Качели судьбы - Ирина Глебова

– Похоже, очень похоже, что наш Ефим Семёнович хорошо с учением Краули знаком. Но поскольку нынче в большой моде восточные религии, он составил из того и этого некую компиляцию. Молодец!

– Однако, Миша, Краули, несмотря ни на что, был всё же фанатиком. И умер нищим. Интересно, что когда его кремировали в Брайтоне, тысячи его последователей собрались и распевали гимн в честь языческого бога Пана… Маляр, похоже, нищим умереть не собирается. Как ты считаешь, Миша.

– Да ну, Викентий, не смеши!

Кандауров задумался.

– Знаешь, – сказал наконец. – Я, конечно, человек простой, простодушный, могу и поверить, что главное для новоявленного Махараши – секс. Но уж очень расчётливое прошлое у этого сексоборца!

– Ребята говорили, что отдавали ему деньги, взятые у родителей. А Варанкин тоже узнал, что там, в Крыму, все члены группы подрабатывают, как могут.

– Но это всё мелочи, – поморщился Викентий. – А мне вот подумалось: не показывает ли Ефим Семёнович сеансы «раскрепощения духа и тела» богатым людям за большие деньги? Тайком? А, Миша? Он ведь у нас массовик-затейник, организатор массовых зрелищ!

– Вот так-так! – Лоскутов остановился. – Гениальная идея!

– Думаю, не мне первому она пришли в голову. А какие деньги можно взять, представляешь?

– У меня дочка ходит в детский садик, – стал раздумывать Лоскутов. – Если они в Феодосии живут в таком же стандартном здании, то там зал имеет не одну дверь, но и выход на кухню. Есть где устроить тайный зрительный зал.

– Вообщем, – подвёл итог Кандауров, – позвони Варанкину, подскажи идею. Пусть проверят.

Помолчали и, дойдя почти до конца улицы, повернули. Викентий глянул на часы. Похоже, это их последняя ходка. Но разочарования он не испытывал. Понимал, – дело стронулось. И трудно ожидать второй удачи в один день. Хотя, всё же, надеялся, сам не зная на что.

– Ну а девушка Света? Расспросили её?

– Да, Варанкин сам с ней говорил и ещё с двумя ребятами из той группы. Все говорят одинаково: Тимофей Романов уехал в Симферополь в тот день вместе с ними. Поезд отходил в девять вечера, они собрались на вокзале ещё раньше.

Кандауров и без того Тимофею поверил, но официально проверить показания был обязан. Он удовлетворённо кивнул головой. И в этот момент увидел… Совсем близко, шагах в пятидесяти, пересекая жёлтое пятно света, дорогу перебежал крупный вислоухий пёс. Он вынырнул из переулка, прошёл длинными прыжками к ближнему дому и скрылся в подъезде. Скрипнула дверь…

Мужчины мгновенно глянули друг на друга. Во взгляде Кандаурова ясно читался вопрос: «Тебе знаком этот пёс?» растерянные глаза Лоскутова были красноречивы: «первый раз вижу!» И тут же, не сговариваясь, они побежали к подъезду. На ходу Михаил успел крикнуть:

– Товарищ майор, я этот подъезд самолично проверял! Не было там собачника!

Дверь закачалась на петлях, нещадно скрипя, а они уже грохотали по ступенькам.

– Гражданин! Гражданин с собакой! Подождите!

С третьего этажа им навстречу метнулся пёс, заливаясь лаем.

– Грант! – Мужчина на лестничной площадке похлопал по ноге. – На место!

Сеттер с блестящей, густого медного цвета шерстью, тут же послушался. Хозяин ухватил его за ошейник, но смотрел настороженно.

– Вы меня? В чём дело?

Кандауров протянул ему своё удостоверение. Тот взял в руки книжечку, посмотрел, пожал плечами.

– Вы здесь живёте?

– Здесь живёт мой отец, в 21-й квартире, – ответил мужчина. – Мы же с Грантом его навещаем.

Лоскутов оживлённо подтвердил:

– Помню я этого старика. Живёт один, ходит плохо.

– А как часто вы приходите к отцу? Есть какая-то система?

– Обычно он звонит и просит, если что-то надо. Мы приезжаем. Вот, как сегодня. Почти всегда остаёмся ночевать. Но как правило – в субботу и воскресенье… Может, зайдём в квартиру?

Мужчина выглядел встревоженным. Оно и понятно: поздно вечером, в подъезде, остановили, задают непонятно зачем вопросы… Но доверие всё же проявил. Кандауров улыбнулся, покачал головой.

– Не будем беспокоить вашего отца. У нас вопрос не сложный. Навещали ли вы отца восьмого сентября, в субботу?

Мужчина отпустил ошейник, но пёс оставался спокойным, сидел, поглядывая на всех умными глазами. Спокойный тон разговора видимо внушал ему доверие. Его хозяин потёр ладонью лоб:

– Но это было почти месяц назад…

– Это была вторая суббота сентября, – подсказал Кандауров.

И его собеседник встрепенулся:

– Да, вы знаете, помню! Был у отца, как обычно был!

– Ночевали?

– Да, уехал только в воскресенье днём.

– Вечером в субботу собаку гулять выводили?

– Как всегда!

Кандауров с Лоскутовым вновь переглянулись. Майор спросил осторожно:

– Обычно в какое время выходите? Как сегодня?

– Нет. – Мужчина чувствовал себя уже спокойно и в глазах его всё больше разгоралось любопытство. – Сегодня мы запоздали почти на час, фильм хороший был.

– Значит, если я вас правильно понял, – продолжал расспрашивать Кандауров, – выходите часов в десять?

– Да, Грант уже привык, к этому времени сам в дверь скребётся.

– Вы всегда его ожидаете?

– Всегда. – Мужчина решил закурить, достал пачку, предложил собеседникам. Майор взял, капитан отказался. Он был весь как натянутая струна, понимал, что пришла удача. Кандауров наоборот, в такой ситуации становился раскованным, улыбчивым, голос звучал задушевно и мягко. Он прикурил от протянутой зажигалки, подал взглядом знак, что слушает.

– Всегда, – повторил хозяин пса. – Он у меня недолго гуляет, минут пятнадцать. Убегает куда-то, возвращается весёлый, довольный. Я подозреваю, что в это же время где-то неподалёку выгуливают сучку! – Он засмеялся, потрепал собаку по голове. – А, дружок?

Но Кандауров не дав свернуть разговору.

– Вы уверены, что именно в ту субботу, которой мы интересуемся, вы были здесь и гуляли с псом в десять-начало одиннадцатого?

– Не сомневайтесь! – мужчина словно почувствовал серьёзность происходящего. – У меня в конце августа был отпуск, я на пару недель уезжал, к деду прибегал мой сын. А как раз во вторую неделю сентября я вернулся и в субботу – сразу сюда. Как всегда с Грантом. И гулять выходили.

– А теперь, – сказал Кандауров, – я задам вам главный вопрос. Мы ищем свидетеля по одному важному делу. Возможно, в тот вечер и в то время на этой улице кое-что произошло. И, похоже, вы единственный, кто это мог видеть. Вспомните, не привлекло ли что-нибудь вашего внимания?

– Машина и женщина. – Мужчина уверенно перевёл взгляд с одного на другого. – Они вас интересуют?

… Владелец собаки, которого звали Герасимов Олег Васильевич, на следующее утро, хотя было воскресенье, пришёл в управление. И в кабинете Кандаурова ещё раз повторил свой рассказ, старательно вспоминая подробности. В ту сентябрьскую субботу было ветрено, и он, отпустив Гранта и походив немного по тротуару, закурил и зашёл в подъезд. Но стоял у приоткрытой двери, чтобы видеть улицу. И увидел. Сначала одинокую женщину в брюках, ветровке и сумочкой на плече, а потом – машину, подъехавшую и затормозившую. Эта машина сразу не понравилась ему: словно призрак, она возникла из пустоты, ехала бесшумно и медленно. Он даже загасил сигарету и напрягся. Но человек не вышел из машины, а приоткрыл дверцу и окликнул женщину. И она не испугалась. Герасимов был убеждён, что подъехавший был ей знаком. Почему возникло такое ощущение? Бог его знает! Но… да, да – тот, из машины, окликнул её по имени. Нет, Олег Васильевич точно не расслышал, но это явно было имя – Марина, Раиса… Что-то такое с буквой «р». Ведь они стояли почти рядом с подъездом, чуть не доходя, и вокруг было тихо. Говорили, правда, тоже тихо, особенно мужчина.

Что была за машина? «Москвич», новый, цвет трудно определить, фонарь от подъезда далеко, вообщем – тёмного цвета. Человек в машине был один. Но Герасимов со всей определённостью утверждать не стал. Ему казалось, что один. Женщина владельца машины узнала, потому что поздоровалась. А потом вроде бы отказалась поехать, отрицательно покачала головой. Но тот ей стал что-то говорить, она раздумывала, но всё же села. Сначала подёргала заднюю дверцу, та была заперта. Водитель снова сказал ей что-то, она обошла машину и села рядом с ним. Да, дверку раза два попыталась закрыть неумело, тихо. А потом, наверно, сам владелец профессионально хлопнул – негромко, но уверенно. Когда «Москвич» уехал, Олег Васильевич, успокоенный – знакомые люди, всё в порядке! – снова закурил, а тут и Грант прибежал.

… Тогда же, сразу у подъезда, провели эксперимент. Кандауров и Лоскутов стали на то место, где находилась машина, Герасимов – у приоткрытой двери. Над подъездом лампа не горела, как и в ту сентябрьскую субботу, утверждал Герасимов. И видно его не было, если, конечно, не вглядываться слишком пристально. Человек в машине, разумеется, этого не делал…

Знакомый! Убийца был знаком Климовой! Догадка эта, посетившая Кандаурова ещё в самом начале расследования, подтвердилась. Он не сомневался – в машине и был убийца, он же и привёз потом тело своей жертвы к дачному полустанку. Пытался ли имитировать несчастный случай? Ведь оставил при убитой сумочку. Если бы забрал – затруднил бы опознание, но не оставил бы сомнение в преднамеренности свершившегося.