Гедонисты и сердечная - Ольга Новикова

Йогурт из холодильника, тарелки, кофейные чашки… Свеча…

Когда Марфа села за стол, Филипп уже устал. Полчаса потратил на то, что она делала каждое утро. Незаметно, пока он задумчиво стоял у окна и на свежую голову излагал свои задумки и обиды. Далекий от всего бытового…

О чем бы заговорить? Чтобы не испортить нейтральный фон, которого он добился благодаря своей утренней работе…

– Что сказал Дубинин про интервью?

Марфа отлепила взгляд от горящей свечи и посмотрела в глаза Филиппу. Никогда не хитрит, и сейчас явно читалась молчаливая борьба с самой собой. Наверное, решила больше ему не открываться… Имеет право…

Решить-то решила, но не может. И тот фраер, видимо, ее достал. Трудно переносить низость обоих.

– Давай разъедемся, пока мы еще можем разговаривать… – Тусклый голос – у нее нет сил даже на обвинительную речь… Совсем сникла…

– Я уйду, если ты хочешь… – Филипп вскочил из-за стола, но не осмелился подойти к жене и обнять ее поникшие плечи.

– Куда ты уйдешь… Опять я перегорю, и все пойдет по-прежнему…

– Нет! Я все понял! Я пользовался твоей энергией, сердечностью… – Филипп запнулся о взгляд Марфы. Мгновенно дошло, что нельзя сейчас бить себя в грудь, нельзя впадать в такой приятный экстаз самобичевания. Лучше маленькое конкретное дело, чем большие обещания. – Меня пригласили на конференцию в Бордо. Я написал, что мы вместе приедем, и твой доклад заявил. – Он метнулся из кухни в кабинет и толкнул рычажок ноутбука. Включил компьютер. Вернулся через секунду. – Не сегодня завтра должны ответить. Но уверен, они согласятся. И давай в интервью с Дубининым твое имя поставим. Это будет только честно – без тебя мне бы не о чем с ним было разговаривать…

– Интервью? Не будет никакого интервью. Он передумал. Наверное, даже не прочитал то, что получилось… Не звонит…

– Сама позвони! Это же по делу!

– Думаешь?

Уф, у Филиппа отлегло от сердца. Сумел подставить плечо. И даже немного возгордился: нисколько не ревнует же…

– Сейчас рано, он еще не встал, наверное… Может, у него что-то случилось, поэтому не звонит…

Черт, Дубинина-то сразу готова оправдать и простить…

Филипп снова побежал к компьютеру. Открыл почту, а там – ответ от французов. Мол, присылайте тезисы и паспортные данные обоих.

…День шел нормально. Но посреди обеда Марфа вдруг выбежала из-за стола, принесла мобильник и позвонила. Прямо при муже.

Филипп посмотрел на пар над тарелкой, подумал: эх, остынет, поддел на вилку горячий кусок мяса с черносливом, быстро отправил в рот и встал, чтобы выйти и не мешать разговору. Но Марфа перехватила его – вцепилась в рукав, как утопающий за соломинку, и усадила на место.

Железа в ее голосе хватило только на первую заготовленную фразу. Как комиссар, спросила, прочитал ли Федор интервью. Следующая реплика была уже совсем в другой тональности. Такая забота и сочувствие, такая ласка, что просто неудобно подслушивать.

Но Марфа уже и не заметила, что Филиппа сдуло из кухни. Правда, теперь он ушел со своей едой.

Воркование, слышное, даже если закроешь все двери, кончилось через четверть часа. Марфа пришла в кабинет мужа, села на диван – его ночное лежбище – и принялась рассказывать. В подробностях, ему совсем не нужных. Раньше бы он оборвал… Но теперь вынес и это.

Оказывается, у собаки случился новый приступ, когда Дубинин был в Москве.

– Он приехал, а жена Бульку усыпила… У того, правда, уже и передняя нога стала волочиться. Потом – впереди суббота и воскресенье, а Дубинину в Германию надо лететь… Булька в последние дни так понимающе на него смотрел… Как будто говорил: «Ну, хозяин, ты для своего душевного комфорта продлеваешь мои мучения». Приехал молодой человек, сделал укол, и собака спокойно уснула… Дубинин уже сходил на могилу – в лес, где они вдвоем часто гуляли, между двух столетних сосен…

Глава 22

В первый же кофе-брейк к Федору подсел организатор берлинского форума. Не случайно рядом оказался, а подошел с целью: попросил тексты последних дубининских статей. Намереваются, мол, перевести их на немецкий и английский – рабочие языки конференции. Перевести и издать отдельной брошюрой. Нынешним летом недалеко от Шлезвига будет международная экономическая школа для студентов.

Задачка…

К своему компьютеру он никого, кроме дочери и зятя, не подпускал. А они сейчас в Ставрополе…

Тексты эти есть в журналах и сборниках. Можно по электронке связаться с редакциями и попросить… Хотя без звонка – бесполезно. Но отсюда звонить в четыре места, объяснять, что нужно и кому послать…

Марфа… Она справится.

Начал издалека. Расписал номер в пятизвездочной гостинице, от которой приходится пешком топать в зал заседаний. Под дождем и ветром. Огромный черный зонт, выданный метрдотелем, выгибается и рвется из рук, как дикая девица. Испытание.

Но есть и еще проблема…

Марфа договорить не дала. Суть на лету схватила, записала названия журналов и номера. Те, что он вспомнил.

На следующий день нужный файл был в нужном месте. Оказалось, одну статью ей пришлось самой натюкать на компьютере – кто-то из крючкотворов заявил, что электронный вариант – собственность журнала… Ночью работала.

Дубинин пообещал повидаться с ней в день приезда.

Но… Надя прилетела в Москву по денежным делам. Встретила отца в Шереметьеве на своем джипе и отвезла на дачу. Так что в городе он появился только через неделю после возвращения из-за границы.

И опять Марфа была невесела. Пришлось вместе с ней выпить стопку водки, хотя язва пошаливала. Да и со спиной не все в порядке. Переезды даром не проходят. Чемодан не такой и тяжелый, и на колесиках, но ведь то и дело приходится его поднимать-опускать…

Чтобы как-то себя развеселить, Федор вслух припомнил, как в Берлине к нему кадрилась московская тележурналистка. В свой номер пригласила, для работы… Ха-ха… На обратном пути, уже в самолете, его просветили, что дива-то знаменита.

– А фамилия? – Марфины щеки раскраснелись, да и ревность немного ее оживила.

– Не знаю… Я же телевизор не смотрю, – пояснил Федор и поразглядывал свою визави.

Плечи чуть округлились, грудь налилась… Кофтенка удачно подчеркивает все женские выпуклости. В талии пополнела, животик… Втянула под его взглядом… Стесняется…

– Молодец, набрала вес. Тебе идет.

Комплименты Марфа всегда пропускала мимо ушей и сейчас только внимательно посмотрела ему в глаза. Словно проверила правдивость.

– А вот я никогда никого не заманивала… – немного спесиво сказала она.

– Никогда? – усмехнулся Дубинин. – А… – Он вспомнил, как ее сердце билось о его грудь… – Да ладно…

– Что? Говори, раз начал! – Марфа подперла щеку и беспечно улыбнулась.

– Нет, не стоит…

– Замах хуже удара!

– Ну, сама напросилась. Забыла, как ты меня к себе пригласила? «Опасное сходство» купила, пельменей настряпала… Вкусные! Я много съел… Ночевать оставила…

Сказал и осекся. Думал, Марфа посмеется вместе с ним, а она вылупила на него свои зенки и чуть не плачет. Убрала ладошку от лица, и заалевшие щеки подали красный, предупреждающий сигнал. Чего доброго, устроит сейчас истерику… На радость публике…

– Ну, ну… – Федор положил пальцы на Марфину руку и сжал их.

Но брать свои слова обратно… Не в его правилах… Так ведь все и было.

А Марфа уже совладала с собой:

– Значит, это все было… только для меня… – Она не спрашивала, она вслух рассуждала. – Неужели ты не чувствуешь, что мне важна… – Она споткнулась. Помолчала, подыскивая слова… Наконец сформулировала. Не шутя. – Сердечная близость. А как она выражается, эта тяга… Хотя… Пусть затащила… Значит, я – обычная женщина! – с гордостью выкрикнула и уже шутя выпучила свои зеленые глазенапы, прикрыв ладошкой рот.

– Ты совсем не обычная! Ну, давай здесь рассчитаемся. А чаю дома выпьем… Зайдешь?

Оба забыли, что в ту ночь Марфа, кроме всего, правила, вылизывала гранки его книги…

Подавая пальто, Федор задержал руку на груди Марфы. Проверить, есть ли то притяжение, которое она называет так высокопарно: сердечная близость… Тело ее замерло, голова вывернулась, и глаза посмотрели в глаза. Взгляд, который обычно называют двусмысленным… А на самом деле – однозначный признак обоюдной тяги…

…Когда пришло время пить чай, Марфа разговорилась.

– Я сейчас раздумываю, не лучше ли мне будет жить одной…

Федор нарочно поднес чашку к губам и долго не отнимал ее… Молча замер, чтобы ни жестом, ни словом не подстегнуть Марфину откровенность. Но ее уже несло.

– Я Филиппу сказала… Он, конечно, не хочет меня отпускать… Не в его силах мне помешать… Он виновен передо мной…

Черт, неужели сейчас пойдет жалоба на какой-нибудь пустяковый мужской промах… Сколько плачей он уже слышал от своих временных подружек, вдруг узнавших, что муж неверен… Глупо себя чувствовал: не скажешь же, что и ты, голубушка, не без греха…