Русская община и коммунизм - Жак Каматт

Рабочий контроль был одним из центральных пунктов революционной программы до октября, но его быстро сменило экономическое управление, потребность в конкуренции, и система Тейлора (которую до этого Ленин яростно критиковал). Существует масса фактов, подтверждающих стремительный рост революции, на которую Ленин надеялся, начиная с 1905-го, и на которую рассчитывало большинство революционеров, истощившийся за год из-за запаздывания интернациональной помощи. Поэтому чисто капиталистическое содержание стало императивом. Большевики также быстро утратили способность понимать все возможные обновления, которые нёс этот рост, потому что они оказались в ловушке государства. У них больше не было восприимчивости, которая позволила бы им избежать утраты всех контактов с пролетариатом и крестьянством.

Определённая радикализация происходила в 1919-м, во время революционных движений на Западе, благодаря которым стало возможно создание Третьего Интернационала, но отступление вновь открыло дорогу экономической интеграции. Советское государство всё больше превращалось в сильное государство, довлевшее над обществом, но подчинённое мировому капиталу. Большевики хотели удерживать государство по мере его построения. Они модифицировали его, только если они были вынуждены к этому. Кроме этого, они собирались уступить его пролетариату только после реформирования последнего, экономической реорганизации и возобновления деятельности промышленности. Это в чём-то сходилось, как показал Вентури, с позициями некоторых членов Народной Воли:

"Революционная партия не должна была передавать власть представителям народа до тех пор, пока не была достигнута революция. До этого времени, она должна была крепко держать её в своих руках и сопротивляться любому, кто попытался бы выхватить её у них".101

Иными словами, российскому пролетариату не удалось стать правящим классом, о чём Маркс говорил в «Коммунистическом манифесте» и «Критике Готской программы». Он провалился так же, как западный пролетариат в 1848-м и 1871-м. Кронштадтская коммуна и её подавление, большая стачка в Петрограде стали самыми убедительными выражениями этого. Параллельным этому отступлению стал тот факт, что Ленин начал больше говорить о строительстве социализма в России после 1921-го. Формирование правящего класса произошло позже в мистифицированной форме (точно так же как и на Западе), когда были уничтожены последние оппозиционные движения.

При осуществлении "буржуазной революции", хотя бы и "в пролетарской манере" сохранилась концепция партии, причём её понимали как формальное учреждение: надо организовывать рабочий класс, который затем организует крестьянство, а значит и русское общество. Общество всё глубже погружалось в хаос, последовавший за распадом общины, из-за которого стала необходимой жёсткая партийная структура: это был единственный элемент с абсолютной волей, несгибаемостью и способностью посредничать между государством и крестьянами.

Ленин настороженно относился к советам. (В чём-то он согласился с меньшевиками: советы были обязаны своим появлением отсутствию партии и профсоюзов). Он воздавал им должное: это был "эмбрион новой революционной власти", и, в то же время, не верил им, потому что боялся стихийных или анархо-синдикалистских влияний. Советы были адаптацией органа общины под названием сход. Приняв их в 1917-м, вплоть до такой степени, что они вышли на передний план в «Государстве и революции», Ленин снова принял народнические элементы, потому что революция в России не могла избежать народнического характера. Но он не мог перестать отождествлять советы с западным феноменом. Он заявлял, что они реализуют пролетарскую демократию, тогда как они были по ту сторону демократии с самого начала именно из-за своей попытки возродить общину, хотя бы и вне геосоциально-исторической основы села. Формирование советов стало подтверждением образования пролетарского класса, как класса. Но очень скоро между ними и коммунистической партией произошёл раскол. Советы были недостаточно сильны, чтобы преодолеть его, а партии не удалось достичь преодоления на их основе (спонтанное движение против царизма и мирового капитала). Невозможность союза между ними выразила собой тупик русской революции, как социалистической революции.

Распространение советов как образа жизни русского пролетариата в его движении к уничтожению капитала объясняет следующие различия: в Германии до 1914-го СДПГ и её профсоюзы группировали всех рабочих, в то время как в России накануне революции такой партии не было. Партия в Германии была выражением пролетарского движения. Она была настоящим обществом, как отмечали некоторые комментаторы. Мы бы сказали, более того, она шла к формированию новой общности, которая также поддерживала предпосылки капитала, отсюда её неудача. Её проект был реализован без иллюзорной вуали нацистской партией, когда она включила в себя пролетариат, как производителя в общности капитала. Роза Люксембург ясно осознавала это и ждала до самого конца перед окончательным расколом, т.е. когда пролетариат уже осуществил раскол. Раскол не был такой проблемой для русских, потому что община, которую создавали рабочие, осуществлялась в непартийных формах: в советах. Феномен партии как выражение глобального классового противостояния не мог произойти в России из-за внеклассового измерения революции. Мы долго настаивали на народно-народническом аспекте революции 1905-го (вот почему историки русской революции предпочитают побыстрее отделаться от неё), который вновь проявился в феврале и октябре 1917-го. Советы лишь предстояло завоевать, в то время как в Германии они сразу подпали под влияние СПГ и революционному пролетариату пришлось формировать Unionen (Союзы, типа AAU, AAUD, AAU-E прим. Э. С.).

В обоих случаях, в России и Германии, желание использовать друг друга как модель было несущественным. Изначально Ленин и большевики (а также в какой-то мере меньшевики) мечтали создать партию типа СПГ. Позже немецкие коммунисты стремились к большевизации своей партии.

Различные партии действовали так, словно они были маргинальными по отношению к действию, несмотря на все их связи с массами: маргинальными по отношению к движению пролетариата и крестьянства. Этот пробел можно было устранить в 1917-м. Возможно, именно из-за этого разногласия между партией и массами некоторые говорили о том, что октябрьская революция была скороспешной. Мы считаем, что это была попытка объединения, интеграции между партией и массами по вопросу о борьбе между партиями, как носителями различных исторических перспектив в вечно подвешенном состоянии, в то время как перспектива скачка через КСП была всегда присутствующей и отсутствующей одновременно, в качестве определяющего фактора для развития революции. Социалистический рост был реализован лишь на основе этого объединения.

Одной из самых противоречивых мер было провозглашение права наций на самоопределение: определённо буржуазная мера, тем не менее, требовавшаяся для развала царской империи и ослабления центральной власти. Вот почему его можно найти уже в программе рабочих участников партии Народная Воля:

"(3) Народы, аннексированные российским государством насильственным способом, будут свободны или покинуть Всероссийскую федерацию или остаться в ней".102

Это заявляли также предыдущие народнические течения. Однако не следует опускать тот факт, что Ленин не противостоял членам пролетарских партий из стран, находившихся под российским господством, когда те