Некрономикон. Аль-Азиф, или Шепот ночных демонов - Абдул аль-Хазред

Мое боевое посвящение сослужило мне полезную службу. С первого же сражения я уже совершенно спокойно смотрел в глаза врагу и больше не терзался совестью, проливая его кровь. Враг для меня теперь был лишь врагом, стоящим на пути праведных деяний, а его уничтожение – благословленной Аллахом миссией. Но вместе с тем я не питал к врагам ненависти. Я лишь исполнял свой долг, сокрушая поднятое против Халифата оружие, и с легкостью даровал пощаду преклонившим его. Боевой же мой пыл подогревался не ненавистью, а юношеским азартом, предвкушением пополнения копилки поверженных и плененных врагов, добытых трофеев и одержанных побед. Каждое выигранное сражение, каждый взятый город воспламеняли в моем сердце радость за еще один шаг к достижению поставленных халифом благородных целей.

Мастерство мое возрастало с каждым днем. Этому способствовала твердая уверенность в своих силах и умениях, которую я почувствовал, идя в первое же сражение. Ее внушали мне слова почтенного Дервиша и придавала сжатая в ладони рукоять ятагана. Этот волшебный талисман неусыпно стоял на страже моей жизни, обостряя чувства и подсказывая действия на много мгновений вперед. Сближаясь с врагом, я по его глазам угадывал его душевное состояние, а в его движениях моментально прочитывал все его намерения. Глаза и слух давали мне полную картину происходящего вокруг и предупреждали о грозящих опасностях. Рука же, неотступно следуя по указанному ими пути, единственно верными движениями повергала все угрозы в прах, не оставляя противнику никаких шансов на победу и спасение. Я, нередко к своему собственному удивлению, сокрушал его молниеносными и точными приемами, активно используя при этом его же действия и оружие и вводя в замешательство всякими неожиданностями, которые изобретал тут же. При этом успевал отразить все удары, сыплющиеся со всех сторон на меня и моего коня, а нередко и отвести их от находящихся рядом товарищей. По едва уловимому звуку мог вовремя определить полет стрелы, чтобы успеть увернуться или закрыться щитом. Ятаган же благодаря своим чудесным свойствам ни разу не позволил мне ошибиться в движениях. Он необъяснимым образом помогал мне даже в стрельбе из лука. Во время выстрела я держал его висящим вниз за рукоять тремя пальцами, тогда как двумя натягивал тетиву со стрелой. Не могу понять, почему так получалось, но пущенная таким способом стрела никогда не пролетала мимо цели. Кроме того, рука, научившись безупречно чувствовать чудесный ятаган, легко осваивала любое другое оружие, да и вообще любой предмет, настраивая все тело на правильное владение им. Воистину искусство мастеров, создавших этот меч-учитель, было достойно восхищения.

Время в тяжких ратных трудах летело быстро. Для меня оно отмечалось одержанными победами, возвращенными Халифату городами, благодарственными фирманами халифа, чередой военных титулов, звоном золотых динаров и, увы, унциями пролитой крови.

Мой меч низвергал знамена ибн Хазима, Шебиба ибн Язида и Абдурахмана ибн Мухаммеда, обращал в бегство хариджитов и мардаитов, сметал в море орды неверных, сходящих с черных пиратских армад, раздвигал владения халифа на Большой земле. Спустя два года, в титуле эмира-сотника, я отправился в Магриб в составе войска под началом эмира Юсуфа аль-Алима ибн Харуфа. Там мы, успешно отразив все посягательства воинственных соседей, завоевали много новых земель, значительно упрочив власть тамошнего халифа.

К концу своей службы я был обладателем титула эмира-тысячника, большого дома в Дамаске и сдаваемых в аренду земель в Алжире, двух хурджунов золота и двух шкатулок драгоценных камней, а также – четырех глубоких шрамов, два из которых едва не стоили мне жизни.

Когда до конца службы оставалось пять месяцев, халиф спросил меня о моих дальнейших намерениях. Я сообщил ему о давно созревшем своем решении оставить военную службу и посвятить дальнейшую жизнь странствиям в поисках удивительного. Халиф пообещал выдать мне несколько специальных фирманов, которые обеспечат мне всякое необходимое содействие на всей территории Халифата и в союзных государствах. Взамен же он попросил пополнять всем найденным удивительным государственное хранилище мудрости.

Через некоторое время он передал мне мое последнее назначение. Я должен был во главе отряда воинов сопровождать ко двору халифа Магриба группу советников по мелиорации земель. Кроме того, мне предстояло подготовить все для прибытия туда его младшего сына Абу Айуб Сулаймана, который отправлялся в Магриб посланником. Поручение этих дел именно мне он объяснил просьбой самого халифа, доверие и расположение которого я заслужил во время недавних военных действий. Я, как обычно, с готовностью принял назначение и уже через неделю отплыл от берегов Аравии в Африку.

Первый раз в своей жизни я плыл на корабле по морю. Видеть море мне приходилось неоднократно, но я никогда еще не покидал его берегов. Поэтому созерцание бескрайней воды со всех сторон было для меня совсем новым ощущением. Я чувствовал себя попавшим в один из тех иных миров, о которых упоминал почтенный Дервиш. С наступлением же ночи, когда небосвод становился бездонным и в эту бездну высыпа́лись мириады звезд, это чувство многократно усиливалось, рождая причудливые грезы и иллюзии. Мириады звезд, подобных небесным, вспыхивали в морских глубинах, озаряя их призрачным светом и окружая корабль струящимся вдоль его бортов волшебным сиянием. Граница между подводными и небесными просторами исчезала. Они, сливаясь, превращались в одну безбрежную глубину, в которой невесомо скользил охваченный сиянием корабль, стремясь к неведомым мирам. Стоя в это время на палубе и глядя в звездную бездну, я всякий раз вспоминал изображение на пластине. Временами мне даже казалось, что я различаю плывущие сквозь пустоту по начерченным путям блестящие шарики. В такие моменты я ясно представлял себе чувства того, кто после бесконечных странствий вдруг увидел эту картину, осознавая, что наконец нашел тот берег, который так долго искал.

Днем же я неоднократно просил моряков опускать в море сети в надежде увидеть те невероятные существа, о которых рассказывал Дервиш. Но за все плавание в них не попало ничего, кроме рыб. Однако и рыбы эти вполне заслуживали внимания, так как сильно отличались от тех, которых продают на рынках, а некоторые из них вообще имели странный и причудливый, а порой и пугающий вид.

И хотя рыбы интересовали меня мало, я, памятуя о просьбе халифа, тщательно осматривал каждую из них, подробно описывая вид, окраску и все, что казалось мне примечательным. При этом мне оставалось лишь горько сожалеть о том, что Аллах запрещает изображать животных.

Прибыв в столицу Магриба, мы после краткого отдыха с дороги занялись каждый своим делом. Советники разъехались по районам, с которых решено было начать сооружение оросительных систем. Я же приступил к подготовке резиденции посланника и всего необходимого для его работы, чтобы не тратить на это времени царевича, до приезда которого оставалось совсем немного.

Однако дни проходили за днями, уже давно миновал ожидаемый срок, а царевич все не прибывал. Более того, от него не приходило никаких известий, хотя на непредвиденные случаи было условлено посылать известия с голубиной почтой. После трех недель ожидания сверх предполагаемого срока мы всерьез забеспокоились. Халиф разослал послания во все города, где можно было ожидать появления царевича, и выслал несколько поисковых отрядов для обследования побережья на случай кораблекрушения.

Еще некоторое время мы пребывали в неведении, размышляя, какие еще меры нам надлежит принять. Как вдруг пришел стражник и сообщил, что к городским воротам прибыл человек, который говорит, что привез послание от сына халифа Аль-Малика. Халиф с волнением приказал немедленно привести человека во дворец. Им оказался крестьянин из небольшой деревни, находящейся в пустынном районе в пяти днях пути от столицы. Он вручил правителю свиток с печатью халифа, рассказав, что в его деревню со стороны побережья пришли семь человек в изорванной одежде, голодные и совсем измученные. Один из них показал печать, которая стоит на послании, и сказал, что он – царевич Абу Айуб Сулайман, и, пообещав щедрое вознаграждение, попросил послать кого-нибудь известить халифа, а также – приюта на то время, пока за ними не придут. Разумеется, несчастных сразу же накормили, одели, перевязали раны и разместили в самых лучших хижинах. Он же на лучшей лошади, сколь мог быстро, отправился в столицу.

Услышав все это, мы очень обрадовались и вздохнули с облегчением. Халиф развернул свиток и прочел короткое послание. В нем говорилось, что корабль, на котором они плыли, попал в бурю, сбился с курса и возле самого берега разбился о скалы. Спастись удалось лишь царевичу, троим его телохранителям и троим матросам. В результате они, лишившись абсолютно всего, оказались в совсем незнакомом месте. И им ничего не оставалось, кроме как идти наугад, кое-как ориентируясь по звездам. Через двенадцать дней пути они на исходе последних сил набрели на небольшую деревню, жители которой оказали им всяческую помощь. Теперь же они просят прислать им лошадей и сопровождение, так как идти дальше самостоятельно больше нет сил.