Воспитание поколений - Александр Ивич

И, главное, какая неожиданная смена поражающих воображение картин. Что мы сажаем, сажая леса?

Лёгкие крылья —Лететь в небеса,Стол, за которымТы будешь писать,……………………………..Чащу,Где бродятБарсук и лиса,……………………….Лист,На которыйЛожится роса,Свежесть лесную,И влагу,И тень, —Вот что сажаемВ сегодняшний день.

На энергии стиха, на смене неожиданных чётких картин построен «Праздник леса». По темпу — это быстрый марш. А о жёлуде — неторопливая песня, созерцательная, лирическая (и всё же с шуткой!), песня о том, как из жёлудя, «коль свинья его не съест», вырастет коренастый дуб. Прелесть песни для маленького читателя в том, что проникновенное и глубокое созерцание выражено конкретными живописными образами:

Тёмно-бурый, как медведь,Дюжий — в три обхвата, —Будет он листвой шуметьВырезной, зубчатой.

В «Празднике леса» сюжет замещён динамическим напором, в «Песне о жёлуде» — напором лирическим.

Как будто почти в той же тональности, что «Песня о жёлуде», написано стихотворение «Откуда стол пришел». Но почти в той же — зачин другой:

Берёте книгу и тетрадь,Садитесь вы за стол.А вы могли бы рассказать,Откуда стол пришёл?

Это дидактическое вступление сразу снижает лирический накал. Средние строфы стихотворения (4—10), где поэт рассказывает, как стояло дерево, как его срубили и обработали, — не описание, а изображение, выполненное в той же лирической тональности, что и «Песня о жёлуде». Но три последние строфы снова возвращают нас к дидактике зачина («День изо дня, из года в год он будет нам служить», «За ним работать будем днём, а вечером — читать»). И конкретному, пронизанному лиричностью изображению, зажатому между рассудочными начальными и конечными строфами, не хватает воздуха.

Большую часть стихотворений, о которых здесь говорилось как о не вполне удавшихся, не решённых до конца, Маршак не включал в поздние свои сборники. Но нельзя забывать, что каждый детский поэт пристально всматривается в стихи Маршака, учится у него. Именно потому хотелось поделиться своими сомнениями.

Конечно, невозможны и не нужны какие-нибудь каноны или рецепты создания познавательных, в частности «производственных», стихов для детей — любой канон может быть опровергнут произведением, нарушившим его и всё же удавшимся. Но до сих пор получалось так, что стихи, в которых производственный процесс служил сюжетом и оставался единственной темой произведений, были непоэтичны — всегда казалось, что тему лучше можно выразить прозой. А в таких остроэмоциональных, экспрессивных произведениях, как «Вчера и сегодня», «Праздник леса», лексика, ритм, строение фраз, композиция и самый замысел служат задаче поэтической — дать художественное изображение, образ вещи или круга вещей, а не лежащей за пределами поэзии попытке описания производственного процесса.

7

В «Пожаре» Маршак дал изображение труда, замечательное по точности, полноте, последовательности действий и по эмоциональности.

К рассказу о профессии Маршак вернулся через четыре года после «Пожара» — в «Почте», но с другим арсеналом художественных средств. Представление о работе почтальона поэт даёт не изображением всех его действий, как в «Пожаре», и, пожалуй, даже не по основным признакам профессии, а в отдельных красочных и запоминающихся деталях, которые пробуждают фантазию читателя и заставляют его по пунктирному изображению воссоздать образы людей, стран, городов. Критики отмечали, что «Почта» построена как загадка — недаром она начинается со строк:

Кто стучится в дверь ко мнеС толстой сумкой на ремне…

Загадка — это верно. Но мне кажется, что «загадочность» не в этом внешнем приёме — ведь в той же строфе даётся и отгадка («Это он, это он, ленинградский почтальон»), а во внутреннем построении вещи, в лаконичности и как бы отрывочности деталей, по которым читатель должен воссоздать в воображении широкую картину.

Получается нечто прямо противоположное стихотворению «Как печатали вашу книгу». Там рассказано всё подряд, и нас не покидает ощущение, что словам и образам не хватает простора, что познавательный материал искусственно спрессован стихотворной формой, а «Почта»… Да разве можно было бы в прозе четырьмя сотнями слов, из которых состоит стихотворение, так много рассказать и показать ребёнку, дать ему полное движения, красок, эмоций представление о путешествии письма по воздуху, на пароходе, в поезде, о профессии почтальона, о странах и городах? Читатель не только узнаёт, кто такой почтальон и что такое почта, — он ощущает огромность мира и его разнообразие.

Снова поэт проявляет доверие к фантазии малыша, для которого слово «Бразилия» оживёт и расцветится, когда он узнает два признака страны — зной и пальмы. Конечно же, это загадка: по скупым деталям — автобус, дверной молоток, суровый худой почтальон и звучное название «Бобкин-стрит» — воссоздать в воображении Лондон. Не сомневайтесь — ребёнок решит задачу. Пусть его первое представление о Бразилии и Лондоне будет неполным, даже фантастичным — это в его возрасте не беда, зато чужие, мёртвые прежде слова обрели смысл, форму и окраску. Встретив их снова, он с живым любопытством будет вносить поправки в своё прежнее представление, дополнять его.

Когда образ, ритм, рифма рождены замыслом, в самой основе своей поэтичным, тогда читатель получает «Пожар» или «Почту» — произведения, которые он прочтёт наизусть пятилетним и будет помнить пятидесятилетним. Они остались в памяти не механически, не только потому, что ритм, подбор слов, строение фраз облегчает запоминание, но и потому, что цепь ассоциаций, образов, воспоминаний о важных переживаниях детства связана с этими стихами. Повторяя их своему сыну, бывший читатель Маршака вспомнит, что именно эти стихи родили личное, заинтересованное, связанное со множеством мыслей, открытий, фантазий отношение к почтальону или пожарному, связали прозаический, висящий на стене дома почтовый ящик с увлекательным путешествием опущенного в него письма.

В первых же книгах Маршак преодолел границы старой детской поэзии, отказался от её методов. Своими произведениями он боролся с книгами, тянувшими детскую литературу назад, к мелочному морализированию, непоэтичным описаниям и приблизительному стиху.

Борьба была нужна, потому что плохая литература всё ещё лилась потоком. За то время, что вышли первые восемь или девять книг Маршака (1923–1930), много ныне забытых литераторов выпустили сотни недоброкачественных книг, заполнявших полки магазинов и библиотек.

Напомним, что многие из этих литераторов вовсе не стремились замкнуться в том узком мирке, которым ограничивалась дореволюционная поэзия для детей. Нет, они смело брались за самые живые, современные, в частности политические, темы и без зазрения совести вульгаризировали их. Большие темы они решали мизерными средствами, искусственно превращая их в малые. С этими вульгаризаторами нужна была борьба самая решительная — и не только статьями, а прежде всего поэтическими произведениями.

Но всё же в первое время диапазон тем Маршака был уже, чем диапазон жанров, в которых он работал. 20-е годы были для него годами разведки новой темы, поисков выразительных средств, пригодных для поэтического разговора с детьми о современности.

Стремление Маршака расширить знакомство ребёнка с окружающими его вещами, воспитать в нём уважение, любовь к труду и людям труда, приучить к разностороннему восприятию явлений жизни, к пониманию благородного, трогательного и смешного — всё это предшествовало в его творчестве работе над стихами о современности. К этой важнейшей теме Маршак подходил осторожно и полным голосом заговорил о советском человеке и советской родине в конце 20-х годов.

Поворот Маршака к событиям современности — «Война с Днепром», книга 1929 года.

8

Это было время, когда советский народ жил вдохновенным трудом первой пятилетки. Строители Магнитогорска, Днепрогэса, Кузнецка были героями тех лет. В напряженной борьбе с природой, в несокрушимом стремлении к созиданию, в перекличке социалистического соревнования, рушившего вековые навыки подневольного труда, ковался облик нового человека.

Вести со строительств, лаконичные и строгие, как фронтовая сводка, читались в каждом городе, в каждом селе с волнением и жадностью — как фронтовая сводка. Нигде и никогда прежде так ясно не проявлялись героизм и поэзия труда, как в эти годы. Память о них драгоценна для каждого из нас.