Чёрный дом - Стивен Кинг

— Bay. — В голосе Морриса слышится уважение. — Да у вас нюх как у собаки.

— Именно так, — соглашается Генри. Продолжает мягко и задумчиво:

— Это трудная работа, но кто-то должен ее делать. Так вот, насчет твоих утренних свиданий с ароматной травкой. Позволь мне поделиться с тобой одним индейским афоризмом.

— Да, конечно. — Это первый долгий разговор Морриса с Генри Лайденом, и он на все сто процентов соответствует образу, который ему нарисовали. На все сто и даже больше. И уже совсем не трудно поверить, что он может быть другим… полностью перевоплощаться, как Брюс Уэйн. Но… все это так необычно.

— То, чем мы занимаемся в детстве, становится привычкой, — все тот же мягкий голос, не имеющий ничего общего с голосом Джорджа Рэтбана. — Это мой тебе совет, Моррис.

— Да, абсолютно, — отвечает Моррис. Он понятия не имеет, о чем толкует мистер Лайден. Но медленно, застенчиво протягивает руку с футляром с си-ди. На мгновение, пока Генри не пытается взять футляр, Моррис чувствует острую обиду. Ему вдруг снова семь лет, и он пытается произвести впечатление на своего вечно занятого отца картиной, которую рисовал в своей комнате всю вторую половину дня. Потом думает: «Он же слепой, дубовая твоя башка. Он может унюхать марихуану в твоем дыхании, и уши у него, возможно, как у летучей мыши, но откуда он может знать, что у тебя в руке гребаный си-ди?»

Осторожно, словно пугаясь собственной смелости, Моррис берет Генри за запястье. Чувствует, как тот вздрагивает, но потом позволяет подвести его к пластмассовой коробочке.

— А, си-ди, — говорит Генри. — И что там записано?

— Вы должны поставить седьмой трек в вашу вечернюю программу, — отвечает Моррис. — Пожалуйста.

Впервые на лице Генри отражается тревога. Он затягивается сигаретой, бросает ее (даже не посмотрев… естественно, хаха) в наполненное песком пластиковое ведро у двери.

— О какой программе ты говоришь? — спрашивает он.

Вместо прямого ответа Моррис губами издает быстрые чавкающие звуки, изображая маленького, но прожорливого грызуна, поедающего что-то вкусное. Хуже того, дополняет их фирменной фразой Висконсинской крысы, которую молодежь возраста Морриса знает так же хорошо, как их родители, — вопль Джорджа Рэтбана «Даже слепой»: «Жуй это, ешь, запивай, оно все-е-е равно выйдет из одного и того же места!»

С имитацией у Морриса не очень, но вопроса, кого он имитирует, не возникает: одну-единственную Висконсинскую крысу, чья вечерняя программа на KWLA-FM известна на весь округ Каули (скорее, следовало бы сказать, «пользуется дурной славой во всем округе Каули»). KWLA — крошечная студенческая радиостанция, работающая в FM-диапазоне, пятнышко на полотне висконсинского радиоэфира, но аудитория Крысы огромна.

Но если кто-то узнает, что обожаемый всеми, болеющий за «Пивную команду», голосующий за республиканцев, вещающий в АМ-диапазоне Джордж Рэтбан одновременно и Висконсинская крыса, который однажды в прямом эфире вывалил содержимое кишечника на си-ди «Бэкстрит бойз», могут быть неприятности. И очень серьезные, которые, вполне возможно, выйдут за пределы висконсинского радиомирка.

— С чего ты вдруг решил, Моррис, что Висконсинская крыса — это я? — спрашивает Генри. — Я же практически не знаю человека, о котором ты говоришь? Кто вбил тебе в голову такую странную идею?

— Информированный источник, — уклончиво отвечает Моррис.

Он не собирается выдавать Хоуви Соула, даже если ему будут вырывать ногти раскаленными щипцами. Да и Хоуви выяснил это случайно: как-то зашел в сортир после Генри и увидел, что тот выронил бумажник из заднего кармана, пока сидел на троне. Казалось бы, человек со столь обостренными органами чувств не мог не заметить падения бумажника на пол, но, возможно, Генри в тот момент крепко о чем-то задумался: человеку, столь занятому работой, как Генри, есть о чем подумать. В любом случае в бумажнике Генри лежал пропуск KWLA (в бумажник Хоуви, по его словам, заглянул из чистого любопытства), и в строке «Фамилия» кто-то поставил «оттиск крысы».

Дело закрыто, игра закончена, застегивай молнию ширинки.

— Я никогда в жизни не переступал порога KWLA, — говорит Генри, и это абсолютная правда. Передачу Висконсинской крысы (среди прочих) он делает дома, потом посылает пленку через абонентский ящик, который арендует на имя Джо Страммера в почтовом отделении в центре города. Пропуск с «оттиском крысы» скорее приглашение от менеджмента KWLA, которым он еще ни разу не воспользовался… Но пропуск сохранил.

— Ты тоже стал чьим-то информированным источником, Моррис?

— Что?

— Ты кому-нибудь говорил, что я — Висконсинская крыса?

— Нет! Конечно же, нет! — Как нам известно, люди всегда так говорят. К счастью для Генри, в данном случае это правда.

По крайней мере пока, день ведь только начался.

— И не скажешь, не так ли? Потому что слухи имеют одну особенность: они укореняются. Совсем как плохие привычки, — бормочет Генри, создавая дымовую завесу.

— Я умею держать рот на замке, — гордо заявляет Моррис.

— Я на это надеюсь. Потому что, если ты будешь распространять слухи, мне придется тебя убить.

«Распространять слухи, — думает Моррис. — О-го-го, да за кого он меня держит?»

— Конечно же, убить, как же иначе. — Моррис смеется.

— И съесть, — добавляет Генри. Он не смеется, даже не улыбается.

— Да, да. — Моррис продолжает смеяться, но теперь даже для его собственных ушей смех звучит очень уж неестественно. — Словно вы — Ганнибал Лектер.

— Словно я — Рыбак, — отвечает Генри, и «авиационные» очки медленно поворачиваются к Моррису. Солнечные лучи отражаются в них, и на мгновение они превращаются в языки пламени. Моррис непроизвольно, даже не подозревая об этом, отступает на шаг. — Альберту Фишу нравится начинать с задницы, ты это знал?

— Н…

— Именно так. Он говорит, что кусок юной задницы так же хорош, как телячья вырезка. Его собственные слова. Из письма матери одной из жертв.

— Ни фига себе. — Голос у Морриса — как у человека, готового шлепнуться в обморок, как у откормленного маленького поросенка, не пускающего в свой дом большого голодного волка. — Но мне нет нужды особо волноваться. Ведь вы — не Рыбак.

— Не Рыбак? С чего ты так решил?

— Ну, прежде всего вы — слепой.

Генри молчит, только смотрит на Морриса, которому с каждым мгновением становится все тревожнее, сверкающими на солнце очками. И Моррис думает: «А слепой ли он? Для слепого он слишком хорошо ориентируется… Как он меня вычислил, стоило мне выйти из двери. Это очень подозрительно».