Кто-то в моей могиле - Маргарет Миллар

— Совсем ни к чему чувствовать себя виноватой.

— Наверное, так и было, как вы сказали. Я увидела памятник, и по какой-то причине он запал мне в память — может быть, из-за имени. Камилла. Очень красивое имя. Что оно значит?

— Кушетка, кровать небольшого размера.

— Да. Оно уже не кажется таким красивым, если знаешь, что оно обозначает.

— Точно так же, как и у многих других вещей.

Пелена тумана медленно опускалась со стороны побережья. Бесформенными клоками он летел над лужайками, повисал кусками шифона между листьями смоковницы. Пината подумал о том, как мирно и спокойно спит Камилла, когда корни огромного дерева безжалостно растут сквозь его последнее пристанище.

— Ворота скоро закроются, — сказал он. — Нам пора.

— Хорошо.

Она пошла к машине. Он подождал, пока Дэйзи пройдет вперед, и только потом пошел за ней. Ему было неловко за свой обман. О том, что обмануть ее не удалось, он узнал только в машине, когда она неожиданно произнесла:

— Камилла умер в 1955 году.

— Как и множество других людей.

— Мне хотелось бы знать точную дату, просто из любопытства. Они должны хранить такого рода записи в книге актов — за часовней находится контора с табличкой «Директор», а домик смотрителя в восточной части неподалеку.

— Я начал надеяться, что вы решили бросить все это.

— С какой стати? Ведь, если хорошенько подумать, ничего не изменилось.

Он повторил про себя эту мысль. Действительно ничего не изменилось, менее всего установки в мозгу «Дэйзи, детки».

Кабинет директора был уже закрыт, но в домике смотрителя горел свет. В окно гостиной Пината увидел пожилого толстяка в подтяжках, смотревшего телевизор: два ковбоя без устали палили друг в друга из-за камней. И ковбои, и камни были точь-в-точь такими же, какие Пината помнил из собственного детства.

Он нажал на дверной замок. Старик вскочил на ноги и зигзагами помчался по комнате, словно уворачиваясь от пуль. Бросив украдкой взгляд на окно, он выключил телевизор и побежал, чтобы открыть дверь.

— Я его практически не смотрю, — проговорил он с одышкой, как бы извиняясь. — Мой зять Гарольд не одобряет, говорит, что вся эта стрельба отражается на моем сердце.

— Вы смотритель?

— Нет. Смотритель мой зять Гарольд. Он у зубного врача, взял отгул из-за своей челюсти.

— А вы бы не могли мне кое-что подсказать?

— Могу только попытаться. Меня зовут Финчли. Входите и закройте за собой дверь. Этот туман забивает мне легкие. Иногда даже не могу дышать по вечерам. — Он скосил взгляд в сторону машины. — Может быть, эта леди тоже придет сюда с улицы?

— Да нет.

— У нее, наверное, очень хорошие легкие. — Старик закрыл дверь. Крохотная, уютная гостиная была жарко натоплена и пахла шоколадом. — Вы ищете чью-то конкретную мо… место упокоения? Гарольд говорит, что ни в коем случае нельзя говорить «могила», это очень не нравится клиентам, но я все время забываю. Здесь у меня карта всего кладбища, точно отмечено, кто где похоронен. Вам это нужно?

— Не совсем. Я знаю, где похоронен этот человек, но мне нужны кое-какие сведения о времени и обстоятельствах смерти.

— Где он похоронен?

Пината показал место на карте, Финчли вздохнул и неодобрительно покачал головой.

— Плохое место. Весенние ручьи каждый год подмывают утес, а туристы, приходящие поглазеть на это огромное дерево, растущее день ото дня, все время вытаптывают траву. Люди покупают здесь участки из-за вида, а какой может быть вид, если уж помер? Я, когда помру, хочу лежать тихо и спокойно, без всяких там старых огромных деревьев и без всяких приливов и этих потоков, которые достанут до самой шкуры… Как его звать-то?

— Карлос Камилла.

— Мне придется проверять по картотеке, и я не уверен, что смогу отыскать ключ от кабинета.

— Вы могли бы попытаться.

— Вообще-то я не уверен, что мне следует это делать. До закрытия кладбища осталось чуть-чуть, а мне еще надо поставить на плиту ужин. Отгул или не отгул, но Гарольд любит поесть, и к тому же поесть плотно, так же как и я сам. Все эти мертвецы, они меня нисколько не заботят. Когда приходит время закрытия, я закрываю дверь и не вспоминаю о них до самого утра. Они не мешают мне ни спать, ни есть.

При последних словах он неожиданно рыгнул, но негромко и деликатно, будто проглотил, не осознав этого, толику своего испуга.

— Кроме того, Гарольду может не понравиться, что я рылся в его картотеке. Эта картотека для него очень важна. Она такая же, как в конторе у директора. По этому сразу видно, как директор уважает Гарольда.

Пината начал подозревать, что Финчли тянул резину вовсе не потому, что не мог найти ключ или боялся им воспользоваться, скорее всего, он был не слишком силен в грамоте.

— Найдите ключ, — предложил он старику, — а я помогу вам отыскать фамилию.

На лице Финчли появилось облегчение, тяжесть принятия решения была сброшена с его плеч:

— Так вот будет лучше. Верно?

— Это потребует не больше минуты. Потом вы сможете включить телевизор и досмотреть программу.

— По правде сказать, я не очень-то разобрался, кто из них плохой, а кто хороший. Как там звали этого человека?

— Камилла.

— Ку…

— Ка-мил-ла.

— Запишите на бумажке так, как пишут на карточках. Идет?

Пината записал, и старик, взяв листок, выбежал из комнаты с такой скоростью, словно ему вручили палочку в эстафете до самой границы, где злодеи перестреливались с положительными героями.

Не прошло и минуты, как он вернулся, поставил на столе ящик с карточками и включил телевизор, в ту же секунду полностью отключившись от внешнего мира.

Пината склонился над ящиком. Карточка с именем Карлос Теодор Камилла не содержала практически никакой информации: техническое описание места захоронения и имя директора похоронного бюро — Рой Фондеро. В графах «Ближайшие родственники» и «Адрес» стоял прочерк. Родился 3 апреля 1907 года, умер 2 декабря 1955 года.

«Совпадение, — подумал он. — Чистейшей воды совпадение. Дата самоубийства Камиллы была просто каким-то сумасшедшим совпадением. В конце концов, шансы были один к тремстам шестидесяти пяти. Вещи куда более редкие, чем эта, случаются каждый день».

Но он сам себе не верил и знал, что Дэйзи не примет его аргументов. Все дело было в том, говорить ли ей правду, и если нет, то как соврать поубедительнее. Ее не так-то просто обмануть. Слух молодой женщины легко улавливал любую фальшивую ноту, а видела она куда лучше, чем он думал.

Неожиданно у него появилось новое тревожное предчувствие: что, если Дэйзи знала, когда и как умер Камилла, что, если она придумала всю эту историю со снами только для того, чтобы заинтересовать его делом Камиллы, не раскрывая свое знакомство с ним? Нет, все-таки подобное предположение казалось невозможным. Единственной ее реакцией на увиденное имя было чувство глубокого облегчения оттого, что оно не ее; он не увидел на ее лице ни каких-то серьезных переживаний, ни смущения, ни особой вины по поводу собственной радости в связи с тем, что могильный камень принадлежал не ей, а Камилле. Кроме того, он никак не мог придумать убедительной причины, по которой Дэйзи понадобилось бы выбирать столь непростой путь для достижения своей цели. Он подумал, что Дэйзи была обыкновенной жертвой, а никак не создателем этих обстоятельств. Она не планировала и, по-видимому, никак не могла планировать ту цепь событий, которая привела к их первой встрече: арест отца, залог, ее приход к нему в контору. Если кто что и планировал, то это был Филдинг, но и это вызывало обоснованные сомнения. Филдинг казался неспособным заглядывать в будущее дальше, чем на одну секунду или на одну бутылку.

«Ладно, — с раздражением подумал он. — Никто ничего не планировал. Дэйзи приснился сон, и все. Дэйзи приснился сон».

— Большое спасибо, мистер Финчли.

— А?

— Благодарю вас за то, что вы дали мне ознакомиться с картотекой.

— Бог мой, ты только погляди! Ему всадили пулю прямо в пузо. Уж я-то с самого начала знал, что он и есть главный бандит, вот этот, в черной шляпе. Всегда можно определить, кто есть кто, по глазам лошади. Если у нее злое и хитрое выражение на морде, то можно ставить на то, что на ней сидит злой и хитрый мерзавец. Ну да вот он и получил свое, да, сэр, получил. — Финчли оторвался от экрана: — Фильм закончился. Должно быть, пять часов. Вам лучше отправляться, пока Гарольд не вернулся и не запер ворота. Со своими зубами, и отгулом, и всем прочим он не больно-то будет в настроении. Он честный парень, — добавил Финчли со смешком, — но безжалостный. Особенно с тех пор, как умерла его жена. Ведь женщины приносят в этот мир именно жалость и милосердие. Верно?

— Пожалуй, так.

— Когда-нибудь, прожив на свете достаточно лет, вы убедитесь в этом сами.