Крадущиеся на глубине - Эдвард Янг

* * *

Покидая Англию, мы предполагали, что будем плавать между айсбергами и паковыми льдами. Но на этом участке Северного Ледовитого океана вода не замерзнет, согреваемая теплым течением Гольфстрима.. Во время патрулирования между Кольским заливом и мысом Нордкап мы ни разу не встретили плавающие льдины, зато часто сталкивались с другим неприятным явлением: в погожий ясный день видимость значительно снижалась, если вообще не пропадала, из-за намораживания ледяной корки на линзах перископа. Если же шел снег, разглядеть что-нибудь вокруг было невозможно. Во время долгих ночных бдений на поверхности водяная пыль, замерзая, покрывала ледяной коркой наши лица, одевала в ледяные панцири палубное орудие и башни перископов, а заодно и переговорное устройство на мостике. Крупные сосульки свисали с сетеотводного троса, иногда они достигали таких размеров, что капитан всерьез беспокоился о нашей остойчивости. В этих условиях существовала вероятность замерзания главных воздушных клапанов, что в случае чрезвычайной ситуации помешало бы нам осуществить срочное погружение. Поэтому в течение ночи их приходилось часто проверять. Водяная пыль покрывала тонкой ледяной пленкой края люка боевой рубки, поэтому их приходилось вытирать каждые пятнадцать минут. Однажды утром, когда заканчивалась моя вахта и мы начинали очередное погружение, я неожиданно обнаружил, что не могу плотно закрыть люк из-за намерзшего льда. Лодка уже погружалась, и через мгновение вода должна была залить мостик. Я крикнул вниз Колвину, что не могу закрыть люк. Его круглая рыж бородатая физиономия появилась в рамке нижнего люка.

- А ты повисни на нем, - спокойно посоветовал он, - от твоей тяжести он наверняка закроется.

И я действительно повис на люке, страшно разозлившись на капитана, не проникшегося опасностью момента. Через щель мне на голову вылилось никак не меньше половины Северного Ледовитого океана. Как тут не вспомнить другой случай, когда я тоже находился в боевой рубке, на голову рушилась вода? Но, судя по всему, Колвин знал, что говорил. Вода растопила лед, к тому же значительно возросло давление на люк, и к тому моменту, когда мы достигли перископной глубины, я смог его задраить. Лишившись дара речи от холода и злости, я сполз вниз и отправился переодеваться. И только немного успокоившись, я сумел оценить забавную сторону ситуации.

Патрулирование в арктических водах оказалось достаточно скучным и однообразным. Целей почти не было, возможно благодаря успешным действиям "Тигриса" и "Трезубца" или из-за погоды. Мне запомнились два эпизода.

Как-то утром недалеко от Нордкапа мы заметили маленькое судно. Его водоизмещение было не больше 1000 тонн. Мы дали предупредительный выстрел "перед носом", но оно не остановилось. Лишь после второго выстрела, попадавшего в машинное отделение, судно остановилось, с него спустили шлюпку. Выяснилось, что нашей жертвой стало норвежское судно. Это было не слишком удачно, но норвежцы по принуждению перевозили немецкие грузы, и этот поток следовало остановить. Меня послали на носовую палубу, чтобы оказать норвежцам необходимую помощь, а Колвин продолжал расстреливать судно из палубной трехдюймовки, установленной под углом всего пять градусов к горизонтальной плоскости. Палубное орудие вообще установка громогласная, а когда снаряды свистят над головой, испытываемые при этом ощущения приятными не назовешь. Когда надо мной пролетел первый снаряд, я от неожиданности подпрыгнул, обернулся в сторону мостика и замахал руками, выражая так свой протест, но Колвин только ухмыльнулся в бороду и продолжил свое занятие. Он все еще стрелял, когда мы заметили летящий вдоль береговой линии немецкий самолет. Он находился не более чем в четырех милях от нас. Момент был очень неприятный, поскольку у нас на палубе все еще находились норвежские моряки, один из которых был тяжело ранен. К счастью, немец нас не заметил. В конце концов, наши снаряды проделали достаточное количество пробоин в корпусе норвежского судна, и оно отправилось ко дну. Мы благополучно погрузили на борт пленных и удалились на перископную глубину. Нам всем очень понравился норвежский капитан, который был дружелюбен, прост и приятен в общении.

Через некоторое время норвежцев отправили в Англию. А месяцем позже мать Колвина столкнулась с неординарной ситуацией. В письме она писала, что совершенно растерялась, когда к ней явился незнакомец и сообщил, что он капитан судна, потопленного ее сыном. Немного поколебавшись, она пригласила его войти и очень скоро обнаружила, что это очаровательный молодой человек, который не собирается ей мстить.

Колвин был более чувствительным, чем большинство известных мне военно-морских офицеров, и никогда не относился с безразличием к своим жертвам, что было бы естественно для человека, чьей профессией стала война. Нельзя сказать, что он не понимал необходимости разрушений и гибели людей, что было неизбежно в процессе войны. Но мне всегда казалось, что, когда посланная им торпеда попадала в цель, он всегда живо представлял покореженную сталь, разорванную плоть, потоки воды, задыхающиеся легкие. Помню случай, происшедший в другом походе, когда мы атаковали торговое судно, направлявшееся в Киркенес. Он долго смотрел в перископ, а потом быстро отвернулся и воскликнул:

- Видит Бог, как я ненавижу эту работу!

Он видел, как торпеда пробила внушительное отверстие в борту судна под капитанским мостиком, и не захотел больше смотреть. У подбитого нами судна не было кораблей сопровождения, и опасность нам не угрожала, поэтому все желающие могли смотреть в перископ. Так я в первый раз увидел, как тонет судно. Оно уходило под воду медленно, оседая на нос. По накренившейся палубе в панике бегали люди. Мы вздохнули с облегчением, заметив, что они спустили шлюпку. Шлюпка успела отойти довольно далеко, прежде чем судно резко зарылось носом в воду и как бы спикировало на дно. Мы увидели, что лодка уверенно направилась к видневшейся неподалеку земле, поэтому у нас не было необходимости себя обнаруживать. Этот успех Колвина совсем не порадовал.

* * *

Мы были очень рады, когда перед Рождеством нам пришел приказ возвращаться домой. "Трезубец" уже давно ушел, его сменил "Морской волк". Нельзя не признать, что мы уже устали от окружающей нас новизны, соскучились по дому, теплу и общению. Бесконечная арктическая ночь, однообразный пейзаж и надоевший снег вселили в наши души уныние, к тому же недружелюбие и подозрительность союзников, ради помощи которым мы преодолели так много миль, тоже не способствовали поднятию тонуса.

Восторг по поводу возвращения домой был слегка омрачен поступившим приказом на обратном пути совершить рейд среди Лофотенских островов. В Рождество мы еще были в Полярном и с тоской взирали на покрытые снегом вершины гор. Но вскоре вышли в море и совершили переход до Шетландских островов. В Лервик мы прибыли очень уставшими и почти без топлива. Уже на следующий день мы пошли дальше, очень скоро позади осталось Ирландское море, и мы оказались в родном Портсмуте, а лодка заняла свое место в форте Блокхауз.