Ассы – в массы - Миша Бастер

Это были ребята Степы Пачикова с физфака МГУ. Степа Пачиков – ныне один из известнейших предпринимателей из Силиконовой долины, русского происхождения.

Роб мне дал поиграть свою гитару и комбик. Гитара была «Гибсон», а комбик «Фэндер». Когда эти вещи увидели друзья музыканты, вроде из группы «Кабинет» или Леши Борисова из «Ночного проспекта», они просто прихуели. Потом немало самых стремных концертов, в период строгих запретов 84-го года, игрались на этом комбе.

И я сам в свободное время тоже что-то бренчал. Раз как-то заходит Вася Шумов, видит что я бренчу и говорит: «Давай ты у меня в группе «Центр» поиграешь». Я отвечаю: «Знаешь, я Робу уже отдал гитару…», а он – «Ничего, у меня есть одна свободная».

Это были времена, когда любые подобные концерты были еще запрещены, но хитрый Вася договорился с передачей «Что? Где? Когда?» о том, что он в прямом эфире на записи передачи сыграет концерт. И мы стали встречаться, но потом у Васи кончились деньги, и он сказал, – извини, гитару продавать надо, ты свободен. Недели две я с ними поиграл и очень многому у него научился. Вася абсолютно гениальный менеджер, я думаю, сказывается его хоккейное прошлое. Он из ничего делает группу и строит ее как хоккейную команду: ты делаешь так, ты так… Эту технологию я потом удачно применил в «Среднерусской Возвышенности». Иначе это было бы совсем непонятно что.

М.Б. Начинались уже Перестройка, Гласность, Ускорение, точнее, они были заявлены. И мне кажется, что только Ускорение и началось сначала.

Н.О. Да, событий стало больше, пошли рок-концерты, образовался «Детский сад», куда шумной толпой приезжал Курехин с компанией. Вскоре появился сквот на Фурманном. А дальше время из-за плотности событий вовсе сжималось до долей секунды. В какой-то момент оказалось, что нужно, условно говоря, собирать бэнд. В формате рок-группы. Призыв шел со стороны рок-н-ролла. Призвал нас в свои ряды. Звонили друзьям и знакомым. Я позвонил своей старинной подруге Кате Филипповой, с которой был знаком с тех пор, когда сам еще учился, а она училась в МСХШ. Катя сказала: «У меня бойфренд Сережа, он замечательно играет».

С.В. Мы тогда уехали в Крым на пленэр. Я освободился из Кащенко, и в чем был, в том туда и приехал. Белая маечка из Кащенко, отпечатанная штампом, шляпа какая-то дурацкая, и в виноградниках набрел на Катю Филиппову. Она шла в платочке, в очечках каких-то, и дико мне понравилась, но я не знал, с какой стороны подойти. Но мы подружились, накурившись беспонтовой травы.

Н.О. Очень смешно сейчас вспоминать этот постоянный кастинг. Первый кастингуемый был Сережа, а дальше мы искали, как расширяться. Искали, например, клавишника или клавишницу. Клавиши были детского размера, где вместо клавиш стояли кнопочки. И первой клавишницей у нас стала Дуня Смирнова. Но бедная Дуня была девушкой из хорошей семьи, которую в детстве мучали пианино. И она еще девушка в общем така-а-а-а-я… видная. Ну, конечно, пальчиками по этой хуйне… не попадала. И с ней ничего не вышло. Одновременно разжились органом «Юность», но было поздно. А потом появился Сталкер. И поехало!

С.В. Группа начала существовать с конца 1985-го года. В Курчатнике мы сыграли практически в Новый Год. То есть с 1985-го на 1986-й год. По-моему, пару раз мы репетировали у Никиты, и часть репетиций прошли на Новослободской улице.

Несколько раз к Никите приходил милиционер, и все участники коллектива показывали паспорта. Это было два раза буквально, в 85-м году, перед концертом в Курчатнике, когда мы начали «Галя Гуляй» репетировать: очень тактично пришли и спросили – пожалуйста, ваши паспорта. Нам постоянно напоминалось об этом. Мы репетировали, и мог позвонить в дверь человек, попросить стакан воды – ребят, вы занимайтесь своими делами, но не забывайте, мы здесь рядом. Помните об этом.

Сначала во дворе все время путались, потому что не знали, в какой подъезд заходить. До последнего момента, когда еще не было мобильных телефонов. Иногда нас встречали. Мы звонили с метро Академической, подъезжая с инструментами.

А с Игорьком Сталкером мы в одну школу ходили. И чуть ли не в один детский сад. И так мы всю жизнь росли вместе. В школьный период я был старше его на четыре года, и мы не соприкасались. Хотя он уже был заметен своими бурными прическами. А потом мы неожиданно cблизились, когда стали играть на Речном. Поскольку играть мы не умели, но перед глазами были образцы западной музыки, мы пытались ее воспроизвести. Нечто подобное группе «Гранд Фанк», а с другой стороны – мы уже писали и свои песни. Была очень хорошая формула: «Играть не умели, но очень хотели».

Аппаратуры тоже не было, поэтому все и так фузило, овердрайв сплошной. От этого желания и драйв был. Так из этого выросла группа «Колдунчики». Мы сидели, открывали иногда в квартире окна. Слушали шум города и постепенно начали в него вливаться. Пришел Игорь, и мы с ним плотно начали играть. С Колей Данелией и Толиком Мукасеем. Коля Данелия меня все время тянул познакомиться с «мухоморами». А мне слово дико не нравилось – «мухоморы». Я отказывался, но судьба нас все же свела. Хотя все могло и раньше случиться.

Н.О. Группа «Колдунчики» никогда не смогла дать ни одного концерта.

С.В. Мы давали, но сжигали все. У нас получалось нечто среднее между Velvet Underground и Sex Pistols. Главным обстоятельством трагикомедии было то, что к выходу на сцену вся группа была в жопу пьяна. И не смотря на это, нас однажды пригласили выступать в рамках конкурса «А ну-ка, девушки». Мы стояли под лестницей, ожидая своей очереди, и наши черные костюмы испачкались о побелку. Мы тогда побелили себе волосы и начали играть. Там в музычке было три-четыре аккорда, а за роялем сидел Игорь Сталкер, который показывал, что он умеет играть. Не Баха. И тогда мы с Толиком Мукасеем переглянулись, я подпрыгнул и сделал па, как Волочкова, запрыгнув на рояль. Ножки обломились, я придавил роялем Сталкера, который продолжал в таком придавленном состоянии играть. Потом к нам подошла какая-то девушка «А, ну-ка» которая и отвела нас в гримерку: мы отмыли волосы, вышли и сказали, что сейчас будет вторая часть. Но нам ответили – давайте без второго отделения. Так что концерты все-таки были. И уж потом началась «Среднерусская возвышенность».

М.Б. То есть это уже фестивальный период, когда все потихоньку забурлило в Москве и началась сквоттерская история?

Н.О. Да. Свен в конце 1985-го года вернулся из армии и был полон адреналина. Получилось, что жить ему было негде, он поселился в первой мастерской на Фурманном. Там еще толпы не было, жили ребята из круга концептуалистов, еще две квартиры занимали одесситы. Такие два не сообщающихся сосуда. Свен иногда ночевал у меня. И в какой-то момент началось. Свен стал петь песню «Галя гуляй», которую он не то что сочинил, но она сама ему въехала в голову в армии. В каком-то армейском времяпрепровождении караульном. И с этого пошло-поехало, а потом оказалось, что это понравилось всем. К тому времени я обзавелся своей электрогитарой. Мне моя бывшая жена привезла из Парижа. И стоила она сумму, эквивалентную ста долларам. Друзья, местные музыканты специально выбирали в комиссионке.

Как я уже говорил, небезызвестная рок-лаборатория устраивала прослушивания. И то ли Троицкий, то ли Диденко услышали, что мы что-то мутим. Нас позвали, и мы отнеслись к этому серьезно. У нас с кем-то потом еще концерт был, для которого декорации делал Сергей Шутов. Это было в рамках первого прослушивания и кастинга Соловьева для фильма «Асса». Было несколько кастингов: сначала прошло собрание на Мосфильме, где Соловьев показал какие-то кинопробы. А потом в ДК имени Курчатова. Там была героически исполнена всего одна вещь – «Галя гуляй», других просто не было.

С.В. Московскую рок-лабораторию мы, конечно же, не впечатлили, как не впечатлили их стихи Пригова, который читал их перед нашим выступлением. Нас туда не приглашали, не понимали и не уважали. Хотя я общался со всеми московскими ньювейверами, которые делали интересную музыку, например, Мамонов… Липницкий ходил, все время морщился: «Как же ты можешь, ты же хорошо играешь на бас-гитаре! Зачем ты со всем этим связался?» Мы начали в 1986-м году репетировать, и, наверное, через несколько месяцев появился Игорек и та самая «Среднерусская возвышенность».

М.Б. Музыканты вас не понимали, хотя позднее сплав художников, перформансистов и музыкантов на сцене стал чуть ли не визитной карточкой рок-балагана восьмидесятых. У вас был какой-то внятный концепт?

Н.О. Это просто была констатация того факта, который имел тогда место быть.

С.В. Художники поют свои картины. Была параллель с Velvet Underground – именно нью-йоркский вариант арт-музыки, не какой-либо другой.

Н.О. У нас не было претензии на какую-то музыкальную первичность, а от «современного искусства» была взята основа, что создание некоторого произведения означает рассказ некоторой истории. Историю можно рассказать визуальными средствами, главное, чтоб была история. Какой материал для передачи этой истории – не настолько принципиально. Принципиально было то, что материал тоже важен, потому что материал должен резонировать с социальным пространством. И в это время резонирующим материалом была рок-музыка и вся эта мифология вокруг нее. Мы просто использовали этот материал. Точно так же, как это делал Курехин в Ленинграде, используя художников и музыкантов сообща.