Танат 2 - Виктор Айрон

— Потанцуем, — шепчу я про себя, готовясь пустить в дело тойль. Краем ухватываю встревоженную мысль напарника. Ему не нравится моя реакция на предстоящую схватку. Мне сейчас так хорошо. Я готов перебить их всех, хочу переломать им кости, разорвать их плоть, вырвать сердца, лёгкие, крушить черепа.

— Иди сюда, — рычу я диким зверем, выпуская шип тойля из правой руки. Он пробивает грудь твари, что стоит в центре. Прикреплённая к нему жила втягивается обратно, таща за собой моба. Тварь такого точно не ожидала.

Правая рука хватает ошарашенную тварь за шею. Сжимаю горло что есть сил, хочу раздавить гортань. Кулаком свободной руки наношу быстрые и мощные удары по морде твари. Не сдерживаюсь, бью так, словно пытаюсь вбить лицевые кости в затылок.

На, тварь, получай. После очередного удара от меня отлетает труп с месивом вместо головы. В руке у меня вырванный кадык, который я просто отбрасываю в сторону. Следующий. Ну, подходите смелее. Вы ведь хотите меня разорвать и сожрать.

Однако оставшиеся твари вдруг замерли на месте. Их тела дрожат, они даже как будто неуверенно переглядываются между собой. Неуверенность в их движениях появилась после смерти одного из них. Возможно, это был вожак стаи, раз собирался напасть в лоб. Он был так уверен в своих силах, а я просто взял и забил его до смерти.

Когти на моих пальцах выдвигаются вперёд. Теперь их покрывает сверхпрочная кристаллическая кость. Я чую запах свежей крови. И страх. Пот тварей пропитан феромонами или чем-то наподобие, и они говорят одно: мы напуганы. Я могу это различить, меня всё это раззадоривает. Поэтому я и атакую первым, прыгнув к ближайшим талкам.

Перехватываю летящий в мою сторону кулак, а потом ломаю конечность. Это легко, бугрящаяся мускулами лапа для меня что сухая ветка. Талк верещит, когда я обхватываю руками его челюсть и просто разрываю ему пасть.

Это было просто упоение схваткой. Я метался между тварями, которые вяло отбивались от моих атак, и просто рвал их на части. Рассекаю когтями брюхо, выпуская кишки, подрубаю сухожилия на лапах, пинком в грудь ломаю рёбра, выкалываю глаза. Нет, это не работа живого оружия, каким был вестник в димортуле. Вакханалия насилия в исполнении дикого зверя, экстаз мясника, что кромсает тушу. И плевать, что она ещё не освежёвана и не выпотрошена. Не проблема, если ты намерен сделать это сам.

Предпоследний талк кричит от боли и падает на колени. Я порвал ему бедренные артерии, а вторую пару лап сломал чуть раньше. Разрываю мобу брюхо, погружаю туда руку. Диафрагма не может сдержать мой порыв. Обхватываю ладонью сердце и сжимаю со всей своей силой. Когти помогают мне превратить этот насос для серой крови в бессмысленные ошмётки. Вот и шестой.

Стоп, а ты куда собрался? Прыгаю на спину последнего талка, который пытался отползти в сторону. Мощный удар коленом ломает твари позвоночник. Но я не дам ему просто сдохнуть. Большие пальцы упираются в затылок монстра, средние и указательные под надбровные дуги. Теперь напрягаем руки и резко, на выдохе, разводим их в стороны и вверх.

Мозги разлетаются во все стороны, глаза у твари лопнули так же, как и череп. Куски последнего с кожей и плотью у меня в руках. Тут мы разжимаем ладони и начинаем дышать ровнее. Мы.

Способность к слиянию вернулась неожиданно, Димон сразу этим воспользовался. Ярость и жажда крови отступают, в голове проясняется. Сейчас я в ужасе смотрю на дело рук своих. Вашу мать, да что это сейчас было?

Этот вопрос волнует и мой доспех. Если раньше я считал своего странного попутчика отморозком, то сейчас спокойно могу дать ему сто очков вперёд. Димортул, по сути своей, безжалостная машина смерти, но не бешеный зверь. Мимолётно отмечаю про себя, что, кажется, понимаю, почему в качестве разума для живого доспеха были использованы души живых растений из неведомого мира. У них нет таких неистовых чувств. Лишь жажда созерцания, спокойствие.

Нет, димортул не был флегматиком, ведь бытие определяет сознание. Сейчас это не разумное дерево, а этакий биоробот. И именно Димон смог остановить меня. Неужели его роль состоит ещё и в том, что бы не дать вестнику съехать с катушек? Как вообще Создатели проектировали и создавали тела для своих карателей?

Тут я сам отмечаю, что в таком поведении есть смысл. Щёлкнул тумблером в нужный момент — этот берсерк порвёт любого, без сожаления, но чувствуя удовольствие. Готов спорить, так эти ребята и работали, если нужна была показательная расправа. Твою-то кочерыжку, ведь я реально ни фига себя не контролировал.

Руки дрожат, кладу их себе на колени. Смотреть по сторонам мне страшно. Этот ужас сотворил я. За весь этот длинный день мне не раз приходилось сталкиваться со всякими хищниками. Поначалу мне было страшно, потом получилось собраться, я начал драться за себя, других, спас Тэй.

И тут я впервые сразился с другим разумным существом. Не самым хорошим, но всё-таки, наверное, с человеком. Стычка с Искателями не в счёт. Там пришлось лишь побегать, чтобы избежать схватки, а потом я их спас.

К встрече со Стрелком я не был готов. И не потому, что не мог на полную использовать возможности димортула. Или потому что охотник был лучше подготовлен. Нет, проблема в том, что мне претит убийство. Даже угроза моей собственной жизни не могла поколебать эти убеждения. Лишь когда стало ясно, что Тэй может умереть окончательно, я перешагнул черту.

Чёрт, может это и стало спусковым крючком? Я один раз переступил через свои убеждения, а потом меня сорвало. Во мне проснулось то, что я отрицал и…

Резкие удары по щекам приводят меня в чувство. Притом нефизические — Димон отвешивает мне моральных пинков. Но ощущение такое, будто кто-то действительно взял меня за шею, приподнял, а потом, шлёпая меня ладонью по лицу, прочитал нотацию.

Перевести сыплющиеся на мою голову образы было несложно. Не офигел ли я тут рефлексировать, словно какой-то сопливый пацан? Не я ли добровольно пошёл на смерть, притом мучительную, но лишь бы спасти людей и своих ребят? Так какого чёрта я, раз был готов себя убить, переживаю о тварях, которые могли порвать меня, Димона, а на десерт бы закусили эотулами Тэй и её ребят? Или я передумал их спасать?

Перед моим мысленным взором появилась фигура димортула. Тот стоял, привалившись к стенке, и подбрасывал в руке знакомое кожаное яйцо. Потом он убрал руку и то, что местные