Знакомый почерк - Владимир Востоков

Олег Шмелев, Владимир Востоков

Знакомый почерк

Глава I

Ядовитые открытки

Генерал Басков много повидал на своем веку. Ему доводилось наблюдать человеческие поступки, в которых проявлялся такой высокий дух и такая могучая воля, что он считал для себя большой честью быть хотя бы простым их свидетелем. Приходилось ему по роду службы иметь дело с такими субъектами, что порой омерзительно было дышать с ними одним воздухом. В общем, широта его представлений о людях и о мотивах, движущих их деятельностью, давно уже позволяла ничему не удивляться.

И генерал не очень-то был удивлен, когда из Москвы ему прислали в пакете несколько необычных открыток. Начав читать одну, генерал держал ее за уголок между указательным и средним пальцами левой руки. Он никогда не был ни сентиментально-чувствительным, ни брезгливым, но после первой же фразы поставил открытку на стол, прислонив к чернильнице.

Она адресовалась в редакцию одной из московских газет, содержала ругательства и была антисоветской. Подписано: «Группа содействия». Что за группа? Кому содействует? Почерк, вероятно, чуть измененный, мелкий, но разборчивый. Ни одной ошибки, все запятые расставлены точно. Слог интеллигентный и говорит о начитанности автора. Почтовый штемпель свидетельствует, что открытка отправлена в Москву из города, где работает генерал.

Вторая открытка, тоже посланная в редакцию центральной газеты, была заполнена жалобами некоего «старого потомственного рабочего» Соломахина, который стал жертвой административной несправедливости, лишен квартиры. В конце — угрозы. Остальные открытки в том же духе. Все явно принадлежат одной руке, стиль везде одинаковый.

Разные бывают анонимщики. Когда человек сообщает в ОБХСС или в комиссию народного контроля о каких-то злоупотреблениях другого человека, о хищении или преступной бесхозяйственности и, опасаясь ответных мер со стороны разоблачаемого, не называет себя, — это еще как-то можно понять, да и то с трудом. Но есть анонимщики, которые шлют письма руководству учреждений, райкомам партии, разным комиссиям, женам и мужьям своих сослуживцев или соседей с единственной целью — укусить исподтишка, посеять сомнение в чьей-то честности или супружеской верности и из темноты наблюдать, потирая липкие свои ладони, как хорошие, прямодушные, наивные люди растерянно объясняются друг с другом, оскорбленные и удрученные низостью клеветника. Этот тип анонимщиков вызывает чувство гадливости. Диву даешься, неужели для того только и учили людей грамоте?

В принципе лучший ответ анонимщикам — не реагировать на их грязные писания. Генерал не мог поступить так. Его служебный опыт давал ему право рассматривать «Группу содействия» как мрачный курьез, плод воспаленного воображения, но антисоветский тон открыток и сам факт, что именно в открытых, а не закрытых письмах решил излить свою душу аноним, настораживал. Вероятно, писавший рассчитывал на то, что открытки прочтут по пути к адресату многие глаза: начинались они словами «К сведению всех!».

К тому же автор, вероятно, рассчитывал сыграть на внимании, которое оказывается в редакциях да и вообще во всех учреждениях письмам.

Перечитав их еще раз, Басков понял, что не отступится, пока не увидит автора. Что-то было задето в самой глубине его существа.

Кто он, этот аноним? Чем занимается? Как живет? Судя по стилю, ему привычнее держать авторучку, чем рукоятки токарного станка или баранку грузовика.

Что водило его пером? Бессильная злоба? Желчь злопыхательства? Или какая-то обида, переродившаяся в слепую ненависть? Ясно одно: это, конечно, не агент какой-то разведслужбы, агенты так не действуют. Это скорей всего полуфабрикат, но если такая личность вдруг попадет в чужие руки, она может превратиться в активного врага.

Генерал поднял трубку внутреннего телефона и набрал номер капитана Краснова.

— Зайдите ко мне…

Тут по устоявшемуся правилу — или штампу? — следует сказать: генерал неспроста вызвал именно капитана Краснова. Надо сказать, что, мол, Краснов был как раз тем человеком, который более других подходил для данного случая. Ничего не поделаешь, мы так и поступим, ибо так оно и было, именно Игорь Краснов, как никто другой, годился для розыска анонима и для работы с ним.

Путь Краснова в органы госбезопасности был если и не типичным, то очень простым. Окончив восемь лет назад юридический факультет, он полгода служил помощником районного прокурора, потом три года работал в угрозыске, тогда и в партию вступил. Когда ему предложили перейти в управление КГБ, он высказал совершенно искреннее сомнение: мол, справлюсь ли? — потому что считал все связанное с работой чекистов категорией какого-то высшего порядка, до которой он еще не дорос. Но беседовавший с ним человек напомнил, что, во-первых, в практике Краснова уже было два случая, которые по своим особенностям потребовали тесного контакта с чекистами, а во-вторых, чекистский опыт — дело наживное. Главное — в чертах личности. «Я не буду эти черты перечислять, потому что не люблю громких слов, — сказал тот человек. — Но, как нам кажется, вы, Игорь Иванович, ими обладаете. Поэтому не терзайтесь сомнениями». Краснов согласился, но все-таки не без сомнений.

Вообще-то он был, как говорится, не робкого десятка, иначе бы ему в угрозыске не удержаться. Более того, на его счету числилось там несколько дел, которые по зубам только очень решительным и смелым людям. Он стал самым заправским оперработником. За три года Краснов сделался даже несколько развязнее в общении, а в его обиходной речи проскакивали кое-какие словечки из специфического лексикона тех, кому он при аресте надевал наручники. Все это Краснов с удивлением замечал за собою и вел с этим борьбу, не всегда, правда, успешную, однако твердо знал, что избавится от шелухи. Склонный к самоанализу, он понимал, что начал поддаваться чисто внешнему влиянию своих малосимпатичных «подопечных» лишь по молодости лет. Но все же испытывал недовольство собою, особенно когда в разговоре с обычными, честными людьми у него с языка непроизвольно срывалось что-нибудь вроде «залепухи» или «поканали». Бреясь перед зеркалом, он иной раз ловил в выражении своего лица нечто неуловимо чуждое тому, что он привык видеть до поступления в угрозыск, — сдвинутые брови, кривую складку в углу рта. И чтобы все это разгладить, он в такие дни старался вспомнить себя совсем молоденьким, когда уезжал учиться из родного села, вспоминал, как в сопровождении заплаканной мамы перед тем, как идти на станцию, ходил прощаться с отцом в его авторемонтную мастерскую.

Когда решался вопрос о важной перемене в жизни, посоветоваться ему было не с кем. Жениться в свои тридцать два года он еще не успел — все не о том как-то думалось. Родителям он посылал письма, хоть и не часто, но регулярно, да ведь что могут посоветовать старики, столь далекие от его забот? И вообще о подобных вещах он ни с кем не считал себя вправе разговаривать, полагая, что эти вопросы надо самому решать. Не маленький…

Краснова сначала послали на краткосрочные спецкурсы, а сразу после их окончания его вызвал для знакомства и напутственной беседы начальник областного управления КГБ генерал-майор Басков.

Генерал увидел перед собой среднего роста светловолосого человека, смотревшего на него своими синими глазами чуть настороженно. Генерал по анкете знал, что он тридцать девятого года рождения, значит, ему всего тридцать два, но выглядел этот новичок значительно старше своих лет, эдак под сорок. Может быть, оттого, что был он плотного телосложения, а у глаз и на лбу даже издалека заметно прочерчивались морщины. Генерал давно, еще на заре своей чекистской юности, выработал правило не доверять первому впечатлению, однако новичок вызвал в нем симпатию. И генерал подумал, что будет рад, если не ошибется.

Краснов доложил о себе по форме, официально. Генерал, пригласив его сесть, сказал: «Меня зовут Анатолий Иванович. Можно без чинов». Краснов тихо произнес: «Есть, товарищ генерал», — чем вызвал у Баскова улыбку.

Первое дело, порученное Краснову, было не из тех о каких грезят мальчишки, мечтающие стать легендарными ловцами шпионов и диверсантов, однако оно сразу создало Краснову хорошую репутацию среди товарищей по управлению.

А суть вот в чем. Список государственных преступников включал в себя некоего С. Этот предатель служил у фашистов сначала полицаем, потом в гестапо и зверствовал в западных областях Украины, превосходя в усердии своих хозяев. После освобождения оккупированных территорий он исчез бесследно, однако удалось установить, что С. остался в пределах страны. Десятки лет числился он в списке разыскиваемых, и те, кому положено искать этих выродков, словно бы носили камень на своей человеческой и профессиональной совести, пока такой вот С. гулял на свободе, пока не отомщена пролитая им людская кровь.