Украшения строптивых - Арсений Миронов

И вдруг сразу позабыл о такой мелочи, как респиратор. Потому что разглядел-таки в звенящем тумане пыльцы противоположный берег. Да-да, тот самый. На котором я давеча — при свете искусственного солнышка — мельком увидел скопления неведомой живой силы противника. Ах нет! Это были даже не гоблины. Я смотрел, не веря глазам. Напоминает мормонскую богадельню.

Пологий берег метров на триста в глубину был забит старухами. Конкретными бабками в халатах, шлафроках и шушунах. Они толпились среди камней, степенно расхаживали у воды, сидели тесными кружками у костерков и даже, кажется, пели хриплыми голосами какие-то старческие блюзы.

Течение медленно несло мимо берега, и я глядел, разинув рот, — нет, это не богадельня. Больше похоже на военный лагерь. На центр боевой подготовки истребительниц-банши. Точно, будь я напрочь вирусован! Ухо уловило негромкую барабанную дробь… Так и есть: пожилые дамы у воды не просто разгуливают, а — патрулируют территорию с боевыми дубинами наперевес!

Признаться, я растерялся. Стройные сухощавые бабушки расхаживали в боевом камуфляжном макияже: черная губная помада, румяна цвета хаки, сизые тени для век… Они строились в колонны, маршировали и бегали стометровку. Среди вигвамов десятки старушек, влажно блестя мускулистыми конечностями, синхронно отжимались от песка. Рядом похаживала, ритмично похлопывая стеком по накачанному бедру, бабушка-ефрейтор в короткой бурой тунике с клочьями звериного меха по подолу. У штабного шатра чистили картошку и звякали вязальными спицами ушастые бритоголовые старушки-новобранцы в неловких застиранных кофтах. А рядом, обнаглело развалясь на травке, курили поцарапанный кальян и резались в преферанс татуированные, покрытые шрамами и боевыми ожогами старушки-«деды». Они не обращали внимания даже на дозорных вил-босоркань. Эти летучие твари, напоминавшие раскормленных грифов, изредка совершали контрольный облет периметра, а в прочее время озирали окрестности с головокружительной высоты дозорных вышек, поразительно напоминавших гигантские куриные насесты.

Когда очередная босорканя, тяжело хлопая пыльными крыльями, пролетела над водой и едва не заметила в тумане мой мокрый блестящий бочонок, я снова втянул голову под крышку. Я бочка-бочка-бочка. Я вовсе не вебмастер. Никакой не жуткий чародей Штефан Тешило. (Который, кстати, так или иначе вас всех замочит — только please wait. Вот доберусь до ядрено-плазменно-фотонного BFG-девастатора с лазерной накачкой — ах, как красиво воспылают ваши сморщенные трупики… Ц-ц-ц! Кажется, дождь собирается! Свинцовый град, кровавый ливень! Я уже гряду! Ждите.)

Для начала нужно выбраться из бочки. Надоело ощущать себя тоскливым толкиновским хоббитом, путешествующим в пломбированной таре из-под Лородриэльского вина. Или — малолетним царевичем Гвидоном:

Ты волна моя, волна,Ты гульлива и вольна,Не губи ты мою душу —Вынеси меня на сушу!

Я напевал тихонько (сквозь респиратор). Этого оказалось предостаточно: бочка мелко задрожала, подхваченная свежим водяным потоком… Темная гладь позади вспенилась веселыми бурунчиками — откуда у бочки мощный водомет от морского мотоцикла?! Ха! Это весело: бочонок загудел, плавно развернулся и пошел… против течения. Через восемь секунд он разогнался узлов до двадцати и теперь рассекал волну, задирая над водой днище, как заправский скутер.

— Левее… Право табань! — шептал я, пытаясь управлять реактивной бочкой. Но — не успел вовремя сбросить скорость: в облаке брызг и дизельного рева мы пронеслись мимо военного лагеря старушек (они сбежались пострелять из арбалетов в отважного пижона, рассекавшего верхом на джет-ски) — я уж захотел было развернуться…

Но — заметил прямо по курсу небольшой островок. Идеально круглый, как искусственная площадка для коктейль-бара посреди роскошного бассейна. Метров тридцать в диаметре. Вы спросите, что необычного в этом острове? Отвечу: он мерцал.

Вода у округлого берега розово лучилась изнутри: видно, как в глубоком малиновом мареве медленно ходят сонные крупные рыбины… Это еще не все. Поверхность островка тоже переливчато искрилась во мраке: будто горячие угли или новогодняя гирлянда на сто тысяч лампочек рассыпана в черной траве. Красиво. Но жутковато. Я улыбнулся. Вот они, аленькие цветки.

Заглядевшись на волшебную растительность, я не сразу заметил хозяина. Вещий Траян сидел аккурат посередь острова: черная согбенная фигура в кресле-качалке. Тощий и яйцеголовый, обе руки со стиснутыми кулаками лунатически выставлены вперед. Я пригляделся: на пальцах поблескивали тусклые искры перстней. Две штуки. Иссиня-бирюзовый, льдистый и будто колючий — на левой руке. Оранжево-золотой, жаркий и почти жидкий — на правой. Ах да, конечно: при помощи этих перстней он управляет своими смертоносными семарглами, которые небось шинкуют сейчас остатки Маринкиного войска.

Бочка замедлила ход и тихо подвалила к берегу. Днище бесшумно ткнулось в невысокий берег, сплошь облепленный толстыми, тугими стеблями: голубоватыми и мягкими, как электрические провода. Запах стоит стеной: пыльца оседает на ресницах… Это и есть, стало быть, цветочная поляна батьки Траяна! Я с немым восторгом глядел на Вещего садовника: он даже не повернул головы в мою сторону. Это ж надо так намертво сохранять самообладание!

— Вила Жумерица — ко мне, — глухо кашлянул старик в кресле.

Голос как голос — человеческий. Хриплый, как у чахоточного. Я шмыгнул носом под мокрым респиратором.

Сухо треснула зеленая молния над водой, и из шуршащего облака разорванной тьмы выделилось худое продолговатое тело штурмовой банши — с мерзким воркованием она распахнула, снижаясь и тормозя, драные серые крылья, покрытые пепельным налетом седой шерсти — цепляя когтями задних лап буйную поросль жирных побегов, пропахала в искристом любексе борозду и остановилась у самого кресла хозяина: жестко дыша и покачиваясь на кривых лапах. Мне стало не по себе: старушка была под два метра ростом. И вооружена не арбалетами, а… кривыми томагавками!

— Там, в воде — незваный гость, — не меняя позы, прохрипел Вещий Траян. — Растерзать.

Я вздрогнул. Не меня ли?

Так и есть. Банши медленно повернула плоское лицо. Желтые латунные глазки, мерцавшие из-под низкого черепа, изъеденного чревоточиной морщин, разглядели в полумраке мой бочонок. Тупой взгляд вилы немедля приобрел осмысленность. В нем даже мелькнула эмоция. Какая? Как вам сказать…

Плотоядно скрипнули гнилые зубы, сухо хрустнули старческие колени — как злобная самка саранчи, бабка выпрыгнула из травы, на лету распахивая шумные дырчатые крылья. Томагавки попарно блеснули в лапах — эх, сейчас бы модернизированный китайский маузер образца 1999 года с винтовочным патроном, подумал я…

Нет, не просто подумал. Я еще и пробормотал этот бред — насчет маузера. Врач-психолог поймет меня: герой слишком много тешился в «Whorecraft». В этой забавной игре есть одно правило: «Дракона бери на живца, а банши — на винтовочный патрон». Почему именно маузер? Объясняю: из 11-миллиметрового ствола (калибр 45) весьма хорошо тюкать дюжих красноармейцев в моей собственной гамесе «Чапаев и Мутота». Выдумывая для этой игры наиболее брутальные виды оружия, я изобрел и фантастический «Маузер», предназначенный специально для грядущих гражданских войн XXI века. Я сделал его самым мощным — и не напрасно.

Когда ребристая сталь рукояти прохладно затвердела в ладони, я почти не удивился. Не успел. Бабка была уже на подлете: серое лицо в индейском макияже перекошено, верхняя губа закушена гипертрофированной нижней челюстью. Томагавки взмыли над моей головой… я спустил курок с непередаваемым наслаждением.

Йес. В душе тихо рокотнули литавры. Только теперь началась забава. Винтовочная полуоболочечная пуля со стальным сердечником легко пробила толстую дубовую доску бочонка, вылетела наружу, недоброжелательно прожужжала в воздухе и со всей дури хлопнула бабушке между глаз. Бабушка еще растерянно помаргивала, а крышка черепа, медленно вертясь, уже отлетала назад в траву. Напрочь лишенная башни, недобрая банши пронеслась в воздухе еще метров десять — вильнула вбок, аккуратно сложила крылышки и камнем рухнула в густую траву. Подергалась для порядку и принялась таять.

Я поспешно вытащил горячую гильзу, застрявшую в промежности. И только потом заметил, что один из томагавков все-таки зарылся в почву всего-то в полуметре от моей бочки. Вон — кривая рукоять торчит из любекса. Уф. «Порою важно просто иметь маузер», — осознал я, наблюдая, как легкий дымок сизой струйкой изящно поднимается от аккуратной дырочки в бочонке. Пушка была зело длинноствольная — чудом помещалась внутри бочки (я держал ее меж стиснутых лодыжек — напоминаю, что сидел в бочке, подогнув колени). Интересно, откуда она взялась? И еще вопрос: как насчет запаса патронов?