Зима в Мадриде - Кристофер Джон Сэнсом

— Muy bien, muchas gracias[11], — сказал Гарри и положил в шляпу песету.

Крупный мужчина, сидевший рядом, сказал им что-то по-испански.

— О чем он? — шепотом спросил Берни у Гарри.

— Говорит, они поют о гнете землевладельцев.

Рабочий разглядывал их с веселым интересом.

— Это хорошо, — запинаясь, произнес по-испански Берни.

Здоровяк одобрительно кивнул и протянул руку сначала Берни, потом Гарри. Она была твердая и мозолистая.

— Педро Мера Гарсия, — представился мужчина. — Вы откуда?

— Inglaterra. — Берни вынул из кармана свою партийную карточку. — Partido Laborista Inglés[12].

Педро широко улыбнулся:

– ¡Bienvenidos, compadres![13]

Так началась дружба Берни с семьей Мера. Они относились к нему как к товарищу, а аполитичного Гарри считали его немного слабоумным кузеном. В начале сентября, незадолго до их возвращения в Англию, выдался один визит к Мера, особенно запомнившийся Гарри. Вечерами стало прохладнее, Берни сидел на балконе с Педро, его женой Инес и их старшим сыном Антонио. Парень, ровесник Гарри и Берни, как и отец, был профсоюзным активистом на кирпичном заводе. Внутри, в гостиной, Гарри учил трехлетнюю Кармелу английским словам. Ее десятилетний брат Франсиско, истощенный туберкулезом, смотрел большими усталыми глазами на сестру, которая сидела на подлокотнике кресла Гарри и с зачарованной торжественностью повторяла странные звуки.

Наконец ей это наскучило, и она отправилась играть в куклы. Гарри вышел на маленький балкон и окинул взглядом площадь, где поднимал и кружил пыль долгожданный ветер. Снизу донеслись голоса. Продавец пива фальцетом предлагал свой товар. В темнеющем небе белыми вспышками на фоне черепичных крыш мелькали голуби.

— Помоги мне, Гарри, — сказал Берни. — Я хочу спросить Педро, выиграет ли завтра правительство на голосовании о доверии.

Гарри спросил, и Педро кивнул:

— Должно выиграть. Но президент ищет любой предлог, лишь бы избавиться от Асаньи. Он согласен с монархистами, что даже те жалкие реформы, которые Асанья пытается проводить, — это нападки на их права.

Антонио горько рассмеялся:

— Что они сделают, если мы когда-нибудь по-настоящему бросим им вызов? — Он покачал головой. — Под их предложением аграрной реформы нет никакой финансовой базы, потому что Асанья не станет повышать налоги. Люди обозлены и чувствуют себя обманутыми.

— Теперь у вас республика, — сказал Берни, — Испания не должна идти на попятный.

— Я считаю, — кивнул Педро, — социалистам нужно выйти из правительства, устроить выборы, взять приличное большинство мест. Тогда мы и посмотрим.

— Но позволят ли вам руководить страной правящие классы? Не привлекут ли они армию?

Педро протянул Берни сигарету. В Испании тот начал курить.

— Пусть попробуют, — сказал Педро. — Пусть попробуют, тогда увидят, чем мы им ответим.

На следующий день Гарри и Берни пошли в кортесы смотреть, как проходит голосование о доверии. Вокруг здания парламента собралась огромная толпа, но Педро помог им получить пропуска. Служитель провел их по гулкой мраморной лестнице на галерею над палатой. На синих скамьях теснились депутаты в костюмах и сюртуках. Лидер левых либералов Асанья говорил сильным и страстным голосом, рубя воздух короткой рукой. В зависимости от политического уклона газеты описывали его либо как чудовище с жабьей мордой, либо как отца Республики, но Гарри подумал: какая же у него непримечательная внешность. Говорил он горячо, зажигательно. Высказывал какую-нибудь мысль и поворачивался к сидевшим позади него депутатам, которые аплодировали и одобрительно вскрикивали. Асанья проводил рукой по курчавым седым волосам и продолжал перечислять достижения Республики. Гарри изучал сидевших внизу людей, узнавал политиков-социалистов, лица которых видел в газетах: круглое и толстое — Прието, неожиданно буржуазный с виду, с квадратным лицом и седыми усами Ларго Кабальеро. Его вдруг охватил восторг.

— Посмотри, как они оживленны! — шепнул он Берни.

Тот повернулся к нему со злым, перекошенным от презрения лицом и с горячностью проговорил:

— Это жалкий театр! Глянь на них. Миллионы испанцев хотят достойной жизни, а получают этот цирк! — Он посмотрел на рябящее море голов внизу. — Нужно что-то посильнее, если мы собираемся построить социализм. Давай уйдем отсюда.

Вечером они пошли в бар в Сентро. Берни был сердит и настроен цинично.

— Демократия! — зло сказал он. — Она только засасывает людей в коррумпированную буржуазную систему. В Англии то же самое.

— Но чтобы сделать из Испании современную страну, потребуются годы, — возразил Гарри. — И какова альтернатива? Революция и кровопролитие, как в России?

— Рабочие должны взять дело в свои руки. — Берни посмотрел на Гарри и вздохнул. — Ладно, пошли обратно в хостел. Уже поздно.

Они молча плелись по улице, оба немного пьяные. В номере было душно, и Берни, сняв рубашку, вышел на балкон. Две проститутки в цветастых халатах сидели напротив и пили.

– ¡Ay, inglés! ¿Por que no juegues con nosotros?[14] — крикнули они через улицу.

— Я не могу! — весело крикнул в ответ Берни. — У меня нет денег!

— Нам не нужны деньги! Мы всегда так говорим, если красивый блондин придет к нам отдохнуть!

Женщины рассмеялись. Берни тоже. Он повернулся к другу — Гарри было неловко, он пребывал в легком шоке.

— Представь! — воскликнул Берни.

Они уже не одну неделю смеялись над тем, как будут развлекаться с испанскими проститутками, но это была бравада, ничего подобного они так и не сделали.

— Нет. Боже, Берни, еще подцепишь какую-нибудь заразу!

— Струсил? — усмехнулся Берни и провел рукой по густым светлым волосам, бицепс на его руке заиграл.

— Я не хочу заниматься этим с парой пьяных шлюх! — вспыхнул Гарри. — К тому же им нужен ты, а не я.

В нем вскипела ревность, как иногда бывало. В Берни было что-то такое, чего не хватало ему самому: энергия, дерзость, жажда жизни.

— Они бы и тебя пригласили, если бы ты вышел на балкон.

— Не ходи, — сказал Гарри. — Ты можешь чем-нибудь заразиться.

Глаза Берни восторженно загорелись.

— Я иду. Пошли. Последний шанс. — Он хохотнул и улыбнулся другу. — Гарри, мальчик, тебе нужно научиться жить. Учись жить.

Два дня спустя они покинули Мадрид. Антонио Мера помог им отнести багаж на станцию.

Приятели пересели на другой трамвай на Пуэрта-де-Толедо. Было послеобеденное время, сиеста, залитые солнцем улицы обезлюдели. Мимо медленно проехал грузовик с ярко раскрашенным полотняным кузовом и надписью на боку: «La Barraca»[15].

— Это новый театр Лорки для народа, — пояснил Антонио, высокий темноволосый молодой человек, крепко сбитый, как и его отец, и слегка усмехнулся. — Там собираются ставить Кальдерона для крестьян.

— Но это же хорошо, — сказал Гарри. — По-моему, Республика как раз реформировала образование.

— Они закрыли иезуитские школы, — пожал плечами Антонио, — а новых не хватает. Старая история: буржуазные партии не хотят брать налоги с богатых, чтобы оплачивать образование бедняков.

Невдалеке раздался треск, похожий на хлопки в автомобильном двигателе. Звук повторился дважды, ближе. Из боковой улицы выбежал парень не