Нарги. Социальная утопия - Иван Петров

Влад говорил уверенно, негромко и, казалось, сам начинал верить в произносимые вслух чужие мысли. На самом деле ему было все равно, просто надо было поскорее закончить этот промежуточный этап, надуманный кем-то буфер между его жизнью и могилой, от учебной части к передовой судьба вела свою дорогу через Москву.

– Завтра борт на Москву. Кто не полетит, кто не с нами, сделайте шаг назад за спины своих боевых товарищей. Есть такие?

Таких не было. Явка была стопроцентной.

Восемнадцатый этаж ГУ «Дом ассимиляции народов» занимала бухгалтерия и несколько помещений для инструктажа солдат срочной службы. Розовый, желтый и зеленый кабинеты предназначались соответственно для мужчин без опыта половой жизни, имевших небольшую практику и регулярную до армии. Не то чтобы прикола ради, а скорее из-за шуточного интереса «Вдруг они делали с Дашей что-то не так?», Алексей записался на инструктаж в розовую комнату. Вместе с ним было еще десять товарищей по несчастью. Они старались не смотреть друг другу в глаза, краснели, покрывались испариной и, как старики, подбадривали себя разговорами о погоде в Москве и футболе. Конечно, бойцы могли выбрать и другие комнаты, для бывалых, но чувство долга не позволило пойти на обман. Страх, что под прицелом камер они не смогут правильно провести процедуру ассимиляции – именно так это звучало в памятках, которые им раздали в самолете, был выше стыда невинности. Капитан всегда говорил, что не надо бояться учиться, надо бояться учить тому, чего сам не знаешь. Инструктор, девушка лет двадцати, представилась Машей и студенткой третьего курса психфака МГУ. Она с заботой учителя начальной школы рассадила бойцов за парты и сама села за учительский стол, покрытый розовым сукном. На стене за ее спиной красовалась грамота Правительства Москвы. Сидя за второй партой, Алексей без труда разглядел, что там было написано. «Марии Кожеляк за большие заслуги в деле формирования высоких стен толерантности как границ нравственности морального облика столицы». Но и без этого документа сомневаться в профессионализме и опыте молодого инструктора не приходилось. Под строгими линиями черного брючного костюма отчетливо выделялся округлый животик, какой, по воспоминаниям Алексея, был у них с Дашей примерно на пятом месяце беременности. Вне всякого сомнения, студентка Маша была в положении, и это лишний раз подчеркивало ее компетентность.

– Дорогие защитники Отечества! – не покидая своего места, студентка торжественно произнесла заученное обращение. – Сегодня в вашей жизни впервые появится женщина, но и, по счастливому стечению обстоятельств, у юной женщины Наргизы вы тоже сегодня будете первой партией мужчин в нашем общем деле ассимиляции. Это событие знаменательное – вы станете отцами вашего общего ребенка. Но, перед тем как приступить к торжественной части, мы с вами быстро пройдем курс молодого бойца по этому вопросу.

На черном блестящем мониторе величиной со школьную доску замелькали кадры учебного фильма, который можно было назвать словами Маяковского: «Что такое хорошо и что такое плохо». Незамысловатый сюжет пластилинового мультфильма наглядно демонстрировал простые действия и уже самой чрезмерной пластичностью и неестественностью режиссерского решения придавал некую комичность проходящему на экране, как правильному, так и порочному. Далее были показаны реальные случаи из практики видеонаблюдения с подробными назидательными комментариями девушки-инструктора, и наконец, дело дошло до резиновых, в натуральную величину аналогов иностранного производства, явно купленных для наглядности в секс-шопе, возможно, даже и вовсе не ведомством, а Марией, так как на них не было инвентарных номеров, как, например, на стульях, столе или ширме, что ютилась в углу комнаты. Активные девушки склонны к инициативе. Продемонстрировав на розовом сукне взаимодействие муляжей человеческой плоти, студентка подняла отсутствующий взгляд на бойцов и голосом, не побуждающим к продолжению беседы, произнесла:

– Если есть вопросы, задавайте. Кроме того, у нас отведено время на предварительную практику в приватном уголке, – и она бросила луч лазерной указки на черную ширму. – Там такой же муляж, как у меня, и ваза с презервативами. Так что, если есть желающие, пожалуйста, не стесняйтесь, тяжело, как говорится, в учении – легко в бою.

Алексей оглянулся на товарищей, которые, казалось, смотрели сквозь свои парты и даже сквозь пол, и понял, что желающих не будет. Тогда он встал сам и спросил:

– А сколько лет девушке и зачем она приехала в Москву?

По удивленному взгляду инструктора было понятно, что вопросы в этом кабинете большая редкость.

– Зачем приехала, – не без раздражения ответила Маша, – вы спросите у нее сами. А что касается, как может вам показаться на фото, совсем юного возраста – во весь экран монитора обнаженная Наргиза грустно улыбалась, – то на этот счет не беспокойтесь. Для своих восемнадцати девушка имеет неплохой послужной список. Во-первых, она замужем уже три месяца, и это о чем-то говорит. Во-вторых, она прошла контрацептивный тренинг с двумя нашими волонтерами-инструкторами, где были отработаны различные навыки общения и техники с разными группами населения. С каждым по шесть часов в течение последней недели. И наконец, в-третьих, она сама во всем этом заинтересована, больше нас всех вместе взятых. Так что будет стараться вам угодить, это вообще в природе их южного этноса – угождать. О вашей неопытности и непорочности она узнает по розовым полотенцам, что вам выдадут в душевой, и будет работать как положено. Штрафные очки никому не нужны.

Девушка, конечно, лукавила или просто была не в теме, а возможно, желаемое выдавала за действительное. На самом деле инструкторы-волонтеры привлекались только по письменному заявлению ассимилируемого контингента. Обычно их подавали на рассмотрение замужние с многолетним стажем, которым было трудно преодолеть психологический барьер верности, и тогда в дело вступали контрацепторы, как прозвали их коллеги по ведомству, и тактично, опираясь исключительно на свой жизненный опыт, крушили рабские стереотипы принадлежности мужу как единственному мужчине в сознании женщины и раскрепощали в ней ее истинную сущность: быть оплодотворенной и счастливой. Наргиза с подобной просьбой не обращалась, но вовсе не потому, что прошло совсем мало времени в замужестве, а по иной причине. Узел верности был развязан еще до приезда в Москву. Тогда в гостинице Иван, модератор, бесхитростно, с прямотой русского человека, честно сказал, что полюбил ее и теперь их путь с Гаджи в Россию лежит только через ее взаимность с ним, Иваном. До замужества, у Нарги, конечно, был секс с Гаджи, нечастый, но длившийся почти четыре года. Понятно, в обществе, где девственности уделяется до свадьбы не меньшее значение, чем запасам воды при длительном переходе пустыни, он не мог быть никаким другим, кроме как ханжески осуждаемым, но единственно возможным. Требование русского мужчины было понятным, обоснованным и приемлемым для девушки. Восток любую женщину наполняет соком мудрости почти с рождения.

Восточный базар имел огромное значение в восприятии Наргизой мира потребления и цены на все, что можно купить за деньги. Но, что было самым удивительным и одновременно прекрасным в философии базара, так это стоимость товара, которая волшебным образом снижалась по обоюдному решению продавца и покупателя. Поэтому, когда Иван попросил три визита за Москву, девушка нисколько не растерялась, а, направившись к выходу, твердо произнесла: «Это невозможно». Но переступив порог гостиничного номера, она вдруг обернулась, бросив горящий ненавистью взгляд на растерянное до глупости лицо Ивана, и чуть смягчившись – победитель может себе позволить толику снисхождения, – спокойно, без напряжения в голосе произнесла:

– Возможна только единственная встреча с вами сегодня, или уже никогда.

– Окей, по рукам. Раздевайся до гола и марш в мою постель! – Иван рубил прямотой и наглостью.

Мокрое, как и ее собственное, от жары тело прилипло к ней чужим потом, и его запах, запах оккупанта, подавил окончательно сопротивление девушки. Чужие, чуждые ласкам руки, рывком развели ее бедра и дрожащие от нетерпения пальцы нащупали тщательно скрытую за густотой вьющихся волос девственную мишень. Кинжальная боль внизу живота на мгновение отрезвила девушку, но лишь на мгновение, и мощные, ненасытные толчки снова вогнали в транс повиновения ее юное тело. Не сопротивляясь, почти не дыша, Наргиза покорялась своему по-настоящему первому, хотя и нелюбимому мужчине. И представляя на месте Ивана Гаджи, с его чистой юношеской любовью, не открывая глаз, она обняла чужеземца и, прильнув губами к его волосатой груди, приняла как данность свое новое состояние заклейменной потерей невинности женщины. Русский, уже немолодой мужчина потреблял нектар чужой девственности, наслаждаясь каждой секундой обладания юной Наргизой, как последними днями нежного бабьего лета перед долгой серой разлукой с красками жизни. Удивленный поцелуем, в его понимании проститутки-девственницы, Иван остановился и, желая получить еще и бонус в виде влюбленных глаз девушки, сквозь темноту всмотрелся в ее лицо. Через застывшую гримасу боли, насколько это было возможным в ее ситуации, Наргиза нежно выдавила из себя: