Пожиратель Ци 4 - Егор Петров

себя в руки. — Когда я получу шанс. Шанс доказать тебе… доказать всем… что я делаю это не ради власти. Не ради золота. — Он сделал паузу, и следующая фраза прозвучала тише, но с такой силой искренности, что усомниться было невозможно: — Я делаю это ради тебя, Таэнис. Ради Лунного Света, который ты любишь. Ради его будущего. И… ради своего.

Тишина, воцарившаяся после его слов, была оглушительной. Пылинки в солнечных лучах замерли. Калед смотрел на Трора широко раскрытыми глазами, в которых смешались недоверие и потрясение.

Таэнис стояла словно парализованная. Весь ее гнев, вся ярость, казалось, испарились под жаром его слов и взгляда. На ее лице читалось лишь полнейшее недоумение и… смущение. Щеки залил яркий румянец. Она смотрела на Трора как на человека, который вдруг предстал перед ней в совершенно неожиданном свете. Она видела не стяжателя, а мужчину, чьи действия, пусть грубые и непонятные, были продиктованы чем-то гораздо более глубоким и… личным. Ведь если сопоставить факты — он не врет. Он помогал, вгоняя в долги, чтобы затем эти долги великодушно простить, взамен на женитьбу с принцессой.

— Ты… — начала она, но голос предательски дрогнул. — Ты говоришь… о будущем? О… о мире? — Она с трудом находила слова, все еще не веря услышанному. И тут, явно что-то вспомнив, принцесса снова ринулась в бой. — А конфликт с Керо? Ты же ненавидел его! Пытался устранить!

Трор нахмурился, но теперь в его взгляде читалась скорее досада, чем злоба.

— Керо… — Он махнул рукой. — Молодой выскочка. Опасный дикарь с непредсказуемой силой. Он привлекал твое внимание. Слишком много. — Он посмотрел на Таэнис, и в его глазах мелькнула ревность. — Я видел, как ты смотришь на него. Я видел, как твой отец пытался вас сватать. Мне это… не нравилось. Я хотел, чтобы ты смотрела… На то, что я делаю. На то, что я могу дать. На… меня. — Последнее слово он произнес с трудом, словно вытаскивая давно мучившую его занозу.

Молчание снова повисло в зале, но теперь оно было иным, напряженным, но лишенным прежней вражды. На столике лежал пергамент. Перо все еще было в руке Каледа, но король больше не смотрел на него. Он смотрел на дочь, на ее растерянное, покрасневшее лицо, и на Трора, который стоял перед ней, сбросив маску холодного расчетливого ублюдка и представая просто сильным, упрямым мужчиной, ослепленным чувством, который действовал грубо, потому что считал открытое проявление чувств слабостью.

Трор глубоко вздохнул, снова обретая самообладание. Он посмотрел на Каледа, потом снова на принцессу.

— Я начал действовать из-за тебя, Таэнис. Из-за этого проклятого чувства, которое поселилось во мне после первого же взгляда на тебя. Я хотел навести порядок в королевстве, сделать его сильным, чтобы предстать перед тобой не нищим просителем, а равным. Но чем дальше, тем яснее я видел бездну. Гниль, пожирающую Лунный Свет изнутри. Чиновников, ворующих последнее. Школы, прячущие голову в песок, со словами «школы не участвуют в политике». А еще слабого, безвольного короля! И когда ударили демоны, все полетело в бездну… А теперь, построив на своих землях порядок, и чувствуя ответственность за такое количество людей, я не могу остановиться.

Трор ненадолго остановился, а когда продолжил, каждое его слово падало тяжело, словно припечатывая стоящих напротив него людей.

— Этот брак — не оплата. Не торг. Это ультиматум. Последний шанс. С моей железной рукой, ломающей гниль, и твоей кровью, дающей легитимность, мы сможем спасти Лунный Свет. Построить нечто сильное. Нечто достойное. — Его взгляд впился в Таэнис, полный невероятной смеси безумной любви, боли и непоколебимой воли. — Иначе…

Он резко отшвырнул пергамент со столика. Договор упал к ногам Каледа.

— Иначе каждый сам по себе. Я заберу своих людей, свои ресурсы, свою защиту. Оставлю вас тонуть в дерьме, которое вы сами же и взрастили. И посмотрю, как долго продержится твой «порядок», Калед, когда воры останутся один на один с голодом и демонами у ворот. Твоя дочь… — его голос дрогнул, — будет гореть одна в пламени краха, который я не смог предотвратить. Ваш выбор. Я жду до вечера. Союз и будущее — или конец.

Трор не стал ждать ответа. Он развернулся и тяжелыми шагами стремительно направился к выходу. Его спина была по-прежнему прямая, в ней читалось невероятное напряжение. Он не оглядывался, будто боясь увидеть ответ в глазах принцессы. Двери зала распахнулись с грохотом и чьим-то коротким вскриком. Однако на него никто не обратил внимания.

Калед смотрел на упавший пергамент, словно там был его смертный приговор. Таэнис стояла, дрожа всем телом. Слова Трора обрушились на нее лавиной, смешав ненависть к его методам с ужасающим осознанием правды о королевстве и… с жутким, нежеланным пониманием той безумной, искалеченной любви, что двигала этим тираном. «Начать из-за любви… Осознать ответственность…» Его боль, его одержимость спасти всё, чтобы спасти её, Таэнис — это было чудовищно… и невероятно.

Глава 86

Тяжелая дверь захлопнулась за нашими спинами, словно отрезав нас от внешнего мира. В тронном зале повисла гнетущая тишина. Я стоял на пороге, буквально кожей ощущая напряжение, наэлектризовавшее пространство. Хаггард застыл, широко раскрыв глаза. Мико сжала мою руку, глядя на замерших Каледа и Таэнис.

Калед сидел на троне, но ощущался на нем чем-то несуразным и чуждым. Не должен правитель так сидеть, понурившись, упершись низко склоненным лбом в сомкнутые в замок руки. Таэнис стояла в пол-оборота, неестественно напряженная, со странной смесью растерянности и гнева на лице. Ее волосы, не уложенные в сложную прическу, а лежащие на груди естественными локонами, вздымались с каждым прерывистым вдохом. Пергамент с расплывающейся чернильной лужей лежал у подножия трона. Кажется, не договорились…

— Керо? — Калед наконец-то поднял на меня глаза, и что-то в нем дрогнуло. — Ты пришел… Ты поможешь?

— Ага, — кивнул я и, не дожидаясь приглашения, двинулся к ним. — Расскажете, что тут было?

И они рассказали. По-видимому, эти двое царственных особ были настолько выбиты из колеи произошедшим, что, забыв о своем статусе, просто, по-человечески, захотели выговориться. А может, общее состояние разрухи и падения королевства в пропасть повлияло… По мере их рассказа я пару раз удивленно хмыкнул, Хаггард же позволил себе небольшую ремарку. «Я же говорил, по живо-о-ому…» — протянул он.

Рука Мико, все еще державшая мою, то сжималась, то разжималась, и даже слезинка