Следы всегда остаются - Федор Грецкий

— Потому, что я не знаю точно, когда он был похищен.

— Но сейчас установлено, кража была в период с 15 по 20 июня.

— Если верить установленному, то в это время дежурил действительно я.

— Но раз вы дежурили, то вы можете и сказать, кто вывозил уворованный груз?

— Что вы, товарищ лейтенант? Да откуда я могу знать, когда за день сотни машин заходят и выходят?

— Но в эти дни шелк и шерсть никто не получал.

— Шелк не вывозили, так другое вывозили, — спокойно отвечал Зубенко.

— Хорошо, — после продолжительной паузы произнес Никулин. — А куда вы могли положить пропуск на вывоз уворованного груза?

— Туда, куда и все, вначале опустил в ящичек, а потом в контору после смены сдал.

— Но в конторе его нет.

— А я причем? Там есть начальник, он пусть и скажет, куда он его дел. Я сдал в контору.

Зубенко еще несколько раз упомянул о начальнике, пожаловался Никулину на то, что он отказал ему в получении каких-то денег. Разговор сводился к совершенно иной теме, ничего не выяснял из загадочного случая кражи и не прибавлял нового к мнению Никулина о Крамове. Сам же Зубенко производил впечатление человека вздорного, готового все свалить на начальство.

— Поймите же, — убеждал его Никулин, — что вы можете помочь нам найти преступников. Вспомните, кто вывозил шелк и шерсть. Должна быть полная машина.

— Убейте меня, не помню, — стоял на своем Зубенко.

— Тогда вы тоже являетесь соучастником кражи.

Зубенко вскочил со стула.

— Прошу не оскорблять меня, товарищ лейтенант. У вас нет никакого основания обвинять меня в воровстве, — обиженно произнес он.

— Садитесь. У меня есть основания обвинять вас, если не в воровстве, то в расхлябанности.

— В этом вы можете обвинять меня.

— Значит вы признаете, что выпустили груз без пропуска?

— В этом признаю свою вину. Мог прошляпить в спешке. Но опять же Крамов завел не те порядки…

Разное думал Никулин, разговаривая с Зубенко. То ему казалось, что охранник сам принимал участие в хищении и поэтому все скрывает, боясь ответственности, то думал, что охранник к краже не причастен и, если сделал оплошность, то только в том, что выпустил машину без пропуска и сдал пропуска в контору без расписки. Но ведь раньше все доверяли друг другу и часто сразу за несколько дней расписывались.

— Но куда же делся пропуск?

— А вы хорошенько с конторскими людьми поговорите, — заметил Зубенко.

Снова указывает на Крамова! Удивительное упрямство. Удивительно все, что было пока: человек, который первым сообщил о пропаже, больше всех сокрушался, заболел, наконец, от огорчения, пока вызывал наибольшие подозрения. А, может быть, Зубенко умышленно указывает на него?

Лейтенант Никулин вновь пересмотрел аккуратно подшитые пропуска за июнь. «Пропуска на шелк нет. Что если его и не было и Зубенко обманывает меня?» — подумал Никулин и вызвал секретаря-счетовода Валю Игнатову.

— Прошу вас проверить, кому был выписан пропуск номер 146.

Через несколько минут она прибежала и, давясь слезами, проговорила:

— Я не могу вам сказать. Книжка с корешками исчезла.

— Идите, ищите, — спокойно потребовал Никулин.

— Я везде искала, — отвечала Валя, — но ее нет.

Никулин смотрел на девушку. «Уворован не только пропуск, но и книжка с корешками. Значит, один из преступников здесь, в конторе. Но кто же он?»

— Вы можете идти, — строго сказал он Игнатовой.

«Неужели Крамов?» — снова с неприятным чувством подумал Никулин.

Подозрения Никулина основывались на внушительных выводах. Так бывает в следственной практике: не прямые, но какие-то косвенные улики указывают на одного человека. Происходит это в нескольких случаях сразу и заставляет задумываться над тем, чтобы заняться расследованием только этих фактов и никаких других.

III

Обо всем этом Никулин доложил майору Бородину.

— Да, утешительного ничего нет, — ответил Бородин. — Значит охранник признает, что мог выпустить машину без пропуска?

— Говорит, что в спешке все могло быть, хотя и маловероятно.

— А для чего уворованы корешки?

— Мне кажется, необходимо поговорить прежде всего с Крамовым.

— Так, еще?

— Крамов, возможно, натолкнет на мысль.

Бородин посмотрел на Никулина. Лейтенант понял, что Бородин уводит его от этой мысли. Когда он рассказывал о Крамове, майор, казалось, не слушал его и только отвечал односложно:

— Так, так, еще.

Теперь он совсем уклонился от разговора о Крамове и сообщил, что посылает в помощь младшего лейтенанта Майбороду, который обычно занимается непорядками на рынке.

— Связь с линейным отделением я держу регулярно, и как только будет что-нибудь новое, я вам сразу сообщу, — сказал Бородин. — Результаты поездки в Харьков на фабрику вам известны?

— Нет, товарищ майор.

— Погрузка у них произведена правильно. Контейнер был загружен полностью и на полную сумму, как указано в счете, который они выставили «Обллегсбыту». Похитителей нужно искать у нас и искать лучше, — добавил Бородин строго.

Ранним утром младший лейтенант Майборода отправился на «толкучку». День только начинался, а огромная площадь уже шумела, как развороченный улей. Слышались бойкие голоса продавцов, веселый смех группы молодежи, столпившейся у столика «предсказателя» счастья с красноносым попугаем на плече. Юноши и девушки явно потешались над незадачливым факиром. Они не верили в гортанные возгласы птицы, в безграмотные ленточки письма. Им было весело, потому что за плечами восемнадцать лет и такое хорошее утро, а перед глазами — чудище. В центре рынка в два длинных ряда стояли продавцы старых вещей. К ним редко кто подходил. В самом конце рынка разместились и мебельщики. Острый глаз лейтенанта заметил, что среди продавцов мебели прохаживаются какие-то подозрительные люди и показывают из-под полы вещи. Чаще всего это были лоскуты отрезов шерсти, шелка, дамские туфли.

Майборода знал секрет толкучки давно. И от его внимательного взгляда не ускользало ничего. Он хорошо видел, кто продавал свои личные вещи, ненужные в хозяйстве, от него не ускользали и те, кто сбывал чужое, по поручению, из «любви к искусству». Эти почему-то стремились торговать в наиболее малолюдных местах, чаще всего в районе продажи мебели. Майборода зашел в комендатуру рынка. Там были работники милиции других отделений. В нескольких словах сообщив им о краже шелка и шерсти, он попросил работников милиции обратить особое внимание на место, где продавалась мебель. Сам он несколько раз прошелся вдоль ряда, где продавали женские платья, кофточки, занавески, портьеры, по пути он заглянул в ряд, где продавали мужские костюмы, пальто и головные уборы. Он подходил, приценивался, торговался, но, не договорившись о цене, искал других. Были случаи, когда ему с трудом удавалось отбиваться от назойливого продавца. Долго ходил Майборода и среди «мебельщиков» и «обувщиков», бродил среди тех, кто продавал разные железки, электрические провода, букинистическую литературу.

И вот, проходя в третий раз через ряд «мебельщиков» и прицениваясь к трем венским стульям допотопного образца, он заметил у одной женщины маленький кусочек блестящей шелковой ткани, которую она показывала из-под полы. Майборода осторожно подошел к ней и, незаметно кивнув ей — мол мы свои люди, — сразу спросил, сколько она хочет получить за шелк.

— Здесь пять метров, — отвечала женщина. — Хочу триста пятьдесят, но для такого, как вы, могу и… — она лукаво улыбнулась.

— Многовато, — шутя ответил Майборода, — да и шелк неважный.

— Дешевле не отдам, сама за такую цену купила.

Майборода взял в руки отрез тонкой прозрачной ткани и стал внимательно рассматривать его.

— Цвет немного не подходит, — как бы оправдываясь, говорил он. — У вас другого нет? — Кивком головы он показал на кошёлку, которую держала женщина.

— Нет, у меня только такой.

Майборода, «не сторговавшись», отошел от нее, и, незаметно подойдя к старшему сержанту Бдыкину, прохаживавшемуся недалеко в гражданской одежде, спросил:

— Видел, с кем я торговался?

— А как же! Я все время наблюдал за вами.

— Нужно установить, где она живет.

— Ясно.

— За вами будет следить Ковалева. В необходимый момент дальнейшее наблюдение передайте ей.

Немного походив по рынку, Майборода увидел вторую женщину, в синем платке, с загорелым полным лицом, которая также продавала отрез шелка. Поторговавшись с нею, Майборода и на этот раз «не сошелся в цене», однако цвет шелка, который продавала эта женщина, был точно такой, какой исчез со склада. «Это уже заслуживает внимания, — подумал он, — такую нельзя упускать».

Неподалеку от себя он увидел переодетую в гражданское платье Ковалеву, которая бойко торговала. Майборода подошел к ней и стал настойчиво прицениваться, а когда вблизи никого не оказалось, тихо и быстро сказал: