Зеленый рыцарь - Айрис Мердок

«Как она невозмутима, — подумал Клемент, — Вернее, какой невозмутимой она выглядит».

— Значит, ты не хочешь сходить на этот балет? Тебе следовало бы почаще выбираться из дома.

— Да, конечно.

— Как хорошо здесь слышен стук коготков Анакса, видимо, он бродит сейчас наверху, обследует мансарду.

— Скоро Мой отведет его вниз.

— В вашем доме есть некая органическая упорядоченность. Сефтон готовит, Алеф музицирует, ты рукодельничаешь, Анакс бродит, а Мой… Ну, возможно, Мой углубилась в общение с предметным миром.

— Да, она считает, что все вокруг живет своей жизнью.

— Именно она наделяет все жизнью.

— Не хочешь перекусить?

— Нет, я подкрепился сэндвичами перед выходом из театра.

— Ты по-прежнему довольствуешься той скромной ролью, заменяя заболевшего актера?

— Да. Мне не по душе, конечно, такие замены, но сложилась исключительная ситуация. Скоро я займусь другим делом. Черт, я собирался позвонить Харви, мне не удалось застать его у… ладно, не важно…

— Где?

— Да в его квартирке. Я надеялся застать его там, но он только что ушел, а с Джоан вроде бы все в порядке, к ней приходила Тесса.

— М-да. Я сказала Харви, чтобы он заезжал к нам на обед или ужин в любое время, но он почему-то не появляется.

— Он думает, что вы жалеете его, а ему непривычно, чтобы его жалели. Надо было назначить конкретный день.

— Он сказал, что много занимается.

— Держу пари, что он бездельничает. Я тоже не могу нормально работать. О боже, как мне хочется, чтобы Лукас объявился, такая неизвестность становится невыносимой. Я уже чувствую, что вскоре придется заняться его поисками, мне просто необходимо начать что-то делать, перестав мучиться тревожным ожиданием.

— Я понимаю. Но ты ведь уже проверил все возможные…

— Верно, но мне надо вновь все проверить, надо связаться с Америкой или вообще… просто отправиться, куда глаза глядят, просто отправиться на поиски с… с верой в…

— В удачу? Странствуя без денег, положившись на святых?

— Не могу же я торчать дома, продолжая вести обычную, спокойную жизнь!

— Тебе просто хочется страдать из-за него.

— Мне кажется, что он может быть ужасно расстроен. Он выглядел весьма подавленным еще до этой истории.

— Ты имеешь в виду, из-за того, что не получил место профессора в Кембридже?

— Он чертовски чувствительный и ранимый.

— Ему повезло, что у него есть такой заботливый брат. Братья не всегда испытывают друг к другу теплые чувства. Но ваши отношения неизменно оставались близкими.

— Я чувствую, что подошел к какому-то порогу… за ним может лежать совершенно иная реальность… новая ужасная жизнь.

— Это не похоже на тебя, ты легко справлялся с любой волной.

— Одна из них готова утопить меня. Театральный мир, знаешь ли, склонен к трагическим развязкам, ужасным разлукам и жестоким разочарованиям. Ты отдаешься всецело какому-то проекту, спектаклю, людям, труппе, ты неделями, даже месяцами не можешь думать ни о чем другом, и вдруг все прекращается. Это процесс нескончаемого разрушения, нескончаемого разрыва, нескончаемого прощания. Он подобен вечной спирали, бессмысленному парадоксальному бытию. Он подобен состоянию влюбленности, куда ты с неизменной страстью бросаешься вновь и вновь.

— Что ж, тогда тебе, наверное, надо влюбиться.

— Только в мечтах я способен любить героинь, но сами актеры так непостоянны! Кроме того, приходится постоянно ждать настоящей роли, а предлагают ее в итоге на следующий день после того, как ты, отчаявшись, согласился на какой нибудь ничтожный вариант. Угрызения совести, зависть и ревность. Один старый актер как-то сказал мне, что если я хочу идти по театральной стезе, то зависть и ревность лучше подавить в зародыше. А знаешь, порой я думаю, что лучше было бы вернуться в цирк.

— Ты говорил, там была адская жизнь.

— Мне нравятся циркачи. Они совсем не похожи на театральных актеров. Они безумцы и бродяги, они не опускаются до мелочных расчетов. Такое впечатление, что они в любой момент готовы расстаться с жизнью, даже если не ходят по проволоке, натянутой под куполом цирка.

— Но разве такие люди не страдают от ужасного переутомления? Не имея никакой личной жизни, они вынуждены как бездомные вечно скитаться по миру и жить в ужасных условиях…

— И я не прочь бы уехать из Лондона. Лондон ужасен, полон опасностей и жестокостей. Принудительные скитания, возможно, как раз то, что мне нужно, буду как каторжник, сосланный в Сибирь. Там вполне можно лишиться индивидуальности и самолюбия. Прости, я говорю чепуху. Просто мне кажется, что я теряю мужество, меня следует лишить свободы выбора. Я уже достаточно давно хожу по той самой, натянутой под куполом цирка, проволоке.

— Ты намекаешь, что за тобой следует присматривать? Тебя огорчает отсутствие Лукаса.

— Ах, да пропади все пропадом. Что там поют сейчас наши девочки?

— «Санта Лючию».

— Какой грустью насыщено исполнение.

— Забыла сказать, им хотелось, чтобы ты разучил с ними «Порта Романа».

— Ладно, мы разучим «Порта Романа». Я разучу с ними все, что они пожелают… А что там у Алеф, как ее настроение?

— Ты о чем?

— Ну, здорова ли она, всем ли довольна, расстроена ли из-за Харви, волнуется ли по поводу учебы, собирается ли погостить у Адварденов?

— Все вместе. Ты увидишь ее перед уходом, увидишь всю троицу. Сефтон в твою честь сделает стойку на голове.

— А Мой…

— Мне нужно поговорить с тобой по поводу Мой…

— Я не пытаюсь играть для нее роль соблазнителя!

— Я знаю, дорогой. Просто дело в том, что она взрослеет и ей пора расстаться с иллюзией того, что она влюблена в тебя! Мне не хочется, чтобы ее чувства зашли слишком далеко и привели к неловкой ситуации. Люди могут заметить и начать подшучивать… Наверное, уже подшучивают.

— И поэтому мне надлежит быть сдержанным, равнодушным и суровым? Невозможно.

— Не суровым… просто рассудительным.

— Рассудительным! Луиза, ты же знаешь, рассудительность не относится к числу моих достоинств. Ладно, ладно, я постараюсь. Буду действовать осмотрительно!

— Может, все-таки перекусишь чем-нибудь? Ты уморишь себя голодом.

— Нет-нет, мне пора уходить. Надо еще прочитать один сценарий. Давай только заглянем ненадолго к девочкам.

— Загляни один, они будут рады.

Проблема Клемента заключалась в том, что он давно любил Луизу. Он влюбился в нее с первого взгляда, когда Тедди Андерсен представил ее как свою fiancée [30].

«Как жаль, что наше знакомство состоялось слишком поздно, — подумал Клемент в тот момент, — если бы только я познакомился с ней раньше, опередил Тедди, все могло бы измениться, она могла бы полюбить меня. Мы созданы друг для Друга, а теперь она потеряна навсегда!»

Преуспел ли он в сокрытии своих чувств? Пригрезилось ли ему, что он видел в ее глазах какое-то особое понимание, какое-то сходное чувство? Конечно, он не смел и надеяться, что она тоже подумала: «Если бы только…» Возможно, взгляд Луизы выражал жалость и сочувствие к нему или просто сердечную доброту. Ее безотчетная доброта, неизменно подмечаемая им, невольно делала мир лучше, светлее, обезоруживала враждебность, успокаивала боль, умиротворяла души. Мягкосердечие Луизы люди порой принимали за слабость, безжизненность и глупость. Кое-кто говорил: «Нет, от нее не опьянеешь, она не такой уж крепкий напиток!» Для таких чуткость и внимательность Луизы проявлялись незаметно.

Впервые они встретились в пустом театре. Клемент пришел на репетицию пораньше. Он стоял, задумчиво глядя на сцену и размышляя о том, в чем же заключается ошибка режиссера. Он ждал Тедди. Тедди пришел с девушкой. Клемент на мгновение взял ее руку и тут же понял, что в его душе родилась умопомрачительная тайна. Конечно, ум его не помрачился. Он ухлестывал за актрисами и поклонницами, причем некоторые из них почти годились ему в матери. А Луизе, разумеется, он никогда не открывал своей любви, ни ей, ни кому бы то ни было. Его откровенно развеселая жизнь с многочисленными обожательницами отрицала любые подозрения о наличии скрытой симпатии. Луиза уподобилась для него хранимой в тайнике драгоценности. Когда первый период «если бы только» завершился и Клемент смирился с существованием «миссис Андерсон», он осознал, что его любовь к ней ничуть не уменьшилась, но претерпела огромные изменения, превратившись в совершенно особое и уникальное чувство, породившее особые и уникальные, но крайне ценные переживания. Позднее мучительные мысли стали менее болезненными, и, хотя любовь осталась неизменной, Клемент начал сомневаться в остроте своих чувств. Потом умер Тедди. Эта неожиданная смерть вызвала огромное горе и смятение в маленьком мирке, который тем или иным образом стал ему почти семьей. На похоронах, среди многочисленных коллег и клиентов, он был, безусловно, в положении очень уважаемого друга семьи. Беллами сильно горевал, так же как Лукас и Клемент. Горе Клемента было искренним, но все же он не мог избавиться и от других мыслей. Его так и подмывало сразу же броситься к Луизе и предложить ей всю возможную помощь и поддержку, и он надеялся, что в процессе этих взаимоотношений он заявит в удобный момент о своей любви, которую она теперь вполне сможет принять. Девочки любили Клемента. В их доме он числился самым желанным гостем. Но почему-то именно такая благоприятная атмосфера породила в нем сомнения, связанные с тем, что его неожиданная близость или напористость могут быть нечестными, неправильными по отношению к ее отчаянному и уязвимому положению. Клемент пребывал в нерешительности. При этом Беллами оказал ей моральную поддержку, а Лукас — финансовую. И тогда начался второй период «если бы только» — если бы только он действовал быстрее, не задумываясь, отбросив к черту понятия «тактичность» и «благопристойность». Он обманул ее ожидания именно тогда, когда она сильно нуждалась в нем. Эти горькие размышления определенно служили временной помехой для своеобразной и смущающей дружбы с Луизой. Клемент избегал ее, едва не доходя до грубости, казалось, почти намеренно стараясь подавить свой интерес и свою привязанность. Боль утраченных возможностей невольно привела его к обесцениванию потери, превратив ее не в утрату, а в некую непостижимую данность. Со временем ситуация изменилась. Луиза радостно, как Клемент и ожидал, встретила его возвращение, и тогда он внезапно понял, что играет в ее жизни особую роль, не похожую на роли, отведенные Беллами или Джереми Адвардену, который, как всем известно, питал к Луизе давнюю tendresse [31]. Однако постепенно и ее доброе участие, и невинная безопасная естественность их дружбы начали печалить Клемента. Жива ли еще его любовь, или он уже смирился с устоявшимися отношениями? Их, безусловно, не назовешь любовными. У него еще бывали случайные связи с «чаровницами», уже менее частые, а в последнее время совсем редкие. Он никак не мог выбрать подходящую пару для женитьбы. Казалось, что ему просто не хочется жениться. Клемент все больше осознавал, что странная и давняя печаль его жизни, очень слабо окрашенная долгой дружбой с Луизой, как будто привносила в их отношения долю напряженности и неловкости, отягченную волнующей меланхолией. Клемент связал это с подрастанием девочек и Харви, которого Луиза любила как родного сына. Разумеется, уже долгие годы Клемент и Луиза вели нескончаемые разговоры о детях. Но, продолжая говорить о них, они стали избегать некоторых тем. Сложности были слишком очевидными, и они предпочли молча наблюдать за их развитием. На сцену выходит молодое поколение, ему будут принадлежать главные роли. Однако ничего не происходило, и у Клемента возникло ощущение, будто их всех парализовали какие-то колдовские чары, он осознавал, что в этом же параличе пребывают и его отношения с Луизой, низведенные до спокойной привязанности брата и сестры.