Под крылом Ангела - Алиса Лунина

И Зоя, сжавшись, отступила.

Но вуду работало! В господине неожиданно проснулось что-то человеческое, и он поинтересовался, куда ей, собственно, надо.

— В центр! — крикнула Зоя.

— Повезло! — усмехнулся он. — Поехали!

И вот она уже ехала в машине, а перед глазами мелькали огни города, украшенного к празднику, улицы, перекрестки, елки на площадях…

От всего этого кружилась голова и бешено стучало сердце, совсем как тогда, весной, когда она приехала сюда в первый раз.

Город обрушился на нее, как лавина… Он оказался таким сумасшедшим, ярким и невозможным, что Зоя растерялась.

Ничего удивительного — своеобразие большого города она вообще открыла для себя впервые.

Все девятнадцать лет своей жизни она прожила в небольшом городке, где не было так невозможно и ярко, где можно было прожить жизнь, не поняв, как много прошло мимо и упущено навсегда.

Приехав в Петербург, она почувствовала, что настоящее начинается только сейчас. От осознания новых возможностей в буквальном смысле кружилась голова.

Плюс ко всему ей досталась столь необычная родственница, как Барбара. Зоя, конечно, попыталась психологически настроить себя на встречу со знаменитой Барбарой Лесневской, но тем не менее, увидев ее, оробела. Та оказалась слишком стильной, избалованной, высокомерной (до Зои, ей кажется, вообще не было никого дела).

В роскошной квартире Барбары на фоне хозяйки Зоя почувствовала себя классической бедной родственницей из провинции, свинаркой-пастушкой-замарашкой и так далее.

Поначалу ей от стеснения хотелось забиться в какую-нибудь щель, ну или хотя бы поскорее свалить из этой квартиры, но вскоре общение между барышнями стало налаживаться. Чтобы хоть чем-то быть полезной Барбаре, Зоя предложила взять на себя хлопоты по домашнему хозяйству. Она сразу сообразила, что в бытовых вопросах Барбара абсолютно беспомощна, даже обед себе не приготовит, а скорее всего, вообще забудет про еду, потому что увлечена своими придуманными литературными мирами.

О ней надо заботиться — поняла Зоя. Стеснение и естественное недоверие, возникшие по отношению к Барбаре, у Зои довольно быстро сменились восхищением и симпатией.

С Барбарой было интересно. Не сказать, что та уделяла юной родственнице много времени, но те часы, что они проводили вместе, были для Зои настоящей радостью.

Она обожала гулять с Барбарой, слушать ее рассказы о городе, воспоминания из детства. В такие минуты Зоя чувствовала себя юной кошкой, которой все любопытно.

В кафе и дорогих магазинах, куда они заходили, все были с ними любезны и старались угодить. День складывался удачно, получался наполненным, щедрым на события и впечатления.

Но так происходило, лишь когда она была с Барбарой, потому что ее саму город принял не сразу. Может быть, даже до сих пор не принял. Например, часто бывало так, что, гуляя по городу, она чувствовала себя неприкаянной и ненужной. Она словно разглядывала картинки чужой жизни: фасады прекрасных дворцов, гранит набережных, красивые витрины магазинов, подворотни, дворы-колодцы — и проходила мимо… Как будто все это было не для нее. В такие дни она возвращалась домой усталая и опустошенная. Казалось, что все эти львы и сфинксы злобно ощерились, замыслив против нее что-то недоброе. Зоя чувствовала, что ей никогда не стать своей для этого города. Она здесь чужая, ее никто не любит, и она в сотый раз давала себе обещание завтра же взять билет и уехать. Тем не менее всякий раз ее что-то останавливало. Может быть, надежда на то, что однажды ей удастся доказать этому городу, что она своя — как Барбара.

Для Барбары город был огромной коммунальной квартирой, и Петербург любил ее — Зоя это сразу почувствовала. Дело было не в том, что Барбара красива и удачлива, нет. То есть красота и удачливость, вполне возможно, являлись как раз следствием любви города к этой женщине, но не причиной. И когда они с Барбарой гуляли, Зоя чувствовала, что ловит на себе отблески любви Петербурга к Басе — настоящей петербурженке с примесью невской воды в крови. В Басе, несмотря на холерический темперамент, порой проблескивало нечто русалочье, как луна на дне реки. Она часто была задумчива и молчалива, и Зоя в такие минуты понимала, что писательница пребывает в своих придуманных мирах. Возвращаясь в реальность, Барбара придумывала для них какие-то удивительные развлечения. Она могла пригласить Зою покататься по городу на машине глубокой ночью — посмотреть развод мостов или посидеть на крыше их дома. Зоя очень полюбила посиделки на крыше, с которой открывался удивительный вид на город, и даже был виден парящий в небе Александрийский Ангел.

Если у Барбары выдавалось свободное время и было тепло, они брали бутылку вина и шли на крышу. Однажды летом они просидели на крыше всю ночь. Зоя долго рассказывала Барбаре о своей любви к Павлику, плакала, жаловалась. Бася пила вино и слушала. Они и не заметили, как наступило утро. Когда рассвело, Зоя спустилась домой и вернулась на крышу с термосом кофе и булочками. Они пили кофе прямо на крыше, глядя на просыпающийся город.

Их отношения уже тогда подверглись серьезным испытаниям, потому что в Зоиной жизни случился Павлик, но в то утро Зоя подумала, что за эту ночь она готова простить Басе все, что угодно…

В общем, после приезда Зои в Петербург ее мир обрел точку опоры на трех китах: город, Барбара, Павлик. И непонятно, в какой последовательности о них рассказывать. В хронологической или в зависимости от степени важности. И как ее определить — эту степень важности.

В ту весну Зоя открывала для себя город и новую жизнь и пока не знала, зачем она здесь. Она вообще очень мало знала о себе. Ей казалось, что она долгое время спала или готовилась к чему-то важному, и вот скоро случится нечто такое, отчего ее жизнь изменится.

И появился Павлик.

Барбара как-то сказала, что начинает работу над романом и не сможет уделять Зое много внимания: «Не сердись, когда я работаю, даже поесть забываю. Ты же знаешь! Сейчас на два месяца выпаду из жизни — буду ходить по квартире, как сомнамбула, никого не замечая, и ты меня не дергай — научись понимать! А чтобы тебе не было скучно и одиноко, я нашла для тебя компаньона. Очень славный мальчик. Павлик. Да вот он в дверь звонит!»

Дверь открылась, и вошел он. Воплощение всех ее девичьих грез. И жизнь действительно переменилась.

В Павлике был какой-то надлом — Зоя это сразу почувствовала. Какой-то он был неприкаянный, наполненный до краев опасными мыслями. Как однажды сказала Барбара, «типичный Раскольников, с таким, как он, однажды старушек не досчитаешься».

Красивый, манерный, молчаливый, может часами угрюмо молчать. «Страдает!» — поняла Зоя и пропала, потому что в девятнадцать лет настоящая девушка и должна, встретив красивого страдающего демона, влюбиться и пропасть.

Поначалу между ними вроде бы ничего не происходило — гуляли, разговаривали, ходили на концерты. Он познакомил ее с дедом и другом Мишей, и она даже не подозревала о его романе с Басей. Павлик первое время ничего не рассказывал об этом, а когда Зоя узнала правду, уже было поздно. Хотя, наверное, если бы она знала все с самого начала, это ничего бы не изменило, потому Зоя была уверена: она приехала сюда затем, чтобы спасти Павлика своей нежностью и любовью. Спасти от самого себя.

За красивой внешностью, иронией как частью жизненной эстетики, саркастической всезнающей улыбкой: «плавали — знаем», жизненной философией в стиле «я так давно живу, что перестал различать разницу между добром и злом» Зоя разглядела растерянного мальчика. Она почувствовала, что все это — лишь стена, заслон искренности и чувствам, что на самом деле Павлику страшно, одиноко, непонятно. Этот мальчик поверил в любовь, полюбил, а когда его дар отвергли — обиделся на весь мир и ушел в скорлупу своей обиды. Ей надо разбить скорлупу, помочь ему увидеть себя, пробиться на волю, где больно и страшно, но где можно жить и чувствовать. Вот только Павел почему-то не позволял ей его спасти, и все Зоины попытки искренности пресекал жестко и сразу.

Она не смогла долго скрывать свои чувства и в летний вечер, с сиренью и нереально прекрасным закатом, переходящим в романтическую белую ночь, призналась ему в своих чувствах.

Пасторальный закат омрачили невесть откуда взявшиеся тучи: «Я люблю другую женщину. Ты что, не знала?»

Тучи сгустились, сверкнули молнии. Но дальше было еще хуже. Выяснились две вещи, сильно затруднившие Зоину миссию по спасению страдающей души. Во-первых, Павел любил слишком сильно. Вот просто до помешательства. Во-вторых, выяснилось, что ее соперница — Барбара. И значит, по всем законам жанра Зоя должна была Басю возненавидеть.

Она честно попыталась увидеть в Барбаре соперницу — удержаться от такого соблазна, сами понимаете, сложно, тем более что Барбара была не просто соперницей, а более красивой, опытной, удачливой, наконец, желанной!