Заповедник "Неандерталь". Снабженец (СИ) - Старицкий Дмитрий

Шурпа с парного мяса готовилась всего минут за пятнадцать. Вкусно! Как язык не проглотил, не помню уже.

А вот шашлыка, как такового, не вышло. Маринада у нас с собой не было. Так… жаркое на прутиках лещины.

За едой зацепился я языками с Сосипатором, как лучше мариновать мясо для шашлыка. Оба знали массу рецептов. Но к общему мнению так и не пришли.

Сосипатор, узнав от меня, что был я не только на Северном Кавказе, но и в Грузии с Арменией и даже в Турции, меня зауважал. Похвалился только, что сам он ««на Кавказской линии»» в крепостицах и батарейках служил.

Облопавшись, как всегда впал я в благодушное настроение.

- Не обижаешься, Иван, что я тебя, считай, с первой брачной ночи сорвал сюда? – подозвал я своего конюшего.

- Какие тут обиды, барин, когда впереди у нас тут такое большое дело, – вздохнул Иван.

Чувствовалось, что он бы с охотой сейчас под периной у горячего бока жены полежал бы. Но… Лошадей он любил больше.

- Вот и давай под него место искать. Тут зимой северо-восточные ветра жутко злые. Так что нам от них надо либо лесом прикрыться, либо в балку уйти, чтобы ветры поверху прошли и нас не задели. И воду рядом надо искать. Много. К реке на водопой отсюда не нагоняешься. И людям надо пить, мыться и стираться.

Говорю, наставляю, а сам свадьбу вспоминаю. Сорвались мы сюда с Ванькой, от медового месяца только недельку откусив. Погода поджимала. Не хватало нам на обратном пути в проливе попасть в шторм. Можно было бы и через какое другое время пройти транзитом, только зачем? Местных уроженцев так не протащишь. А по земле дороги и направления заранее разведать надо. Чтоб потом толпой не мыкаться.

В Темрюк на ярмарку мы с Василисой и будущей четой Шишкиных поехали на моей машине, как заведено - лентами украшенной, с куклой на бампере. На ней же и к церкви подкатили.

А когда Василиса вышла из ««Джетты»» в своем подвенечном платье за 900 долларов – народ ахнул. А Васька продефилировала мимо них с гордостью королевы. Ей очень понравилось, что все бабы ей завидуют, а молодые девицы ею откровенно восхищаются. Мечта любой женщины – все смотрят только на неё!

Шишкинская Анюта на ее фоне вообще внимания не вызвала.

Я был в темно-синей тройке от Ротштерна и черном касторовом котелке. Ботинки на мне были из моего времени. Недорогие, на резиновой подошве. Но тут – это круто. Ни у кого такого нет.

Тарабрин меня удивил, расстелив от машины до паперти ковровую дорожку, по которой мы и прошли в церковь. Тривиальную такую ««кремлёвку»» из нашего времени, красную с зелеными полосами по краям.

Посаженным отцом и у Василисы, и у Ваньши выступал сам Тарабрин. Тоже нарядно одетый. Но по местной моде. Как и вторая пара брачующихся.

В храме было сумрачно, только лампадки у икон мреяли в волнах ладана. И свечи горели в шандалах, но большого света они не давали.

Владыко Пимен – местный епископ, венчал нас самолично. Скорее всего - из уважения к Тарабрину. Кто я для него? Даритель жестяной галлонной канистры греческого ««деревянного масла»» [Деревянное масло – мало плодов оливкового дерева] для лампад. Запаса нарда и ладана, вывезенного из 1913 года. Ящика красных церковных свечей из Софрино. А Тарабрин тут – о-го-го. Непререкаемый авторитет.

На Васькины плечи и руки, прикрытые только муслином (блузку из него под платье она сама на швейной машинке сострочила, как и лёгкую косынку из него же), священник только головой покачал, но вслух ничего не выразил. Только карими глазами сверкнул непонятно.

После того как подержали над нами позолоченные венцы, провели нас вокруг аналоя, и хор отпел ««Исайя, ликуй…»», владыка Пимен прочел длинную проповедь о женской скромности в браке. И что ««жена да убоится мужа своего…»» Кольцами меняться, тут не было принято.

Потом был брачный пир под открытым небом. Васька продрогла, но, ни в какую, не позволяла хоть чем-то прикрывать красоту своего наряда. Имеет право – её день. На этот случай я заранее антибиотиками и жаропонижающими запасся. Но не пригодилось. Отогрелась Василиса на обратном пути – я в машине печку включил.

Дорога обратно быстро пролетела. Пусто. Все или на ярмарке или по домам сидят – работы в поле закончились. По местным правилам мы с Василисой ничего не пили и не ели. Сидели болванчиками за пиршественным столом и только скромно целовались, вставая под крики ««Горько!»».

В вагоне готовить ужин, бурчащий угрожающими нотами, живот не позволял. Перекусили шпротами и консервированным колбасным фаршем из моего времени с чаем фабрики Высоцкого. С местным хлебом.

И в койку… Рембрандта читать.

А чрез неделю - из койки и в путь.

Василиса мой отъезд приняла со смирением. Надо – так надо. Дело - прежде всего.

Как не жаль было расставаться - за эту неделю жена расцвела и, как мне показалось, даже помолодела, - но, пересилив себя, вытащил свои походные вещи в тамбур.

А тут и Ваньша нарисовался, ведя в поводу мою уже оседланную рыжуху и ардена с одним пустым вьючником из четырёх - для меня.

А за ним наши помогальники с остальными лошадьми подтянулись.

За неделю облазили мы практически весь Керченский полуостров.

Турецкого вала, как и ожидалось, еще нет. И пока он тут и не нужен, как оборонительное сооружение. Нет еще тут враждебных масс конницы, и долго еще не будет.

Северный берег отличался не сильно от моей карты. Суши было больше. Дюны. Азовского моря нет. Вместо него болота с многочисленными островами, но болота не гнилые, проточные. И Сиваша, какой я знал - тоже нет. Так… мелкое грязевое болото. Арабатская стрелка отсутствует. Так что соли с Сиваша мне не добыть. Нет тут еще того природного испарителя, который появится в будущем.

Южный берег отличался сильнее, но узнавался по оконечности плато, после которого низина уходила к морю с солидным понижением рельефа. Далеко море, еле видно. Низина зеленая, в отличие от светло-бурого плато. И чистое Серенгети, как его любят показывать по телевизору. Стада копытных бродят большие, и бизоны, и туры, и тарпаны, и антилопы еще какие-то, но не сайгаки. Даже страусы бегают. Воздух тут был более влажный, чувствовало близость моря. Пока еще озера, типа Каспия.

В бинокль заметил львиный прайд, доедавший дикую лошадь.

Рай для охотника.

А для крестьянина?

Вернулись к лесистым предгорьям. И там уже подобрали почти плоскую площадку для будущего племзавода. Около водопада, переходящего в небольшую речку, которая уже начала вымывать новую балку. С севера выбранное место прикрывали лесистые холмы, с юга место, открытое лесостепи, на плато. Вроде то, что надо. И гору Митридат отсюда видно. Река недалеко.

- Просеку в лесу пробьем к реке, и будет там большой водопой. – Сказал Сосипатор.

- И заодно продув для северных ветров, - усмехнулся я.

- А мы хитро, - возразили мне. – Немного в стороне и с коленом, а то и двумя.

- Кривоколенная просека, - хохотнул я.

- Именно, – поддержал Сосипатора Иван.

- Привал, - скомандовал я. – Завтра площадь эту обмеряем и домой. Готовиться к весне. Завод будем ставить кремлём. Стены от диких зверей и от диких людей. Конюшни к стенам квадратом. В центре – манеж. Кто с лозой ходить умеет?

- А зачем колодец, когда водопад есть? – возразили мне.

- За надом, - отвечаю. – Воды много не бывает. Бывает ее мало. Именно здесь. А мы не верблюдов собрались разводить, а коней. А лошадь пьет как лошадь. И ее еще мыть надо время от времени.

Помню я проблемы с водоснабжением Керчи в моем времени. Так что опаску имею.

Народ веревками площадку меряет. Не ждет до завтра.

Я смотрю на водопад и прикидываю, как его приспособить к энергообеспечению. Всё не на дырчики бензин привозной тратить, хоть он в Америке шестидесятых дешевле газировки.

Америка… Мечта… Всё откладывается и откладывается.