Лунная богиня - Оливия Гейтс

— Я ведь правда верила, что ты меньше всего хочешь узнать о ребенке. Ты же сказал в тот день, что вычеркнешь меня из своей памяти.

— После того, как ты заявила, что ненавидишь меня и себя, когда ты со мной. Ты сказала мне об этом после того, как я признался, что не смог забыть тебя, и мы едва не умерли от удовольствия в объятиях друг друга. Что ты хотела от меня услышать? Если бы ты подарила мне надежду, я ни за что бы тебя не отпустил. Если бы ты сообщила мне, что забеременела… — К его горлу подступил ком.

— Ч-что бы ты тогда сделал?

— Боже, я был бы рядом с тобой, ради тебя, ради него. Каждое мгновение… А ты лишила меня такой возможности.

Ее серебристые глаза потускнели: она вдруг осознала его правоту и почувствовала сожаление.

Луджейн покачнулась и рухнула на диван.

— Я не понимала. Я не верила… — Она закрыла лицо руками и судорожно вздохнула.

Джалал подошел к ней медленно, чувствуя, что спугнет ее, если приблизится быстрее, и встал перед ней на колени.

Она охнула, когда он обхватил ладонями ее влажные дрожащие руки. Она подняла голову, слезы катились по ее нежным раскрасневшимся щекам. Ее губы подрагивали, пока она силилась произнести хоть слово.

— О боже, прости меня, Джалал, — сказала она хриплым, слезливым голосом.

Он прижал руку к ее губам, заставляя замолчать. Он не мог слушать ее извинения. Он не думал, что заслужил их. Он не желал их слушать, даже если заслужил.

Сейчас ему требовалось только одно.

— Я хочу видеть сына, Луджейн. Отведи меня к нему. Прямо сейчас.

Глава 8

Луджейн резко высвободила руку, с трудом поднялась, вытерла слезы, потом резко остановилась:

— Я не могу этого сделать.

Он тоже встал, чувствуя себя так же неуверенно, как она. Его сердце сжалось от злости, он крепко сомкнул губы. Затем произнес:

— Даже сейчас ты упорствуешь, чтобы лишить меня моего сына? Как хочешь. Я спросил только из вежливости. Мне не нужно твое разрешение или помощь, чтобы увидеть ребенка. Я пойду к твоему дяде прямо сейчас.

Встревоженная, Луджейн бросилась на него и резко схватила за руку:

— Ты не можешь. Никто не знает, что ты его отец.

До Джалала дошло.

— Ты сказала им, что отец — Патрик?

Она покраснела сильнее.

— Н-нет, они знали, что он не может быть отцом Адама. Я сказала, что родила ребенка от другого мужчины, но не стала уточнять, кто он.

— И они просто так его признали?

Луджейн вздрогнула.

— Признали родственники по отцовской линии. Моя мать, как консервативная азмахарианка, считала, что я всех опозорила. Они решили, что я совершила «ошибку», когда была вне себя от горя, и должна выйти замуж за отца своего ребенка. Когда я сказала, что это невозможно, я оставлю ребенка и навсегда с ними расстанусь, если они не смирятся, они в конце концов уступили.

— Оставлю ребенка? — Джалал схватил ее за плечи, с каждым ударом его сердце сильнее ныло. — Ты хотела от него избавиться?

— Нет. — На ее глаза снова навернулись слезы. — Я была шокирована, обнаружив, что забеременела в таких обстоятельствах. Я знала, что мне будет трудно и моя жизнь навсегда изменится, но я больше всего на свете хотела, чтобы родился Адам.

Джалал почувствовал сладость и горечь, тоску и сожаление. Он одновременно желал и крепко ее обнять и успокоить, и оттолкнуть, чувствуя, что ее близость будет всегда его мучить.

— У тебя есть его фото? — прохрипел он.

— Адама? — Луджейн округлила глаза и просияла, словно он бросил ей спасательный круг. Дрожащими руками она достала из сумочки мобильный телефон. — Я должна была это предусмотреть.

Неужели она решила, что он удовлетворится фотографией сына?

Джалал накрыл рукой дисплей телефона. Он не хотел впервые видеть сына на фото.

— Твое фото, когда ты была беременна.

Она снова насторожилась и опустила руку:

— Мне было не до фотосессий тогда. Я решила родить Адама, но на самом деле я…

— Не была счастлива?

Она покачала головой, в ее взгляде отразилась тревога и тоска, с которыми она жила, готовясь стать матерью-одиночкой.

— Ты жила в Хэмптонсе до родов?

Из отчетов Фади Джалал знал, что она выставила особняк на продажу примерно в то время, когда должна была родить. Джалал приказал помощнику купить особняк через третье лицо, чтобы Луджейн не отказалась от сделки. Ему стало тошно, когда он представил, как она, вынашивая его ребенка, жила в доме Патрика.

— Я уехала из особняка и покинула Штаты, как только обнаружила, что беременна. Меня там знали слишком многие, поэтому я решила скрыться.

— В том числе от меня.

Она выдохнула:

— На самом деле меня больше заботил не ты, а твоя мать.

— При чем здесь моя мать?

— Она догадалась бы, что это твой ребенок.

— Как она могла догадаться? — Мысли Джалала путались. — Она не виделась с тобой после того, как твоя мать уволилась. Вероятно, ты вообще была ей безразлична. Зачем ей следить за тобой? Даже если так, ты была замужем, и она не узнала бы точный срок беременности. — Он покачал головой. — Что я говорю? Она ни о чем бы не догадалась, даже зная, что ребенок не от Патрика. У нее не было причин подозревать меня в отцовстве. Она ничего не знала о нас.

— Она знала все.

Ему показалось, что время замедлилось.

— Не могу поверить… — пробормотал он.

Луджейн напряглась, словно приготовившись защищаться.

— Верь, во что хочешь.

— Не то чтобы я тебе не верил. Меня просто поражает, что она ничего не предпринимала. Именно из-за нее я держал наши отношения в строжайшей тайне. Она могла нас разлучить. Правда, Хайдар, свет ее очей, натерпелся больше. Узнав о его романе с Роксаной, королева стала ее тиранить. Я по-прежнему ее сын, и она поступила бы в моем случае точно так же, если бы не одобрила того, кто со мной сблизился. Но ты…

Луджейн скривила полные губы:

— Да, дочь ее служанки.

— Я никогда так к тебе не относился. Но я знал, что для нее ты была только дочерью служанки, и она могла придумать изощренный способ нас разлучить.

Луджейн задумчиво на него посмотрела:

— Ты считал, она навредит моей семье?

Он прерывисто выдохнул:

— Я даже не хочу думать, на что бы она пошла.

Луджейн упрямо повела плечами:

— Она знала. И сказала мне об этом.

— И ничего не сделала, — ответил Джалал. — Ладно, я опять ошибся.

— Она не считала, что должна вмешиваться. Она думала, ты позаботишься, чтобы твой имидж и репутация семьи не пострадали от отвратительной связи. Она сказала, что ты способен понять, для чего я гожусь, и укажешь мне мое место, пряча ото всех.