Знакомый почерк - Владимир Востоков

Он пробыл у себя в управлении до шести вечера. В шесть ему стало известно, что Евгений Петрович сидел в кафе с иностранным туристом по фамилии Дей и его гидом Галиной Храмовой, остановившимися в гостинице «Черное море».

Услыхав фамилию гида, Краснов не удивился и не встревожился, напротив, это его успокоило. Если бы иностранец, встретившийся с Храмовым, был один или с гидом под другой фамилией, — это могло бы заставить Краснова глубоко задуматься. Больше того: он наверняка поставил бы над своей версией — что Храмов действует в одиночку — огромный знак вопроса. Но ему к тому времени уже удалось выяснить, что у Евгения Петровича существует единственная племянница, носящая ту же фамилию и работающая гидом-переводчиком в «Интуристе». Так что его версия пока оставалась непоколебленной. Он даже не считал это совпадением, игрой случая: ведь гид Храмова могла и может в любой момент приехать с иностранцем в их город. А то, что она пожелала, приехав, встретиться со своим дядей. — не менее естественно.

Знак вопроса наметился — пока лишь пунктирно — на следующий день, 15 сентября 1974 года. Иностранный турист, которого все в гостинице «Черное море» успели узнать и звали мистером Деем, посетил Евгения Петровича Храмова на дому. Он был без гида Храмовой. Пришел с небольшим плоским чемоданчиком и вышел с ним. Свидание продолжалось два часа. Краснов слегка обеспокоился.

Мистер Дей выдает себя за социолога. Храмов преподает технологию производства твердых сплавов. С точки зрения профессиональной мало общего. Но их объединяет возраст. Чисто формальная деталь: Евгений Петрович гостя не встречал на улице, не провожал…

С этого момента Краснов начал сомневаться в своей первоначальной версии. А впереди его ждал другой, настоящий удар, но он пока этого не подозревал. Его вины тут не было ни капли. Так сложились обстоятельства. Если б он мог слышать разговор Евгения Петровича с мистером Деем… Но Краснов не присутствовал при беседе двух пожилых людей. Он узнал о ее содержании позже.

Посещение мистером Деем холостяцкой квартиры Храмова и разговор с ним были для хозяина пиром души — иначе не назовешь. Евгений Петрович готовился к приему гостя с великим тщанием: протер мебель, пропылесосил ковер и полы, запасся коньяком и шампанским и даже нажарил миндаля.

Наконец гость явился. Сначала, как водится между недавними пожилыми знакомыми, был разговор о погоде, о здоровье, о диете, о прекрасном виде из окон квартиры хозяина и о прочих тому подобных вещах.

Когда они сели друг перед другом за стол — мистер Дей спиной к окну, — гость сказал:

— Позвольте мне, дорогой Евгений Петрович, поблагодарить вас за приглашение.

— Ну что вы, что вы, — запротестовал хозяин. — Скорее я вас должен благодарить.

Эта учтивость и взаимная симпатия не были наигранными, во всяком случае со стороны Храмова. Ему нисколько не нужно было притворяться — впервые за долгие-долгие годы, — и потому он чувствовал истинный подъем и испытывал желание распахнуться.

— Но у меня к вам огромная просьба, — сказал Храмов, предупреждая собиравшегося возразить мистера Дея, — давайте говорить по-английски. Очень меня обяжете.

— С удовольствием. Между прочим, ваша племянница тоже просила меня об этом. Я вас понимаю. Когда я ехал в Москву, я мечтал поговорить по-русски. За три недели вполне наговорился, можно сказать, получил компенсацию за тридцать пять лет. А вам сколько надо компенсировать?

— Двадцать семь лет.

Дальше они говорили по-английски.

— Что, вы жили где-нибудь в англоязычной стране? — спросил мистер Дей.

— Нет, просто был человек, с которым можно говорить по-английски.

— Где же он теперь? Что с ним стало?

— Вам знакомо выражение «в местах не столь отдаленных»?

— Конечно.

— Ну вот, тут был как раз такой случай.

В тоне Евгения Петровича слышалось так много печали, что мистер Дей вздохнул.

— Дорогой Евгений Петрович, хочу вам сделать маленькое признание, да, боюсь, не обижу ли.

— Помилуйте, чем вы можете меня обидеть?

— Ну хорошо, я скажу. Вы ведь знаете, я социолог. Когда вы пригласили меня в гости, я обрадовался: вот еще один объект для кратковременного изучения. И шел к вам именно со своими социологическими целями. Но сейчас мне стыдно признаться в этом.

— Я непохож на подопытного кролика, не правда ли? — Храмов усмехнулся.

— Но то, что я сказал, не задевает вашего самолюбия?

— Нисколько.

— Тогда все в порядке, и камень свалился с моей души.

— Вам этого? — Храмов взял в руку бутылку с коньяком.

— Нет, лучше уж шампанского.

Храмов откупорил не успевшую еще согреться вынутую из холодильника туманно запотевшую бутылку, налил в два узких высоких бокальчика. Пока он все это проделывал, мистер Дей оглядывал комнату, потом сказал:

— Простите за бестактность, других комнат в вашей квартире нет?

— Нет. Но я одинок, мне больше не требуется. Меньше уборки.

Мистер Дей в удивлении поднял брови.

— Не хотите ли вы сказать, что собственноручно убираете квартиру?

— Представьте себе!

— Неужели у вас нет возможности нанять прислугу?

— Если вы имеете в виду деньги, то возможность есть. Нет прислуги. Не найдешь.

— Черт знает что! Я понимаю, когда рабочий обслуживает сам себя, но преподаватель института…

— Это еще не самое печальное, дорогой мистер Дей. Давайте наконец пригубим.

Они отпили по глотку, и мистер Дей задумчиво произнес:

— Ваша очаровательная племянница кое-что рассказывала мне о вас, но вот эта деталь — ученый сам убирает свою квартиру — бросает на все особый оттенок.

— У нас этому не придают значения. Я ведь сказал: это далеко не самое печальное в моей жизни. Есть вещи пострашнее. А жить без прислуги — что ж, ко всему привыкаешь.

— Не имею права ожидать исповеди, но слова ваши полны скрытой тоски… и протеста…

— Одиночество, дорогой мистер Дей, одиночество, — поглаживая свой бокал, меланхолически объяснил Евгений Петрович. — Прислугу мне заменяет пылесос, а вот что делать с одиночеством?

Мистер Дей как бы воспрянул от охватившего их чувства подавленности.

— Но послушайте, мой друг, мы с вами уже немолоды, но и не так еще стары, чтобы не рассчитывать больше на внимание женщин. — Он говорил быстро и возбужденно. — Я нахожу у нас с вами много общего. Я тоже холостяк, но поверьте мне…

Евгений Петрович снова усмехнулся и перебил его:

— Я не это одиночество имею в виду. Есть одиночество иного рода. А что касается рассказов моей племянницы, то она обо мне ничего не знает.

Несколько секунд длилось молчание. Мистер Дей как бы старался постичь глубинный смысл сказанного.

— Понимаю, — наконец откликнулся он. — Есть что-то такое важное для вас, в чем вы не имеете единомышленников. Или я ошибаюсь?

Евгений Петрович ответил на вопрос не прямо:

— Человеческий мозг не радиопередатчик и не приемник. Об этом можно и сожалеть, но скорее это к счастью.

— Да, есть мысли, которые нежелательно было бы делать слышимыми.

— Я вас немного поправлю, мистер Дей. Желательно, но при одном условии — чтобы их источник не стал известен нежелательным людям.

Разговор велся обиняками, но даже самые прямолинейные, недвусмысленные слова не сделали бы его более откровенным: с этого момента они поняли друг друга совершенно и повели речь открыто.

— Вам многое не нравится из того, что вас окружает? — спросил мистер Дей.

— Не нравится — в данном случае невинный эвфемизм.

Возможно, мистеру Дею не было известно, что эвфемизм — это мягкая, благозвучная замена более грубого, сильного выражения. Но он понял, что хотел сказать Храмов.

— Чужой в своей стране — это, конечно, тяжело.

— Не считайте меня страдальцем, мистер Дей. Я по ночам не обливаю подушку слезами.

— В нашем возрасте не стыдно проявлять смирение.

— Вы себе противоречите, — с неожиданной запальчивостью возразил Евгений Петрович. — Вы пятью минутами раньше утверждали, что мы еще имеем право на внимание женщин.

— Я говорю о смирении духа.

Евгений Петрович взял свою пустую, холодную трубку, пососал ее, пристально глядя в глаза мистеру Дею. Казалось, он собирался в чем-то уличить своего гостя.

— Можно один вопрос, мистер Дей?

— Ради бога.

— Только вполне откровенно.

— У меня такое ощущение, что мы друг перед другом не притворяемся.

— Я-то безусловно.

— Не обижайте меня. Лучше давайте ваш вопрос.

Евгений Петрович отвел взгляд в сторону, как бы не желая смущать собеседника, и спросил:

— Когда вы сюда ехали, у вас уже был мой адрес?

Снова взглянув на мистера Дея, он увидел, что тот искренне удивлен.