Δ.E.F.I.R. Фаза 1: Замедление - Агатис Интегра

что-то странное происходит со мной. Когда пламя касается фотографии женщины со светлыми волосами, я внезапно осознаю, что не могу вспомнить ее лицо — хотя секунду назад точно видел его. Словно воспоминание стерлось из моего разума вместе с изображением.

[ЭХО-ПАМЯТЬ: «Северов, ты слишком серьезен! Мир не рухнет, если мы выпьем по одной!»]

— Что ты сделал с архивами? С информацией обо мне? — мой голос дрожит от едва сдерживаемой ярости.

— Оказал услугу, — в его голосе одновременно жестокость и странная, болезненная забота. — Некоторые вещи лучше не знать. Поверь мне, Северов. Я знаю.

Скарн демонстрирует свою силу — касается металлического стола, и тот не просто плавится, а буквально меняет свойства. Металл становится хрупким, как стекло, и рассыпается от легкого прикосновения.

— Это эфир в чистом виде, — поясняет Скарн, создавая в руках пульсирующий шар пламени. — Он меняет не только материю, но и информацию. Стирает на фундаментальном уровне.

[ИМПЛ/TM-7]: [СТАТУС: КОНФЛИКТ ПАМЯТИ]

[ИМПЛ/TM-7]: ОПАСНОСТЬ: МАКСИМАЛЬНЫЙ УРОВЕНЬ

[ИМПЛ/TM-7]: [другим голосом, едва слышно] Виктор… это действительно ты?

Скарн внезапно замирает, склонив голову, словно прислушиваясь. Его лицо меняется — от жестокой маски к удивлению и… печали?

— О, твой имплант помнит меня. Интересно, — Скарн наклоняет голову набок, изучая меня. — Они не смогли вычистить всё. Или это… он помнит? Тот, другой ты?

— Что ты имеешь в виду? — я отступаю, держа руку у кобуры.

Он не отвечает, лишь произносит фразу, от которой мое сознание внезапно покидает тело:

— За науку, старый друг. За проект, который должен был изменить всё.

[ВСПЫШКА ПАМЯТИ: ГЛУБОКИЙ РЕЗОНАНС]:

Крыша научного центра. Ночь. Звезды видны удивительно четко для городского неба. Я сижу на парапете, рядом — Виктор Крайнев, молодой специалист по эфирной безопасности. Между нами — бутылка редкого виски.

«За науку! За нас! За самую безумную команду проекта!» — смеется Виктор, хлопая меня по плечу. Искренность в его глазах, тепло в голосе, ни единого шрама на лице.

«За „Еву“,» — отвечаю я, поднимая стакан. — «Если всё получится…»

«Если всё получится, Северов, мы изменим само понятие человеческого сознания,» — в его глазах горит энтузиазм без тени страха.

«Ты не боишься?» — спрашиваю я тихо.

«Боюсь,» — он смотрит на меня серьезно. — «Но некоторые вещи стоят риска. Что бы ни случилось завтра, я рад, что мы делаем это вместе.»

Наши стаканы соприкасаются, звон разносится в ночном воздухе. На его безымянном пальце — кольцо с маленьким зеленым камнем.

«Жена говорит, это приносит удачу,» — перехватывает он мой взгляд. — «Мне понадобится вся удача мира, чтобы не облажаться на финальных тестах.»

«Виктор, ты лучший специалист по безопасности, какого я знаю. Если кто-то и может удержать эксперимент под контролем, так это ты.»

Он улыбается. На фоне — огни города, далеко внизу. Кажется, весь мир лежит у наших ног.

Я моргаю, и видение исчезает. Боль пронзает голову, словно раскаленный металлический стержень пронизывает череп от виска до виска. Я падаю на колени, задыхаясь.

— Виктор? — слова вырываются прежде, чем я осознаю их.

Горькая усмешка искажает лицо Скарна.

— Виктор мёртв. Остался только Скарн.

Он отходит к центру зала, жестом приглашая следовать за ним. Удивительно, но я повинуюсь. Есть что-то гипнотическое в его движениях, в эфирном пламени, струящемся по его рукам.

— Присядь, — Скарн указывает на стул, каким-то чудом уцелевший среди разрушения. — Слушай внимательно, Северов. У меня мало времени. Охотники идут по твоему следу.

Я сажусь, не сводя глаз с его лица. Шрамы на коже Скарна образуют причудливые узоры, почти как схемы на печатных платах. Некоторые из них светятся изнутри синеватым светом.

— Ты был лучшим, Северов. Ведущий исследователь проекта «Ева». Гений эфирной интеграции, — начинает он. — Ты разработал TM-7 — первый имплант с фрагментами собственного сознания. Ты обещал безопасность. Ты гарантировал контроль.

В его голосе — горечь, боль, давно тлеющий гнев.

— Ты скрыл то, что Ева не была просто программой. Она была… чем-то иным. Ты знал риски, но продолжал, потому что был одержим ею.

Скарн создает небольшую эфирную проекцию: детский рисунок с изображением людей в белых халатах.

— Моя дочь… Помнишь Анну? Ей было восемь. Она рисовала тебя в белом халате. Называла «дядей», — его голос дрожит. — Вы с Евой были на её дне рождения за неделю до Трещины.

— Трещины? — переспрашиваю я.

— Катастрофа на базе «Омега». То, что уничтожило всё, — Скарн сжимает кулак, и эфирная проекция растворяется. — Моя жена работала в западном крыле. Твоя драгоценная Ева открыла туда доступ для… чего-то.

Он медленно поднимает левую руку. На безымянном пальце — вплавленное в плоть расплавленное кольцо с остатками зеленого камня.

— Я был под завалами три дня. Один. В темноте. Все, кого я любил, были мертвы, — продолжает Скарн, его голос становится механическим, словно он много раз повторял эту историю. — А потом пришел он. Серафим. Он нашел меня, когда никто другой не искал.

— Серафим? — имя звучит чужеродно.

— Он нашел меня под завалами. Я умирал. Мое тело было изломано. Разум — на грани, — Скарн закрывает глаза, вспоминая. — Он показал мне истину, Северов. То, что ты и Ева скрывали. Он переродил меня. Дал цель. Дал силу.

Эфирное пламя вокруг его рук усиливается, образуя сложные, гипнотические узоры.

— Каждый шрам — это воспоминание, которое я не позволил себе стереть, — его пальцы скользят по лицу, обводя рубцы. — Каждая схема на моей коже — канал для пламени, которое питается моей болью.

Я смотрю на него, пытаясь понять. Если все, что он говорит — правда…

— Почему я ничего не помню? — спрашиваю я тихо.

— Вот это, — Скарн улыбается без тени веселья, — самый важный вопрос. Что если твои воспоминания стерли не для наказания, а для защиты?

Он внимательно следит за моей реакцией.

— Ты начинаешь понимать. Хорошо. Возможно, не все потеряно.

Скарн делает шаг вперед, эфирное пламя в его руках приобретает более мягкое, почти манящее свечение.

— Даже сейчас не поздно, Алекс. Серафим может помочь и тебе. Он может вернуть твою память.

— Мою память? — мой голос звучит надтреснуто.

— Да. Но выборочно. Без боли. Без потерь. Чистое знание, — он протягивает руку, охваченную пламенем. — Присоединись к нам. Помоги