Путешествия по Европе - Билл Брайсон

Все маленькие сомнения насчет того, разумно ли позволять немцам становиться хозяевами Европы, испарялись на гамбургском солнце. Во всяком случае, такую открытую и безмятежную атмосферу я никогда раньше не связывал с Германией. В нынешних немцах не было никакого намека на высокомерие — просто спокойная уверенность, которая была вполне оправданна окружающим их материальным благополучием.

Не думаю, что смогу когда-нибудь полностью простить немцам их прошлое и не думать, к примеру, не довелось ли в молодости этому любезному старому официанту, который подает мне кофе, закалывать штыком младенцев или загонять евреев в газовую камеру. Некоторые вещи никогда нельзя простить. Но, глядя на сегодняшнюю Германию, невозможно поверить, что такое может повториться.

Одно не изменилось в Германии: женщины по-прежнему не бреют подмышки. Это меня всегда озадачивало. Они выглядят очень хорошо, но, когда поднимают руки, там свисают черные заросли. Некоторые люди считают, что это естественно, но репа, например, тоже вещь естественная, однако никто не повесит ее себе под мышку. И все же, если эта проблема — самая плохая немецкая черта в последние годы XX века, то лично я позволил бы им вести нас в новое тысячелетие. Тем более что выбора у нас ни хрена нет.

Стройные, подтянутые тела вокруг начали меня угнетать, когда я однажды взглянул на свое отражение в витрине магазина и понял, что растолстел. Для меня, первые двадцать пять лет жизни выглядевшего так, словно мать родила меня от кузнечика, отражение толстяка, которого я однажды случайно увидел в витрине, стало шоком. До сих пор, входя в лифт с зеркалом, мне каждый раз приходится сдерживаться, чтобы не поздороваться с мучительно знакомым толстяком. И каждый раз не сразу удается сообразить, что это я сам. Однажды я пробовал сесть на диету и в первую же неделю сбросил четыре фунта. Я был в восторге, пока до меня не дошло, что при таких темпах через год совсем исчезну. Поэтому на следующую неделю я снова набрал свой вес на специальной диете из пиццы и мороженого, и стал утешать себя мыслью, что, если случится всемирный голод, я уцелею благодаря накопленному жиру и, возможно, буду играть в теннис, когда остальные будут лежать в лежку.

Копенгаген

В Копенгаген я отправился поездом. По Дании мне нравится путешествовать железными дорогами, потому что приходится постоянно пересаживаться на паром. Это занимает много времени, но зато гораздо интереснее. Не представляю себе человека, которому не захочется поплыть на борту огромного белого теплохода. Я вырос в тысяче миль от ближайшего океана, так что меня любой морской вояж, каким бы кратким он ни был, волнует и доставляет удовольствие. Вместе с тем я заметил, что, когда мы прибыли в Путтгарден и наш поезд был погружен на паром «Карл Карстенс», даже датчане и немцы, для которых море и корабли — обычное дело, смотрели из окон с интересом и как будто чего-то ждали.

Кстати, небольшой совет, если вам когда-нибудь придется путешествовать по Дании и пересаживаться на паром. Не сходите с поезда первыми, потому что остальные пассажиры пойдут за вами, считая, что вы знаете дорогу в самую главную часть теплохода. Я сам входил в группу из 300 человек, следовавшей за человеком в серой фетровой шляпе, который вел всю толпу два километра вокруг грузовой палубы, таскал вверх и вниз по длинным коридорам железнодорожных вагонов и огромным открытым железнодорожным платформам, бросая на нас раздраженные взгляды, словно хотел, чтобы мы ушли. Но мы приклеились к нашей единственной надежде словно клеем, и действительно, в конце концов он нашел красную кнопку, которая открывала потайной люк к лестнице, ведущей в буфет.

Можно было определить национальность людей по тому, что они ели и пили. Немцы взяли полные тарелки мяса с картошкой, датчане — пиво «Карлсберг» и пирожные с кремом, шведы — бутерброды с маленькими мертвыми рыбками. Очередь была слишком длинной, поэтому я вышел на верхнюю палубу и стоял там на ветру и на солнце, пока корабль не отчалил от берега со звуком, напоминавшим первый оборот винта стиральной машины, направился по волнам с белыми барашками в двенадцатимильное плавание между Северной Германией и датским островом Лолланд. Нас тут было примерно восемь мужиков, и все стояли на легком бризе, притворяясь, что не холодно. Медленно Путтгарден остался позади в пенном море, а вскоре на горизонте появился Лолланд и начал плавно двигаться нам навстречу, как лежащее на воде огромное морское чудовище.

На мой взгляд, ничто не может сравниться с морским путешествием, но в наше время для него остается все меньше возможностей. Строятся огромные мосты или туннели между всеми главными островами Дании, между Копенгагеном и Швецией и даже через полоску воды между Путтгарденом и Рёдбихавном, так что люди смогут проезжать ее за десять минут, почти не заметив, что переехали из одной страны в другую. Это новое европейское стремление стирать границы между государствами кажется мне неправильным.

В Рёдбихавне мы пересели на поезд и проехали оставшийся путь до Копенгагена без прежнего воодушевления. Дания оказалась намного чище и малолюднее, чем страна, которую мы покинули. Там нет заводов, как в Германии, никаких скоплений брошенных тракторов и ржавеющей сельскохозяйственной техники, как в Бельгии и Голландии. Большие трехлопастные ветряки, вырабатывающие электричество, были разбросаны вокруг низких холмов и стояли в воде мелких прибрежных заливов. Жаль, что датчане не смогли сделать их более привлекательными — например, как ветряные мельницы в Нидерландах.

Мне кажется странным и грустным, что человечество веками и без особых усилий создавало маленькие горбатые мостики и каменные фермы, церкви, ветряные мельницы, извилистые дороги и живые изгороди, которые естественно вписывались в пейзаж, а теперь не способно построить ничего, что не выглядело бы на ландшафте как плевок в душу природы. В наши дни все слишком утилитарно, выглядит дешевым и временным. Но мы думаем, что строим цивилизацию.

Когда поезд прибыл на центральный вокзал Копенгагена, было чуть позже пяти, но турагентство уже закрылось. Зато возле него стояла доска с названиями трех десятков отелей, напротив которых маленькие красные лампочки указывали на наличие свободных мест. Приблизительно две трети из них горели, но не было карты, на которой указывалось бы местонахождение отелей. Сначала я хотел переписать некоторые названия и адреса, но без плана они были бесполезны.

Оказавшись в тупике, я беспомощно огляделся и увидел пожилую нищенку, которая, ухватив меня за плечо, принялась жизнерадостно что-то объяснять. Всякого рода нищие, бомжи, пьяницы и прочие забулдыги обладают сверхъестественным чутьем на мое появление в любом городе. Можно подумать, что какая-то секретная служба оповещает их в срочном порядке. Мы вместе с нищенкой прошли через вокзал. Я обшаривал взглядом стены в поисках карты города, а она, вцепившись в мою руку, продолжала что-то лепетать — бред сумасшедшего! Представляю, какое странное зрелище мы собой представляли. Какой-то бизнесмен уставился на нас поверх газеты. «Свидание с незнакомкой», — интимно объяснил я ему, но он продолжал смотреть нам вслед с совершенно обалделым видом.

Не найдя плана города, я позволил даме сопроводить меня к центральному входу, где дал ей несколько монет разных стран, чтобы как-нибудь от нее избавиться. Она взяла их и ушла, не оглянувшись. Я смотрел, как она удаляется, и думал: почему сумасшедшие так любят автостанции и вокзалы? Они ходят сюда, как на работу («Милый, я ушла на вокзал порыться в мусорных баках и поболтать с незнакомыми людьми. Увидимся в пять часов!»).

Я обошел полдюжины гостиниц в районе вокзала, но свободных мест нигде не было.

— Может, у вас что-нибудь происходит? — спросил я в одном отеле. — Какой-нибудь съезд или национальный праздник?

— Нет, здесь всегда так, — заверили меня.

Это раздражает. Неужели на континенте, который процветает за счет торговли и туризма, трудно сделать так, чтобы путешественник, приехав, мог найти номер не таскаясь часами по городу? Это тем более обидно, когда ты готов тратить свои деньги в их отелях и ресторанах, субсидировать их музеи и трамваи, готов платить их грабительские налоги, а взамен хочешь единственного — места, где можно было бы обняться с подушкой.

Как всякая вещь, которую ищешь, отели почти пропали на земле Копенгагена. Я без намека на успех прошел всю старую часть города и собирался вернуться на вокзал, чтобы начать сначала, когда вдруг нашел на берегу моря отель под названием «Софи Амалиенборг».

Он был большим, чистым, современным и пугающе дорогим, но они предложили мне одноместный номер на две ночи. Я без колебания согласился, принял горячий душ, переоделся и отправился гулять по улицам новым человеком.

Что может быть лучше, не считая пирожного с настоящим шоколадным кремом и неожиданного денежного перевода, чем оказаться в чужом городе в прекрасный весенний вечер? Что может быть приятнее, чем побродить по незнакомым улицам в длинных тенях ленивого заката, останавливаясь поглазеть на витрины магазинов или на какую-нибудь церковь, красивую площадь или набережную, поразмышлять о том, на той или на этой улице находится уютный домашний ресторанчик, о котором не забудешь никогда? Я мог бы провести всю жизнь, гуляя каждый день по новому городу.