Милые пустяки - Шарлотта Хайнс

— То, что говорить о них смертельно скучно, — отрезал он. — Но если тебя интересует вся эта абракадабра, почему бы тебе не позвонить нашему агенту? Пусть он все тебе и объяснит во всех подробностях. Да прикрой же! О, черт, левый опять на траве, — возмущенно пропыхтел он.

Лиз молчаливо разделила его возмущение, только ее возмущение было несколько иного рода. Она снова потерпела фиаско. Нет, в настоящий момент Джона не вытянешь ни на какой разговор, разве что о футболе. Она попыталась коротко суммировать в голове все, что знала о спорте, прежде чем начинать эту тему. Нет! Этого слишком мало для сколько-нибудь связной речи. Подытожив неблестящие результаты своих начинаний, она пришла к выводу, что на сегодня ей остается только одна форма общения — бессловесная.

Из-под полуопущенных век Лиз украдкой следила за выражением его лица. Интересно, удалось бы ей оторвать его от экрана на достаточно долгое время, если бы она попыталась его соблазнить? Ее тело, казалось, даже потеплело от воспоминания о событиях середины дня. Она предусмотрительно увлажнила губы и осмотрела его с ног до головы, выбирая место для атаки. Ее задача заключалась в том, чтобы увлечь его в водоворот чувственных желаний до того, как он осознает, что, собственно, происходит.

Затем она обрушила серию поцелуев на его ключицу, выпирающую сквозь белый воротник рубашки.

— Нет, это просто издевательство! — Джон, казалось, не обращал внимания на ее провокационные действия. — При счете три — шестнадцать опять показать на центр!

— Показать на центр, — машинально пробормотала она, лениво расстегивая две нижние пуговицы его рубашки и запуская вовнутрь руку. — Где же тут центр? — Ее пальцы начали описывать у него на животе все расширяющиеся круги. Она улыбнулась тому, как отреагировали на это движение его мускулы.

— Лиз, я тебя предупреждаю!

— Что тебе не нравится? — Она бросила на него взгляд оскорбленной невинности. — Ты же сам просил показать на центр. — Ее пальцы устремились вверх, расстегивая пуговицу за пуговицей. — Нет, так мне тесно. Я хочу нарисовать картину. Очень современную картину. — Она взглянула на него из-под ресниц.

— Лиз!

— Не сбивай меня. — Она запустила руку в мягкую волосяную поросль его груди и игриво подергала, — я творю. Откинься назад, расслабься и смотри свой футбол.

— Как я могу расслабиться, когда ты… — Он не успел закончить фразу, так как в этот момент Лиз легонько прикусила один из его плоских мужских сосков и принялась обстоятельно его облизывать. Он еще дальше откинулся на спинку тахты, однако, как с удовлетворением отметила Лиз, совсем не оттого, что расслабился. Все его тело начало снова наливаться напряжением, но на сей раз это не имело отношения к работе. Это напряжение ей больше нравилось, она совершенно ничего не имела против него.

— Ты себе спокойно смотри матч, не обращай на меня внимания, а я пока приготовлю краски. Представь, что ты — чистый холст, на котором я буду рисовать нетленное произведение искусства.

— Если ты намерена и дальше рисовать свое произведение в таком темпе и манере, то, боюсь, мне не надолго хватит сил воображать себя холстом. — Он издал глубокий вздох, ощутив, как ее язычок очерчивает какие-то непонятные контуры на его широкой груди. — Я в мгновение ока превращусь в чуткий рентгеновский аппарат.

— Надеюсь, — прошуршала Лиз, расстегнув, наконец, ремень на его брюках и жадно запустив руки ему за пояс.

— Лиз Лангдон, я слишком утомлен для постели.

— Кто же тебе говорит о постели? — возмутилась она, — имей терпение. Может, я просто забавляюсь, и все.

— Ты забавляешься с моими инстинктами, причем самыми низменными, вот что ты делаешь.

— Нет, я забавляюсь с твоим телом. В данный момент оно мне нужно в качестве инструмента. — Она низко склонила голову и прошлась по его животу каскадом поцелуев, в то время как ее руки продолжали настойчиво тереться об его мужскую плоть. Глаза ее были закрыты — так она могла достичь полной сосредоточенности на главном.

— Лиз! — прошептал он, протягивая руки, чтобы поднять ее с колен. Его сухие жаркие губы застыли на расстоянии не более миллиметра от ее страстно полураскрытых губ. — Лиз, ты — воплощенная соблазнительная женственность.

— Спасибо, я тоже так думаю, — рассеянно пробормотала Лиз, едва осознавая умом, какое откровенное признание она сейчас услышала от Джона.

Его губы сомкнулись на ее губах, и язык его устремился, разрушая все преграды, в извечном мужском стремлении к господству к ее гортани.

Из груди Лиз вырвался глубокий стон. Ей казалось, что и без того мягкие, женственные очертания ее тела окончательно расплываются, теряют форму, а сама она превращается в некое фантастическое беспозвоночное, целиком растворяясь под напористыми движениями его рук. На каждом дюйме живой ткани Лиз язык ее мужа оставлял следы нетерпеливого возбуждения.

Судорога пробежала по каждой ее клеточке, когда рука Джона ненавязчиво скользнула к ней под юбку, и она почувствовала холодок его пальцев на бархатистой коже своих бедер. Теряя самообладание, она беспокойно заерзала и, в конце концов, раскинула ноги в стороны, явно приглашая его приступить к самому важному. Медленно, невероятно медленно для разгоряченных нервов Лиз, готовил он свое вторжение в ее святая святых. Лиз достигла апогея своего возбуждения, когда его ищущая рука принялась теребить ее грудь, как бы побуждая и его самого к более активному наступлению.

— Джон! — Она покрывала жаркими поцелуями его шею.

— Лиз! — Любовное поглаживание груди стало заметно энергичнее. Все ее существо было сейчас сконцентрировано на этих дразнящих пальцах.

Она взревела, как раненая львица, когда все те же кончики пальцев достигли мягкой шелковой поросли на ее лобке и легонько погладили ее. Кровь постепенно закипала где-то в глубине чрева Лиз по мере того, как поглаживания становились все более интенсивными. Она судорожно сжала свободную руку Джона, как будто хотела соединиться с ним во всех точках, во всем, но Джон высвободил руку. Она была нужна ему на иных, ключевых для них обоих участках этого вечного сражения мужчины и женщины.

Лиз изогнулась против его бедер, извлекая неизъяснимое наслаждение из одного вида его ладной фигуры, его плоти, которая вся горела под ее губами. Стремясь как можно скорее сокрушить его знаменитое самообладание, она потянулась к его мужскому истоку, но он мягко отвел ее руки и, сжав их в одной своей, отвел за спину.

— Терпение, любовь моя, — вымолвил он. Его ласковые пальцы двинулись к ее талии с целью расстегнуть пояс юбочки. Так они и сделали, в следующее мгновение юбка с шуршанием упала вниз.