Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект - Яков Ильич Корман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И можно предположить, что венгерская революция 1956 года не только усилила интерес молодого Высоцкого к революционному этюду Шопена, который, кстати, был поляком, но и послужила катализатором появления его первых авторских песен, которые с самого начала были пронизаны духом бунтарства. А его самого нередко сравнивали с древнеримским гладиатором Спартаком. В пересказе Аллы Демидовой известен эпизод, случившийся на гастролях Театра на Таганке в Набережных Челнах в 1974 году: «Вспоминаю наши гастроли на КамАЗе. Мы шли тогда по очень длинной, прямой улице к гостинице. Было жарко, все окна настежь. И изо всех окон на полную громкость звучали песни Высоцкого. Володя шел по этой улице, как Спартак, как гладиатор, выигравший победу»[179].
Образу Спартака, поднявшего восстание римских рабов (вновь сходство с итальянцем Гарибальди), родственен образ беглого каторжника Хлопуши, которого Высоцкий сыграл в 1967 году в спектакле «Пугачев» по пьесе Сергея Есенина.
Разумеется, бунтарские мотивы являются доминирующими и в поэзии Высоцкого — вспомним, например, стихотворение «Водой наполненные горсти…» (1974), где речь идет вроде бы о черногорцах, а на самом деле о ситуации в Советской России: «То было истинное мщенье — / Бессмысленно себя не жгут! — / Людей и гор самосожженье / Как несогласие и бунт», — или песню «Мне судьба — до последней черты, до креста…» (1977): «И намерений добрых, и бунтов тщета — / Пугачевщина, кровь и опять нищета». И, несмотря на то, что остальные люди советовали ему успокоиться, не лезть на рожон: «Жужжат шмели солидные, / Что надо подчиниться» («Гербарий», 1976), «Гуси дико орали: “Стань в строй!” — / И опять продолжали полет» («В стае диких гусей был второй…», 1980), — он отвергал их советы: «А пресмыкаться, граждане, / Мне совесть не велит» (черновик «Гербария»; АР-3-12).
Именно в таком ракурсе и следует рассматривать анкетный ответ Высоцкого: «.Ленин. Гарибальди».
Вообще же в его песнях начисто отсутствуют прославления Ленина (для сравнения — у Вознесенского и Евтушенко они встречаются сплошь и рядом, наряду с революцией, Братской ГЭС и т. п.).
Более того, в 1970 году Высоцкий даже вывел Ленина в образе дьявола: «Переворот в мозгах из края в край, / В пространстве — масса трещин и смещений: / В Аду решили черти строить рай / Как общество грядущих поколений. <…> Тем временем в Аду сам Вельзевул / Потребовал военного парада, — / Влез на трибуну, плакал и загнул: / “Рай, только рай — спасение для Ада!” / Рыдали черти и кричали: “Да! / Мы рай в родной построим преисподней! / Даешь производительность труда! / Пять грешников на нос уже сегодня!”».
Сравним выделенную курсивом строку с песней Александра Галича «То-то радости пустомелям…» (1968): «А бойтесь единственно только того, / Кто скажет: “Я знаю, как надо!”, / Кто скажет: “Всем, кто пойдет за мной, / Рай на земле — награда!”»
Другими источниками песни Высоцкого могли послужить, во-первых, стихотворение Бориса Пастернака «Русская революция» (1918): «Он, — “С Богом. — кинул, сев; и стал горланить: — К черту! — / Отчизну увидав, — черт с ней, чего глядеть! / Мы у себя, эй жги, здесь Русь да будет стерта! / Еще не всё сплылось, лей рельсы из людей!”» ~ «Ну что ж, вперед! А я вас поведу, — закончил дьявол. — / С богом, побежали!»; а во-вторых, известный анекдот: «Почему черти боятся впускать коммунистов в ад? — Потому что они обязательно поднимут народ, чтобы построить там рай»[180].
Этот «рай на земле» обещали построить все большевики, начиная с Ленина, который еще в статье «Социализм и религия» (1905) писал: «Единство этой действительно революционной борьбы угнетенного класса за создание рая на земле важнее для нас, чем единство мнений пролетариев о рае на небе…»[181].
Кроме того, строка «В Аду решили черти строить рай» отзовется в стихотворении «Наши помехи — эпохе под стать» (1972), которое заканчивается саркастическим вопросом: «Это при том, что мы строим вовсю / С невероятным размахом?!».
Высоцкий же в этот «рай» никогда не верил: «Я никогда не верил в миражи, / В грядущий рай не ладил чемодана — / Учителей сожрало море лжи / И выплюнуло возле Магадана» (1979). Поэтому в стихотворении «Я был завсегдатаем всех пивных…» (1975) он ироничееки ооращался к одному из таких учителей: «…Но гдд ты, гдд, учитель мой, зануда? <…> Зря вызывал меня ты на завал — / Глядишь теперь откуда-то оттуда» /5; 36/. «Оттуда» — то есть из лагерей, в которые их «выплюнуло море лжи». Позднее эти «учителя», погибшие в лагерях (правда, уже не в магаданских, а в казахстанских), будут упомянуты в черновиках песни «Летела жизнь» (1978): «Да вот и склон, уставленный крестами. / Издалека покажется — стою, как ротозей. / Знакомых нет — остались в Казахстане / Учившие меня любить друзей» (АР-3-190).
По поводу отношения поэта к «грядущему раю» можно процитировать и фрагмент из его интервью журналисту Николаю Салькову в 1973 году в Донецке: «…мне хочется выступать перед простым народом, чтобы вдохнуть веру в себя, и кричать, что мы еще по-человечески не живем: “Люди, берегите в себе доброту. Не верьте обещаниям политиканов о грядущем рае...”»[182].
В том же году эта мысль нашла отражение в «Мистерии хиппи»: «Как знать, что нам взять взамен неверия!». И в этой же песне под маркой обличения «язв капитализма» говорилось о тех самых политиканах и об обещанном «рае»: «Долой / Ваши песни, ваши повести! / Долой / Ваш алтарь и аналой! I Долой / Угрызенья вашей совести! / Все ваши сказки богомерзкие — долой!».
Тема грядущего рая поднималась и в «Баньке по-белому» (1968), где лирический герой, выступавший в образе бывшего зэка, с горькой иронией вспоминал о своем лагерном прошлом: «Эх, за веру мою беззаветную / Сколько лет отдыхал я в раю! / Променял я на жизнь беспросветную / Несусветную глупость мою». Этим же словом характеризуется советская жизнь в набросках к «Песне мужиков», написанной в 1967 году для спектакля «Пугачев»: «И это жисть? Земной наш рай? / Нет! Хоть ложись и помирай!» (АР-11-126).
Данной теме также будут целиком посвящены «Райские яблоки» (1977), где лирический герой воскликнет: «Да не рай это вовсе,
