Миллиардер Скрудж по соседству - Оливия Хейл

Он со стоном целует мою шею и скользит рукой вверх. Она теплая и большая. Адам касается нижней части моей груди, а затем останавливается там, рука застывает на ребрах.

— Боже, — бормочет он мне в шею. — Ты слишком много выпила.

— Нет, я не пьяна, — я довольно блестяще демонстрирую это, просовывая руку ему под свитер. Твердые, рельефные мышцы встречаются с моими любопытными пальцами. Ощущения даже лучше, чем в тот день, когда он открыл дверь без рубашки и весь потный.

— Холли, — бормочет он. Рот скользит вниз по моей груди и находит вырез кофточки, останавливаясь там. Так же, как и рука, только с другой стороны.

Иногда нужно брать дело в свои руки.

Я хватаюсь за подол кофточки и тяну вверх. Он помогает мне, обхватывает руками за талию, и я обнажаюсь.

Думаю, слава Богу, что мерцающий свет камина падает на меня. Пламя льстит.

— Срань господня, — бормочет Адам. Все протесты исчезают, когда он наклоняет голову и покрывает поцелуями мою ключицу. Его рука сжимает грудь, потирая сосок между пальцами.

По телу пробегает острая волна удовольствия.

Я провожу рукой по его спине и закрываю глаза. Я чувствую слишком много одновременно. Желание и нужду, нежность и застенчивость и что-то, чему не могу дать название, чувствую, что это может стать началом чего-то, и так сильно не хочу все испортить.

Губы обхватывают сосок, а я от неожиданности зарываюсь рукой в его волосы. Мне больше не холодно. Даже не помню, что такое холод. Он, должно быть, тоже, поэтому я хватаюсь за толстый свитер и тяну его вверх. Это нужно снять. Адам хватается за воротник свитера и стягивает его через голову, швыряя через всю комнату.

Теплый свет камина заставляет его кожу светиться, углубляет тени между мышцами. Он выглядит как бог, король, воин. Я поворачиваюсь, сгибая колени, чтобы он мог устроиться между ними.

Адам посвящает себя моим соскам. Это единственный способ описать происходящее, когда он ложится мне на грудь и чередует медленные посасывания с решительными покусываниями, заставляющими дрожать.

Я сжимаю его плечи, кожа теплая под ладонями и задаюсь вопросом, испытывала ли когда-нибудь женщина оргазм только от этого.

Я вот никогда. Никогда не думала, что это возможно. Но если он в ближайшее время не снимет с меня джинсы, Богом клянусь, я кончу только от стимуляции сосков.

— Адам, — шепчу я. — Адам!

Он отпускает мой сосок и покрывает поцелуями чувствительную кожу между грудей, возвращаясь к шее. Его рука целомудренно опускается на талию.

— Да?

— Я хочу тебя.

Он склоняет голову мне на плечо и делает глубокий вдох, словно пытаясь успокоиться. Но я совсем не чувствую спокойствия. Я просовываю ногу между его ног и нахожу то, что искала, твердую выпуклость в джинсах. Он тоже этого хочет.

— Не нужно спешить, — говорит он, но голос звучит напряженно. Я трусь бедром о его длину, пока рука крепче сжимает мою талию.

— Я знаю. Если ты не хочешь, чтобы мы это делали, все в порядке. Но не останавливайся из-за меня, — я выгибаю спину, снова нуждаясь в прикосновениях. Его взгляд скользит вниз по моему телу, туда, где покоятся руки.

На молнию джинсов.

Его рука соединяется с ними и почти сама по себе расстегивает верхнюю пуговицу.

— Скажи мне остановиться, если все заедет слишком далеко, — говорит он. — Мы можем сделать это и завтра.

— Средь бела дня? — я приподнимаюсь на локтях и наблюдаю, как он стягивает джинсы с моих ног. Достаточно страшно быть обнаженной перед этой обладающей шестью кубиками, сильной, уверенной в себе версией Адама с тем светом, который есть сейчас.

Он замирает, положив руки мне на колени.

— Ты прекрасна, — говорит он. — Так великолепна, что мне страшно приглашать тебя на обычное свидание.

Я прикусываю губу.

— Ты бы пригласил меня на свидание?

— Я пригласил тебя на рождественскую ярмарку, — мрачно говорит он, стягивая узкие джинсы с лодыжек. — Вытерпел все это фальшивое рождественское веселье.

— Охх.

Он поднимает мою ногу и целует икру, колено, внутреннюю сторону бедра.

— Боже, надеюсь Эван не убьет меня, — бормочет он.

— Ты взрослый, — говорю я. — Я взрослая.

— Слава Богу, — он вытягивается рядом, снова находя губы. Адам целует меня с гипнотизирующей медлительностью и позволяет руке погладить внутреннюю поверхность бедра. Выше и выше, пока не начинает играть с резинкой нижнего белья. Он просовывает руку под ткань, и сильные пальцы касаются меня. Легко, словно боится, что я передумаю.

Я тяжело дышу напротив его рта.

— Адам, пожалуйста.

— Пожалуйста, а? — его пальцы становятся смелее, и каждое его прикосновение посылает сквозь меня крошечные электрические искры. — Черт, Холли. Ты так хорошо ощущаешься.

Я закрываю глаза. Рука проникает глубже, и он скользит пальцем внутрь. Я чувствую себя уязвимой и сильной в равной мере, застенчивой и уверенной.

— Такая мокрая, — бормочет он. Большой палец касается клитора, и у меня перехватывает дыхание. Он немедленно делает это снова, находя то самое место. — Здесь?

— Мм.

Адам мрачно усмехается. Я все еще в трусиках, лежу на матрасе у камина с закрытыми глазами. Не в состоянии думать ни о чем, кроме того, что он делает.

Адам убирает руку, и я протестующе мяукаю, но тот ненадолго исчезает. Стягивает мои трусики вниз по ногам. Они доходят только до середины бедра, прежде чем его рука возвращается, дразня меня. Теперь, когда он знает, что мне нравится, пальцы сжимаются все сильнее, отчего дыхание учащается.

Адам целует меня в последний раз, прежде чем спуститься вниз по моему телу.

О.

— Ты не обязан…

Слишком поздно. Он покрывает поцелуями мою кожу, внутреннюю поверхность бедер. Его пальцы раздвигаются, а затем он лижет мой клитор. Я стону от удовольствия, рука находит сброшенное одеяло и крепко сжимает его.

Адам хихикает у меня между ног и принимается за работу, как будто никогда не хотел делать ничего больше. Словно открыл для себя новую любимую игрушку. Никогда еще мужчина так на меня не нападал.

Как будто это я делаю ему одолжение.

— Прекрасна, — снова бормочет он.

Я пытаюсь раздвинуть ноги, но не могу, собственные трусики ограничивают меня.

Адам замечает это. Он поднимает мои ноги, чтобы согнуть их пополам, предоставляя тем самым лучший доступ, а затем использует это.

Я дышу так часто, что с таким же успехом могла бы пробежать марафон. Язык, губы и пальцы сливаются воедино, пока он не начинает играть на мне как на инструменте, тело парит на грани.

— Адам, — умоляю я. — Адам, пожалуйста, я… О Боже!

Он скользит двумя пальцами внутрь и щелкает языком, и этого