушедших, и такому же вмешательству был подвергнут гимнастический сектор. Пару минут они менялись формой, надевая защитные куртки и маски, а потом освободившиеся пошли отдыхать. Но здесь, похоже, не теряли времени напрасно: девушек сразу заставили присоединиться к тем, кто занимался мячами, и только студенты получили послабление. Никто не наблюдал за ними специально, и футбол они выбрали, возможно, по собственной инициативе. Но, видимо, не все были любителями и поклонниками игры: только трое сразу присоединились к игрокам; один после короткого выяснения отношений ушёл в раздевалку. За ним послали: судя по всему, уговоры ничего не дали, и тогда я заметил направленный в мою сторону внимательный изучающий взгляд. Они недолго посовещались, и один из игроков подошёл ко мне.