Ее все любили - Шарль Эксбрайа

В ресторане гостиницы "Домино" комиссар галантно ответил на приветствие пожилого мсье, которого он уже видел накануне. Он заканчивал обедать, когда метрдотель принес ему визитную карточку Блэза Жюнкала, бывшего председателя суда Перигё, который приглашал Гремилли на чашечку кофе. Гремилли был в таком прекрасном расположении духа, что с удовольствием принял приглашение. После того как они представились друг другу, старый магистрат сказал:

- Мсье комиссар, я внимательно наблюдаю за вами с момента вашего приезда в эту гостиницу, где я часто бываю. Я не ошибусь, если предположу, что вам удалось что-то нащупать?

- Вы правы.

- Мой преемник и друг Ампо поведал мне, насколько деликатна ваша миссия. Среда, в которой вам приходится работать, пытается запутать все следы, ведущие к убийце. Вы приехали из Бордо, то есть, можно сказать, из столицы. А здесь все по-другому.

- Я пришел к убеждению - и это, признаюсь, меня удручает, - что те, с кем мне пришлось столкнуться, мне не лгут в полном смысле этого слова, но говорят не всю правду.

- А это потому, что вы для них, включая дворец правосудия, никто иной, как человек, которого им навязали. Они прекрасно понимают, что необходимо пролить свет на эту историю и убийца мадам Арсизак должен получить свое. И они все жаждут его наказания, однако кастовая солидарность оказывается сильнее их. Никто не желает взять на себя ответственность и навести вас на след преступника.

- Мне от этого не легче.

- Разумеется, но вы не кажетесь мне человеком, которого это может обескуражить.

- Я упрямый.

- Это немаловажно в вашем деле, и я не сомневаюсь, что вы добьетесь успеха.

В эту ночь Гремилли снилось нечто странное: он шел навстречу людскому потоку, в котором каждый имел два лица, как двуликий Янус.

ГЛАВА IV

На следующее утро Гремилли вышел из номера в веселом расположении духа. Он хорошо выспался и встал только в девять часов, что позволял себе крайне редко. Вешая ключ внизу, полицейский увидел в своей ячейке письмо, невесомость которого говорила о качестве находящейся внутри бумаги и от которого исходил еле уловимый аромат духов. В месте, предназначенном для адреса, он прочел:

Гостиница "Домино". Мсье комиссару Гремилли.

Письмо было доставлено наверняка рано утром и, скорее всего, служанкой. Заинтригованный, комиссар вскрыл конверт. На гербовой бумаге было написано:

Мадам Э. де Новаселль желает переговорить с мсье комиссаром по вопросу, чрезвычайно важному и непосредственно касающемуся проводимого им расследования, и будет ему признательна, если он окажет ей честь своим визитом в десять часов на улице Карно, 128.

Далее следовали общепринятые в таких случаях слова, заверяющие его в глубоком и искреннем к нему уважении.

Покончив с завтраком, Гремилли осведомился у метрдотеля о личности его корреспондента.

- Мадам де Новаселль из старинного дворянского перигёского рода, мсье комиссар. Очень богата и значительную часть доходов тратит на благотворительную деятельность. Возглавляет учрежденный ею комитет "Женщина спасет женщину". Кавалер ордена Почетного легиона. Прекрасная дама и пользуется огромным влиянием в нашем городе. Одна рекомендация мадам де Новаселль стоит всех аттестатов* и даже дипломов, если мсье понимает, что я хочу сказать.

______________

* От attestation (франц.) - свидетельство, аттестат; перен. - залог, обеспечение.

- Понимаю. Короче, это как раз та дама, с которой лучше водить дружбу?

- Во всяком случае, не ссориться.

Было без двадцати десять, когда Гремилли вышел из гостиницы и отправился в гости к мадам де Новаселль.

Улица Карно была удивительно тихим местом. Перед некоторыми домами были разбиты сады, где росли пальмы. На звонок. Гремилли открыла подчеркнуто учтивая служанка, которая провела его в огромный зал с интерьером, выдержанным в строгом классическом стиле, с колоннами из зеленого мрамора и бюстами, пристально следящими невидящими глазами за каждым движением полицейского.

- Я - комиссар Гремилли.

- Прекрасно, мсье комиссар. Мадам ждет вас. Следуйте, пожалуйста, за мной.

Служанка открыла расположенную справа, в глубине зала, дверь и, войдя первой, объявила:

- Мсье комиссар Гремилли! - после чего отступила назад, давая возможность гостю пройти в салон.

Гремилли вдруг перенесся в свое детство и в считанные секунды вновь пережил те же чувства, что и много лет назад, когда во главе делегации девочек и мальчиков он пришел в дом банкира, чтобы поблагодарить его жену за подарки, сделанные ею школе к Рождеству. Увидев шедшую ему навстречу сильную, хоть и опирающуюся на палку женщину, он подумал, что произнесет сейчас, как когда-то, выученную наизусть приветственную речь.

- Милости прошу, мсье комиссар. Я признательна вам за то, что вы так скоро откликнулись на мое приглашение.

Гремилли молча поклонился, в то время как хозяйка продолжала:

- Позвольте представить вам мадам де Сен-Блен - мою правую руку и человека, без которого я бы просто пропала.

Полицейский снова поклонился, на сей раз в сторону крошечной и худосочной дамы, которая, казалось, утонула в кресле, так что вначале он ее и не приметил. Мадам де Сен-Блен заверила комиссара, что счастлива его видеть.

Пока Гремилли устраивался в предложенном ему мадам де Новаселль кресле, он постепенно освобождался от чувства скованности, которое вызывала в нем эта величественная обстановка. Внушительных размеров салон был обставлен настолько роскошно, что он ощущал себя в музее. Висящие на стенах портреты предков демонстрировали богатство былых туалетов и надменность.

- Что-нибудь выпьете, мсье комиссар?

- Если позволите, мадам, я воздержусь.

- Как вам будет угодно. Мсье комиссар, я не буду ходить вокруг да около. Вы меня не знаете, но в Перигё за мной закрепилась репутация человека, который не привык мелочиться. Некоторыми это воспринимается как дерзость, чего я не отрицаю, но если и так, то она перешла мне в наследство от моего прапрадеда Хюберта де Новаселль, погибшего в бою с пруссаками под Монмираем. Мсье комиссар, для мадам де Сен-Блен и для меня Элен Арсизак была самой дорогой подругой. Ее смерть нанесла нам удар, от которого мы долго не сможем оправиться. Не так ли, Одилия?

- Боюсь, что мы вообще никогда не сможем прийти в себя, Элизабет.

- Нам известно, мсье комиссар, что вы делаете все, чтобы вывести на чистую воду это ничтожество, решившее избавиться от мешавшей ему жены.

Гремилли осмелился перебить свою собеседницу:

- Прошу великодушно извинить, мадам, но у меня такое впечатление, что убийца вам известен.

- В равной степени, как и вам, мсье комиссар!

- Уверяю вас, что пока...

Теперь наступила очередь мадам де Новаселль перебить гостя:

- Полноте! К чему делать вид, будто вы не знаете, что Арсизак стал невменяемым после того, как понял, что не получит развода и не сможет жениться на этой потаскушке!

- Поверьте мне, мадам, что если даже мсье Арсизак и находится сейчас в трудном для него положении, это еще не значит, что против него может быть выдвинуто официальное обвинение.

- Человек коварен! Впрочем, коварство - основная черта всех выскочек, а иначе как бы они выходили в люди? Как бы там ни было, мы не потерпим, чтобы, желая явно или нет защитить мужа, пачкали честное имя жены.

- Мне кажется, я не совсем вас понимаю.

- Хорошо, я расставлю все точки над "i". Нам стало известно от мадам Бесси, что во время следствия вам пришлось иметь дело с людьми без стыда и совести. Они осмелились, преследуя какие-то свои грязные цели, о которых мы и слышать не хотим, не так ли, Одилия?..

- Конечно, Элизабет.

- ...распространять различного рода мерзости о нашей бедной дорогой подруге, которую постигла такая ужасная участь. Вы с нами согласны, мсье комиссар?

- Я с удивлением констатирую вашу осведомленность о конфиденциальных сообщениях, сделанных мной в беседе с судебным следователем...

- Пусть вас это не шокирует, мсье комиссар. Мое положение в Перигё требует, чтобы я была в курсе всего, что здесь происходит. Вы тоже так считаете, Одилия?

- Вне всякого сомнения, Элизабет.

- Я должен признаться вам, что некоторые из опрошенных мной лиц дали мне понять, что воспринимали мадам Арсизак несколько иначе, чем это было принято.

- Скандал! Настоящий скандал!

- Мне намекнули, что мадам Арсизак была далеко не тем нежным ангелом, за которого ее иногда принимали, и что она, если понадобится, могла проявлять безграничную злость вплоть до садистских выходок.

- О! Вы слышите, Одилия?!

- Слышу, Элизабет, и во мне все переворачивается!

- Еще бы! Все, что вы от них услышали, мсье комиссар, - не что иное, как сплошная гнусность! Верьте мне на слово!

- Но ради чего этим мужчинам и женщинам обижаться на мадам Арсизак до такой степени, чтобы распространять о ней различные небылицы, оскорбляющие ее память? К тому же я слышал кое-что и похуже...