На тонком льду (СИ) - Осокина Анна

– Боюсь, я все еще ничего не могу понять...

В коридоре раздались шаги. Девушка испуганно оглянулась и шепнула:

– Сразу после ужина, три коротких, два длинных удара, она будет знать, что это вы.

Алин совершенно бесшумно скрылась между стеллажами библиотеки. Почти в тот же миг мимо десницы, стоявшего в самых дверях, прошел патрулирующий внутреннюю территорию стражник.

Глава 28

Ророх лежал в темноте. Глаза уже давно привыкли к полному мраку. За все время, что он находился в этой тесной камере, дверь открылась лишь раз: ему принесли немного хлеба не первой свежести и кувшин с водой. Хлеб он съел почти сразу, потому что сначала больше всего беспокоило чувство голода. Навязчивое, стягивающее внутренности. Даже если бы захотел разделить скудную порцию на несколько раз, остатки сразу сожрали бы крысы. Он не видел их. Только чувствовал топот маленьких лапок и редкое попискивание или шипение. Когда он лежал неподвижно, они бегали и по нему, скользя небольшими юркими телами по его рукам и ногам. Самым мерзким было чувствовать прикосновение к лицу. От этого он дергался, не в силах терпеть пытку, а грызуны в страхе разбегались. Но через пару щепок все начиналось заново. Он подозревал, что этих животных здесь не только никак не пытаются выжить, но и специально разводят, чтобы усложнить заключенным и без того нелегкое существование. Иначе он не мог объяснить то невообразимое количество тварей, которое постоянно исследовало его камеру. И откуда только берутся?

Не зная, когда получит очередную порцию, воду он старался растягивать как можно дольше. Но и она скоро закончилась. Так странно, но живот, который до того протяжно урчал и издавал другие противные звуки, успокоился. Сначала голод притупился, а потом и вовсе отступил. А вот жажда никуда не делась. И все же пока ее можно было терпеть. Он мало двигался, и тело бережно расходовало запасы. Но стоило только встать с соломенной подстилки, чтобы справить нужду в деревянное ведро, которое ни разу за время пребывания здесь никто не выносил, несмотря на кромешную тьму, в глазах начинали ярко вспыхивать белые и синие звезды.

Один раз, когда он в очередной раз попытался встать, чтобы размять затекшие конечности, дурнота накатила с такой силой, что он рухнул обратно. Лежал и смотрел на единственную связь с миром, которая еще доказывала, что он не мертв и не попал в темное ничто: на полу, под дверью, проходила тонкая ниточка желтого света.

С тех пор, как трое незнакомцев в черных плащах привезли его в это проклятое место – городскую тюрьму, с ним никто не разговаривал. Первое время, пока были силы, Ророх стучал в дверь и требовал объяснений. Но их не последовало. Казалось, про него вообще забыли. Сперва он вздрагивал от звука шагов снаружи. Тогда было видно, как по светлой полоске проходила темная тень. И все снова становилось тихо. Теперь он даже не реагировал на это, потому что знал: не за ним. Он просыпался и засыпал уже бесконечное количество раз.

Голова не прекращала работать, но становилась все тяжелее, а мысли – путаннее. Он почти не думал о княжестве. Хвала небесам, весть была отправлена. Главное, чтобы Огер смог беспрепятственно добраться в Вольмиру. В любом случае, отсюда изменить что-либо он был не в силах.

А вот к кому он все время мысленно возвращался, так это к Брен. Что стало с ней? Он горячо надеялся, что статус уберег графиню от этого места. Если ее тоже держат в похожих условиях… От этих размышлений начинало мутить. Беспомощные злые слезы выступали на глазах, но никак не могли пролиться.

Он знал, что это только начало. Его хотят ослабить перед допросом, намеренно морят голодом. Сколько он тут уже пробыл? Трудно сказать, но мужчине думалось, что никак не меньше седмицы. Возможно, даже больше.

Он услышал шаги, но не поменял положения. Даже лучше, если про него и вовсе забудут. Он просто однажды заснет и уже не проснется.

Но такой легкой смерти ему не видать. Ророх прекрасно понимал, как крутятся шестеренки в этой машине. Если бы не Брен, он бы и не упорствовал. Какая уже разница, узнает теперь император о том, что он передал весть о грандиозных мерзких планах или нет? Если за Огером не было слежки с самого начала, сейчас за ним уже не угнаться.

Но графиня… Одно дело, если они узнают, что она его любовница, самое страшное для нее – это порицание общества. Вряд ли старик-граф под конец жизни решит разводиться с женщиной, с которой был рядом тридцать зим. И совсем другое дело, если ее обвинят в сговоре с иностранным доносчиком… Тогда ее казнят, несмотря на титул и положение. Мужчина не мог этого допустить.

Скрежет давно не смазанного маслом засова вывел из состояния полудремы. Ророх зажмурился из-за нестерпимо яркого света факела, который показался в проходе.

– Ну и вонища тут, – пробасил мужской голос.

Рядом кто-то заржал.

– Ты каждый раз так говоришь!

– Да разве ж к такому привыкнешь? Подъем! – последняя команда была явно отдана Ророху.

Мужчина попытался подняться, закрывая сгибом локтя слезящиеся от огня глаза, но упал обратно на подстилку. Грубые руки резко подхватили его и поставили на ноги. От этого движения его чуть не вывернуло наизнанку. Спасло только то, что желудок был совершенно пуст.

– Пш-ш-шел!

Стражник бесцеремонно выпихнул его в коридор. Узник налетел на стену, только это позволило сохранить равновесие.

– Слышь, – сказал второй. – А как же эти? – он демонстративно позвякал кандалами, которые держал в руках. Его напарник только отмахнулся.

– Ты глянь на него, дунешь – повалится, и без железок обойдемся. С замками еще возиться!

– Да мне вообще похрен, – согласился тот, вешая цепь на крюк, вбитый в стену.

Ророх понимал, что эти ничего ему не скажут, поэтому даже не предпринимал попыток спрашивать, куда его ведут. Впрочем, он и сам прекрасно знал ответ: на допрос.

Глава 29

Ророха усадили в грубое деревянное кресло с высокой прямой спинкой. Предплечья пристегнули к подлокотникам широкими кожаными ремнями. Ноги подверглись той же участи и были прикреплены к ножкам стула. Закончив приготовления, стражники повесили факел в настенное крепление и вышли из камеры.

Ророх остался один. Надолго ли? Он понимал, что это бесполезно, но все же не мог не дернуться, чтобы проверить крепость пут. Охрана знала свое дело: ничего не произошло. А стул оказался прикован к полу. Этого следовало ожидать. И все же по телу побежали мурашки.

Свет как будто придал ему сил. Голова снова стала работать с прежней ясностью.

Дверь резко распахнулась. В камеру вошел человек. Самой обычной внешности, какую только можно себе вообразить: русые короткие волосы, такая же борода и усы, голубые глаза. Одежда также ничем не выделялась, в толпе такого ни за что не заприметишь.

– Господин Лиогерд из Торни? – вежливо уточнил мужчина, прикрывая за собой дверь.

Ророх подавил ироничный смешок.

– Вот была бы забава, если нет!

– А я смотрю, заточение не отняло у вас чувства юмора, – мужчина встал напротив, скрестив руки на груди.

Повисло молчание. Вошедший внимательно вглядывался в лицо Ророха. Тому показалось, что он решает, продолжить беседу или вновь отправить его в камеру доходить до нужного состояния.

– По какому праву вы держите меня, подданного Великого княжества Вольмирского, в этой дыре? – решил снова попытать счастья Ророх.

– Приказ императора, – коротко ответил мужчина.

– Что ж, вы знаете мое имя, могу я узнать ваше?

Несмотря на плачевность ситуации, вольмирец чувствовал себя лучше, чем в камере. Незнакомая обстановка помогла собраться.

– Боюсь, что вынужден отказать в такой просьбе. Мое имя вам ни к чему. И впредь учтите: здесь задаю вопросы я, – он сделал акцент на последнем слове.

– А не то что?

Русоволосый почти довольно хмыкнул, будто только и ждал этого момента. В следующий миг мощный удар кулака в челюсть откинул голову пленника вбок. В глазах потемнело, Ророх четверть щепки пытался побороть приступ дурноты и остаться в сознании. Он провел языком по зубам, чувствуя, как из раскроенной изнутри щеки сочится кровь. Один из зубов ощутимо шатался.