i 1cdedbafc07995a6 - Admin
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У меня за плечом Арт отчетливо произносит: "блядь".
Воскрешаю в памяти нашу встречу на улице. "Я ж вас потому и позвала", -- честно призналась Ева, когда я сообщил ей об оружии. Кто ж знал, что ее заявление следует толковать так буквально...
-- Пожалуйста, пацаны, не убива-айте!
О! Теперь ее слова сразу достигают ушей и устремляются по слуховым каналам прямиком к центру удовольствия в мозгу. Кажется, я начинаю привыкать.
-- А ты осталась?
-- Да!
-- И типа не собиралась нас обманывать?
-- Говорю же, я не при чем! Ну, клянусь вам, клянусь! Пожалуйста, пацаны!
-- Ну, бля, если обманула, -- Женя делает страшные глаза, -- я тебя найду и лично шлепну.
Пустые угрозы. Мой брат пытается запугать ее, и только. Он ломает свой концерт, она свой. Сейчас мы ведем разные игры.
Оставляем Сашу горестно всхлипывать в спальне, и собираемся в прихожей. Здесь темно почти как ночью, солнце еще не добралось до восточной части дома. Вижу черные силуэты друзей, покатые фигуры в плащах.
-- Не рановато выходить? -- осторожно спрашивает Арт. -- Темновастенько.
Да, эта мысль тоже приходила мне в голову. В другой ситуации я непременно дождался бы, пока солнце вступит в свои полные права. Но сейчас кипящая злость и жажда мести пересиливают инстинкт самосохранения.
-- Эта же толстуха пошла, -- замечает Женя. -- Мы чем хуже?
-- Если только это не какая-то наебка, -- говорит Арт.
Тоже правда. Один раз нас уже перехитрили, но вдруг то был всего лишь первый акт многоходовой пьесы? Очень уж картинно Саша размазывала сопли по щекам.
Кручу ручку замка, и сувальдовые пластины щелчками загоняют засов в дверь.
-- Пошли.
06:55
Ночной бой у ворот -- схватка стаи зараженных дворняг с "прокаженными". Мы видим двух мертвых собак, явно инфицированных, и растерзанное тело мужчины, лежащего в позе витрувианского человека посреди лужи крови. На руках и ногах недостает пальцев, кожа на спине изорвана в лоскуты, лицо обглодано почти до костей.
Перешагиваем через тело и устремляемся к "Ниссану". Бежим вдоль дороги, пригибаясь к земле и стараясь держаться как можно ближе к домам. Так, чтобы при необходимости всегда можно было юркнуть во двор. В наше время иметь пути к отступлению не менее важно, чем конечную цель.
Воздух напоен умопомрачительным смрадом. Эдакая смесь скотобойни, крематория и братской могилы. Запахи свежего, сгоревшего и разлагающегося мяса забивают ноздри и глотку. Легкая тошнота, не покидающая меня вот уже вторые сутки, усиливается. Еще пара дней, и к нашей экипировке, помимо плащей, придется добавлять респираторы.
Город окутан утренней серью, истончающейся под напором набирающего мощь солнца. Из всех звуков я различаю только те, что издаем мы сами. Звуки, которым я доверяю, звуки, которые для меня слаще музыки. Безопасные звуки. Никаких инородных примесей.
Помимо бытового мусора, наводнившего улицы (удивительно, как быстро он разнесся по городу в отсутствие людей), под ногами попадаются трупы птиц и мелких грызунов. Еще вчера ничего подобного не наблюдалось, а сегодня все ими буквально кишит. Возможно, их сгубил сам вирус, но мне почему-то кажется, что причина в последствиях, приведших к отключению инстинкта самосохранения. Воображение рисует голубей, камнем бросающихся к земле, и обезумевших крыс, нападающих на собак.
Погруженный в утреннюю дымку город напоминает руины давно исчезнувшей цивилизации. Причиненные апокалипсисом разрушения ничтожны по сравнению с тем, что сделают с городской инфраструктурой погода и время, но даже сейчас я чувствую себя туристом на Марсе. Это больше не мой Ростов. Через год или пять здесь будут джунгли. Камень искрошится, железо сгниет, дороги и тротуары зарастут травой, улицы заполонят дикие животные. Какой биологический вид будет царствовать в этой биосфере? Не знаю. Но вряд ли это будет "человек разумный". Скорее, "человек безумный".
Бегущий в авангарде Женя замедляется, оглядывается на нас, машет рукой: "стоять". Останавливаемся, замираем. Вытягиваю шею и смотрю на дорогу.
Впереди в строю припаркованных у обочины машин вижу наш "Ниссан" с открытым багажником. Возле автомобиля как будто никого, но мы все равно соблюдаем осторожность, приближаясь к нему. Жестом приказываю брату обойти машину сзади; мы с Артом, с оружием наизготовку, заходим спереди.
-- Никого, -- шепчет Женя. Подступает к багажнику, заглядывает: -- Ай бляди, ай бляди...
Значит, мы пришли слишком поздно.
Арт огибает машину по кругу, я заглядываю в салон. Пусто.
Вдруг слышу у себя за спиной:
-- Не шевелись.
Знакомый голос с хрипотцой...
Потом ружейное дуло упирается мне между лопаток.
07:00
"Они прятались в салоне соседней машины", -- слишком поздно доходит до меня. Нет, не так. Они поджидали нас в салоне соседней машины.
-- Убери это! -- Женя вскидывает свой "Моссберг".
Ева у меня за спиной, поэтому он целится скорее в меня, чем в нее. Находиться на линии огня сразу двух дул -- ощущение не из приятных. Да что там, я вот-вот наложу в штаны...
-- Слышь, завязывай, -- Арт дергает цевьем дробовика: "щелк-щелк".
Сон в руку...
-- Сам завязывай, белобрысый, -- произносит еще один девичий голос.
Лилит. Мне не надо поворачиваться, я и так знаю, что второй из украденных "ИЖ-ей" направлен на моего друга. Чертовка дождалась, пока Арт возьмет на прицел Еву, и только потом обнаружила себя.
Женя приставным шагом меняет диспозицию и берет на мушку Лилит.
Теперь у нас самая настоящая мексиканская ничья.
07:10
Стоим и целимся друг в друга -- пять человек посреди оккупированного кровожадными монстрами города. Лучшей иллюстрации никчемности человеческой натуры просто не найти.
-- Мы только возьмем пару ваших ружей и немного патронов, -- говорит Ева. Она вытравила из голоса приветливые нотки, но ему по-прежнему не хватает жесткости. -- Вам все равно столько много не надо. Будем считать это платой за ночлег.
-- Слышь, мы сами решим, сколько нам надо, а сколько нет, -- произносит Арт. -- Убери ружье и давай нормально поговорим.
-- Мы с тобой вчера наговорились, дружок. Языком чесать ты мастак.
Даже периферическим зрением вижу, как краснеет лицо Арта.
-- Я тебя сейчас ебну, убери пушку! -- скалит зубы Женя.
Он всегда так делает, когда хочет нагнать страху на оппонента, но сейчас его попытки больше похожи на струю зловонного секрета из-под хвоста скунса. Капюшон кобры исчез. Он защищается, а не нападает.
-- А я ебну твоего братика, -- парирует Ева. -- Так что сам убери.
Ее голос дрожит, и я понимаю, что она напугана не меньше нашего, если не больше. И, тем не менее, она идет до конца. Как бы парадоксально это ни звучало, но у девочки есть яйца.
-- Ты хоть стрелять умеешь? -- подаю голос я, стараясь не выдавать страха, сковавшего язык.
-- Мой батяня заядлый охотник, я разве не говорила? Берет меня с собой в степь с семи лет. Так что давайте лучше договоримся.
Торопит события. Первый признак неуверенности.
-- А пушку заряжать научил? У тебя в ружье-то патроны есть?
-- Попизди еще чуток, и сам узнаешь.
-- Какими заряжала? -- захожу с другого бока. -- Тридцать шестыми?
-- Двенадцатыми. Тридцать шестыми только мух сбивать.
-- Двенадцатые, это такие золотистые?
-- Нет, такие синие. Золотистые -- это двадцать четвертые. Хорошь меня проверять, сказала умею, значит умею! Давайте лучше к делу!
Последняя фраза звенит на высокой ноте, почти истерично. Ружье между моими лопатками ходит ходуном, выдавая дрожь в руках своей владелицы. Надо дожать.
-- Это вы решайте. Нас все равно на одного больше.
-- ПЕРЕСТАНЬ ЦЕЛИТЬСЯ В МОЕГО БРАТА, ТУПАЯ СУКА! -- вопит Женя, и я чувствую, как Ева вздрагивает.
Уловив это, Арт подхватывает:
-- Если ты выстрелишь, я убью тебя. Мелкая убьет меня. А Женя убьет ее! Ты чо, бля, до трех считать не умеешь?
-- А потом я вернусь домой и ебну твою подружку, -- наконец, раскрывает свой "кобриный" капюшон Женя. -- Только не быстро...
-- Медленно, -- говорю я со всей уверенностью, на которую сейчас способен. -- Он будет убивать ее очень медленно.
Пауза. Только треск пожара вдалеке.
Потом...
-- Обещайте, что возьмете нас с собой.
07:15
-- Хорошо, -- отвечаю без раздумий, -- обещаю.
Слишком быстро согласился. Пожалуй, следовало выдержать паузу.
В голосе Евы сомнение:
-- Ты отвечаешь за свои слова?
Как сказал один хороший писатель: слова -- ветер.
-- Отвечаю.
Она не так глупа, чтобы положиться на мою честность или, смешно сказать, совесть. Понятие совести придумали люди, в естественной природе оно не встречается. Теперь же, когда мы вернулись к истокам, принятые обществом искусственные модели нравственного поведения обречены на исчезновение. Что касается порядочности, то она и в былом мире стоила не дороже конского яблока, а сейчас и того дешевле.