Новгородский толмач - Игорь Ефимов

- Но, принцесса, мы же уговорились, - начал было Иван Фрязин.

- Что значит "уговорились"? Кто-нибудь спрашивал моего согласия? На протяжении всего путешествия вы привыкли распоряжаться мною, как послушной школьницей. "Вставать во столько-то, надевать то-то, здесь молиться, там кланяться, тут улыбаться..." Довольно!

- Но ведь все ваши сопровождающие, вся свита...

- Вот моя свита! - воскликнула София, указывая на псковское посольство. - Достойные псковичи, найдется ли в ваших лодках и барках и насадах место для невесты вашего князя и ее спутников?

Послы радостно и согласно загалдели, а Терентий Андреевич снова рухнул на колени.

Потом была минутная пауза - все взоры обратились на красную фигуру легата Антония. Во время приветствий и препирательств он стоял молча, пожирая взором заозерные дали, которые ему предстояло привести под власть римского престола. Людские голоса не могли отвлечь его от возвышенного созерцания - но наступившая тишина отвлекла. Он повернул голову, вгляделся в обращенные к нему лица. Слегка кивнул.

И вся толпа с гомоном двинулась к причалам.

Я так подробно описал сцену встречи, преподобный отец, чтобы Вы могли почувствовать напряженность этого противоборства двух сильных душ. И дальше, на протяжении плавания в Псков, во время торжественной встречи там со всем разодетым духовенством, во время молебнов и пиров, напряжение между этими двумя было главной струной происходящего.

Почти не глядя на окружающих, легат Антоний снова и снова вздымал литое серебряное распятие и шествовал во главе свиты принцессы. Сознаюсь, сердце мое замирало от восторга при виде этого рыцаря веры Христовой. Его пламенеющая фигура была для меня как огненный луч, посланный прямиком из окна папского дворца в Риме. Но местные попы, монахи, бояре все больше и больше отстранялись от него, толпились вокруг принцессы Софии. Легат Антоний повсюду оказывался окруженным кольцом пустоты. А принцесса София блаженствовала, как пленница, вырвавшаяся на свободу.

Уж не знаю, каких католических учителей и наставников приставил к ней кардинал Виссарион. Но можно было подумать, что она разом выбросила из головы все, чему ее учили в Риме. Зато все православные обряды и молитвы, усвоенные ею в детстве, будто разом всплыли в ее памяти. Псковичи не могли нарадоваться, глядя на нее. "Крестится по-нашему, на колени опускается по-нашему, иконы лобызает по-нашему!"

Во время молебна в Троицком соборе произошла тягостная сцена. Когда все опустились на колени, легат Антоний остался стоять. Епископ Псковский, ведший службу, замолчал и уставился на непокорного посланца Римского престола. Принцесса София, не вставая с колен, что-то сказала легату на латыни. Он продолжал стоять. Она сказала какую-то фразу, в которой мне послышалось (я был на несколько рядов сзади) слово "плетьми". Только после этого алая статуя ожила, сделала несколько шагов вперед и поцеловала икону Богоматери.

Принцесса пробыла в Пскове пять дней и потом двинулась дальше, осыпанная подарками, провожаемая благословениями. Такая же встреча была устроена ей в Новгороде, куда я последовал вслед за ней. А слух о папском посланнике, одетом во все красное, отказывающемся почитать русские святыни, обгонял путешественников и достиг Москвы раньше них. И митрополит Московский заявил князю Ивану, что если легат Антоний со своим католическим распятием будет пропущен в какие-нибудь ворота в московской стене, то он, митрополит, в тот же день уедет прочь из города через противоположные ворота.

Ходит слух, что князь послал своего воеводу Холмского навстречу посольству и тот отнял у легата серебряное распятие, а самого так запугал, что на торжестве бракосочетания в соборе тот не появился.

Само торжество, по рассказам свидетелей, не достигло той пышности, которую можно было бы ожидать. Во-первых, Успенский собор в Кремле сейчас перестраивается, поэтому пришлось воспользоваться небольшой деревянной церковью. Во-вторых, князь Иван женится вторым браком, а православная церковь это осуждает. Как объяснил мне отец Денис, именно поэтому нынешнему митрополиту Филиппу было неудобно совершить обряд. Следующими кандидатами на роль венчающего были протопоп Успенского собора и духовник великого князя. Но они не годились, потому что оба были вдовцами. Так что для свершения бракосочетания пришлось вызвать протопопа из второго по величине города в Московском княжестве - Коломны.

Еще говорят, что впоследствии был устроен диспут между легатом и московскими богословами. С русской стороны митрополит выставил знаменитого книжника Никиту Поповича. Легат Антоний пытался поднять вопрос о возрождении Флорентийской Унии. На это русские отвечали: "Если хотите, чтобы мы с вами воссоединились, докажите сначала, что ваша вера правильная". И засыпали посланца Рима вопросами и цитатами из Священного Писания и из отцов церкви. В конце концов, легат вынужден был выйти из диспута, сославшись на то, что у него не было с собой необходимых книг.

Не знаю, какой отчет даст в Риме легат Антоний Его Святейшеству. Я могу лишь описать то впечатление, которое он произвел на псковичей и новгородцев. Увы, гипноз алой мантии и серебряного распятия оказался недолговечным. Возможно, эти облачения и блеск, и грозный вид могли бы произвести переворот в душах язычников, каких-нибудь северных карелов или эвенков, поклоняющихся луне, волку, грому, Перуну. Но местные православные - при всем их вероотступничестве - несут в сердцах образ Христа. И их дети заучивают на уроках Закона Божьего те же слова, которые заучивают наши дети. И они читают и почитают те же священные книги, что почитаем мы.

Знаю, что самонадеянность ума - один из моих самых трудно одолимых грехов. Смиренно прошу Вас простить меня, если я опять впадаю в него. И все же не могу не поделиться с Вами мыслью, которая приходит мне в голову чаще и чаще: русские научились строить стены, которые не пробить нашим ядрам, их храмы и иконы не затмить нашим церквам и распятиям. Мы можем посылать католических жен в постели их князей, но нет никаких гарантий, что они не обратятся в православных в первую же брачную ночь. Лишь слово, проникающее в сердца, лишь невидимый Дух Святой может вернуть эти заблудшие души к свету, идущему из Рима.

Искать! Искать это слово - эти слова - вот что я мысленно говорю себе каждое утро, вот к чему призываю себя и всех других неизвестных мне солдат нашей Священной бескровной войны.

Вечно преданный и благодарный, Ваш ученик

С. З.

Эстонский дневник

Искать слово. Искать слова. Но зачем? Ведь все кончится плотью, сведется к плоти.

Плоть самовластна. Недаром святые начинают с того, что идут войной на нее. Холодом и постом, власяницей и плетью, воздержанием и непосильным трудом.

Ну, а мысль, воображение?

Разве мы можем держать их в узде? Как мне изгнать непристойные картины, всплывающие в моем мозгу?

Принцесса Софья. Великая княгиня.

Великий князь Иван Московский.

Говорят, он высок и сутул.

Вот молодых провели в спальню по белому холсту. Подали вареную курицу. Вот оставили одних. Иконы убраны или задернуты.

Они снимают с себя одежды. Совсем? Наверное, это длится долго. Парадные одежды, много слоев. Может быть, они помогают друг другу?

Мужчина и женщина, оба обнажены. Никогда не видели друг друга. Она полная и белокожая, он - какой? Не знают языка друг друга. Молчаливы и наги. Как в раю до грехопадения. Заготовлен ли кубок с вином и дырочкой в дне? Но у принцессы нет здесь ни отца, ни брата, ни матери, ни тетки, которые должны ждать у дверей выхода новобрачных.

Или Алольцевы. Когда я живу в их псковском доме, мне трудно заснуть. Что там, за стеной? Я вслушиваюсь в тишину. Скрип лавки? Шлепанье босых ног по полу? Стон? Или это просто ветер в трубе?

Воображение летит по зарубкам памяти. Ведь я видел ее. Видел нагую. Тогда, в реке. Перенести мокрую в сумрак горницы, осушить простыней. Уложить на одеяло.

Жертва, заклание.

Он приближается. Муж, возлюбленный, жрец. С лицом острым, как топор, с широкими плечами.

Она покорна. Вся - ожидание. Как он обнимает ее? Как бы я хотел обнять ее. Нет, со спины нельзя - их попы запрещают.

Она протягивает в сумраке обнаженные руки вверх. И принимает его.

Принимает...

Принимает...

Глава 7. Мужи псковичи

Фрау Урсуле Копенбах,

из Пскова, май 1473

Дорогая фрау Урсула, свет моей юности и добрейший друг!

Перечитываю Ваше последнее письмо и с грустью думаю о нашей затянувшейся разлуке. Боже мой, Грете уже шестнадцать! И она была на своем первом балу в доме бургомистра? Я мысленно возношусь и пролетаю над псковскими березами, над ливонскими замками, над немецкими коровами, над барашками балтийских волн, чтобы заглянуть хотя бы глазком в окно танцевального зала.

Вы пишете, что ухажеры клубились вокруг нее толпой. О, если бы я был там, я тут же набросал бы для Вас "уличный портрет" каждого из них. И это были бы такие портреты, что Вы ни одного из них не пустили бы на порог своего дома. Потому что никто - никто не достоин нашей Греты!