Разбег в неизвестность - Павел Дмитриев

Наконец он отложил в сторону бумаги.

– Оригинально. Сами это придумали?

– Не совсем. – Лучше сразу признаться, все равно потом специалист поймает меня на нулевой компетенции в разработке ЭВМ.

– Понятно… – Старос одним большим глотком осушил свой стакан. И продолжил формально и жестко: – Вы задали интересную задачу. Но такой проект тяжело выполнить в рамках моего КБ. Мне непонятно, почему вы вообще обратились ко мне, а не к Лебедеву, скажем. Или Глушкову, если вам Москва почему-то не нравится. С вашим невероятным влиянием в ЦК…

– Откровенно и в лоб. – Вооружившись «американской» улыбкой, я попытался перехватить нить беседы, пока вопросы не зашли слишком далеко. – Если это вам действительно важно, то… Мне кажется, что у Лебедева в коллективе разногласия, они славу от явно удачной БЭСМ-6 делят. Глушков… Он, конечно, гений. Но мыслит, на мой взгляд, в неправильном направлении. И вообще, ваш компьютер наиболее близок к тому, что реально нужно советской промышленности, а не соискателям диссертаций и ученых степеней.

– Я тоже заканчиваю докторскую. – Старос внимательно посмотрел на меня. – Не пугает?

– Настораживает. – У меня действительно мелькнула мысль об ошибке. – Почему-то многие на этой стадии… Скисают, что ли.

– Бывали за границей? – неожиданно сменил тему Филипп Георгиевич. Невинный вопрос для две тысячи десятого года, но для СССР это очень серьезно.

– Не могу сказать… – Не хотел врать лишний раз, хотя такой ответ – не многое скрывал.

– Понятно. – Собеседник бросил взгляд на безучастно допивающего пиво Анатолия. – Что ж, у всех свои причины.

Похоже, Старос окончательно уверился, что я такой же, как он сам, иммигрант в СССР. Интересно, какую страну он «сделал» моей родиной? Впрочем, в любом случае это неизбежный и даже желательный вариант. Тем временем Филипп Георгиевич продолжил:

– Вы просто не представляете себе, что такое советская военная наука. Стоит защититься, и вот вы получаете две зарплаты, имеете рабочий день с девяти до пяти, два совершенно свободных бибдня[108] в неделю. Все, что нужно – раз в год написать формальный отчет. Люди в этой системе деградируют мгновенно!

– Но ведь столько возможностей для работы! – Тупизна системы не укладывалась в моей голове. – В конце концов, есть еще стимулы, премии там, медали, слава, наконец!

– А зачем? – грустно улыбнулся Старос. – В одиночку сейчас многого не добиться. «Успокоившихся» ученых всегда будет больше, и они не допустят, чтобы рядом кто-то интенсивно работал. Сожрут, обязательно сожрут и не подавятся, сволочи!

Последнее он почти выкрикнул. Похоже, реально у мужика наболело, раз ему настолько было наплевать даже на присутствие третьего, да еще кагэбэшника. Хотя я не зря его представил как близкого друга.

– Петр, в этой стране кандидат мэнээс – по сути, лаборант, моющий пробирки, получает больше, чем ведущий инженер отраслевого НИИ, который тянет на себе целое техническое направление в стране. Доценту платят как директору завода, у которого на плечах выполнение плана и ответственность за тысячи людей![109] И ты на что-то надеешься при внедрении ЭВМ в производство? Да там инженеры загубят все, при первой возможности сбегут, только помани краешком бессмысленной диссертации! – Тут Старос бросил взгяд на мой безымянный палец и продолжил: – Иначе их жены запилят насмерть.

– И что делать? – не выдержал я. – Защититься, завести «Москвич», дачу и выпиливать по вечерам лобзиком полочки для кухни? Помидоры с огурцами выращивать?![110]

– Думаешь, тебе удастся что-то кому-то объяснить? – Старос неожиданно перешел на «ты».

– Надеюсь…

– Ты знаешь, – не дал мне договорить Филипп Георгиевич, – перед тем как выйти через проходную своего родного «Военмеха»[111], я проверяю портфель. Не подкинули ли туда чего-нибудь запретного институтские работники[112]. Нет, они милые люди, но разговор с товарищем Толстиковым многое прояснил. Они легко стали пешками – и начали по велению парткома выживать меня, чтобы ослабить Дмитрия Федоровича. Подумать только, им даже никто не удосужился сказать, что с нового года Устинов играет в команде «комсомольцев»!

Начали вроде за здравие, а потом прямо как в роман Стивена Кинга попал. Но по большому счету – сказал ли мне Старос что-то новое? Нет! Уж кто-кто, а я прекрасно знал, на какой уровень скатится советская наука к концу восьмидесятых. И с каким упоением умеет стучать и грызть друг другу глотки вшивая интеллигенция, куда там мастерам-коммунистам! Стоит ли еще раз возвращаться к тысячу раз продуманному? Нет! Оставим рефлексии мексиканским актрисам!

– Еще не поздно, Филипп Георгиевич, – заявил я твердо. – У нас есть шанс!

– И какой же?

– Мы разработаем и внедрим в СССР первую массовую промышленную ЭВМ… Нет! Просто ПЭВМ! И не только в Союзе, а во всем мире! Они будут выпущены в миллионах экземпляров и, кроме того, связаны оптическими магистралями в единую компьютерную сеть.

– Ох, фантазеры…

Никогда не думал, что сорокапятилетний мужчина может быть столь чувствительным. Но глаза Староса реально стали влажными! Неужели пробрало?!

– Ресурсы для этого есть. Но не хватает менеджеров. – Что-то я совсем словами две тысячи десятого года заговорил. Расслабился, понимаешь, как менеджер с менеджером.

– Еще не поздно, говоришь? – Неожиданно Старос широко улыбнулся и ответил мне на похожем языке. – Что ж! Молодые люди, пойдемте наконец в офис. Обсудим детали! И… – Он чуть помедлил. – Черт с ней, с диссертацией!

Коллектив у Филиппа Георгиевича оказался молодым и дружным. По «встречным» улыбкам и шуткам легко ощущалось, что «босс» тут уважаем и даже местами любим. В воздухе витал запах канифоли, стоял легкий гул голосов, что-то потрескивало и щелкало релюшками из углов. Однако по зычному призыву руководителя ребята быстро побросали работу и привычно сдвинули несколько столов в центр, подальше от кульманов и шкафов, плотно заваленных кусками самой большой в мире электроники. Потом натащили из соседних комнат стульев, организовав полноценный the brainstorming[113] под совершенно советский чай. Густо, но невкусно заваренный, зато потребляемый в диких количествах.

Вываленные из моего портфеля образцы уже освоенных на «Пульсаре» микросхем логики мгновенно сломали барьер отчужденности, старосята[114] им радовались натурально как дети новогодним игрушкам. Симпатичные DIPовские пластиковые корпуса[115] «затрогали» чуть ли не до дыр, без особых тормозов ругая матом пресловутую секретность, из-за которой о новых разработках приходилось узнавать из «Голоса Америки». Всего-то десятки и сотни элементов в каждой микросхеме казались им не иначе как Великой Октябрьской революцией в деле разработки ЭВМ.

– Прямо как в Америке! – не отводя глаз от микросхем, констатировал Старос. – Ведь пары лет не прошло, как там начали делать подобное.

– Так это же можно всю ЭВМ на них сделать! – неожиданно заявил парень лет двадцати пяти в мешковатом пиджаке, задумчиво загибая ножки выводов. На добрый десяток секунд над столом повисла вязкая тишина.

Потом ее разорвали перебивающие друг друга крики. Честно сказать, я попросту не понял, почему люди радуются такой тривиальной идее[116]. Но им лучше знать, может быть, именно того варианта, который сейчас оказался в руках молодого человека, не хватало специалистам для счастья в жизни.

Минут через пять Филипп Георгиевич не выдержал, принес из своего кабинета слесарный молоток и от души засадил им несколько раз в столешницу, не забыв, впрочем, подложить толстый том кого-то из классиков. Только таким способом удалось осадить вошедших в раж мэнээсов, сэнээсов и прочих инженеров. Началась работа.

Предложенное НИИ «Интел» техзадание зачитали вслух, затем подвергли «суровой, но справедливой критике». Нет, в общих чертах оно команде разработчиков очень даже понравилось. Но дьявол, как обычно, скрывался в мелочах. И его фальшивую улыбку мне немедленно выдал Марк Гальперин[117], представленный первым замом:

– Размеры у вас заявлены нереальные… – Он бросил взгляд на схему, потом на микросхемы и добавил: – Шкаф удобный, даже лучше, чем я у железнодорожников видел. Но будет очень хорошо, если нам удастся разместить в его габаритах один только процессор.

– Нет! – тут же перебил его сосед. – На таких интегральных схемах еще и память в эту стойку засунем.

– Хотя бы один «кубик»[118] на несколько тысяч слов обязательно поместится.

– Давайте прикинем, – охотно согласился Марк. Мы с такой логикой еще не работали, поэтому будем считать в логических элементах. Базовое АЛУ без аппаратного умножения и плавающей точки потребует около полутора тысяч логических элементов[119]. С вашими интегральными микросхемами понадобится три-четыре сотни корпусов. Считайте, по сотне на плату, ну типа нашей УМ-1. Можно компактнее, в одну плату, как у вас нарисовано, но тогда придется забыть про ремонтопригодность, да и брака при разводке-травлении дорожек будет очень много. Хотя для оборонки такое пойдет…