Юность Пикассо в Париже - Гэри Ван Хаас

– А вы сообщили ему о том, что произошло между вами и Анной?

Однажды, когда они вдвоем выпивали в соседнем бистро, Пабло рассказал обо всем Максу. Ему было необходимо покаяться перед кем-то в своем безумном поступке. Он уже сто раз пожалел о случившемся.

– Я не смог, но я расскажу об этом дону Луису. Быть может, он образумит своего племянника.

Внезапно в глубине комнаты возникла какая-то суета, раздались громкие крики, заглушающие нежные звуки гитары. Кто-то разбил что-то стеклянное, и по комнате разлетелись осколки. Один осколок попал в щеку Макса и слегка его оцарапал.

– Какого черта?! – воскликнул Макс, почувствовав на лице струйку крови.

– Не знаю. Пойду погляжу, – сказал Пабло и отставил свою тарелку.

На другом конце комнаты он увидел небольшую группу людей, собравшихся вокруг Карлоса и маленького изящного испанца, который угрожал тому разбитой винной бутылкой.

А Карлос взялся за нож для торта.

– Убери от нее свои грязные руки, подонок! – крикнул Карлос маленькому испанцу.

Анна встала между ними, пытаясь защитить испанца, который все еще размахивал смертельно опасной разбитой бутылкой.

– Прекрати, Карлос! Ты делаешь из себя посмешище. Мы просто танцевали.

– Отойди, Анна. Я покажу ему, как распускать руки!

Оттолкнув Анну в сторону, Карлос ткнул испанца ножом, но нож соскользнул.

– Ха! Думаешь, я тебя боюсь? – кричал Карлос. – Да я убью тебя на этом самом месте!

Он снова кинулся на соперника, но между ним и испанцем внезапно возник дон Луис, и Карлос случайно задел его предплечье ножом. Кровь потекла по руке дона Луиса и закапала на прекрасный персидский ковер.

Пабло и Макс прорвались сквозь толпу, и им удалось растащить разгоряченных соперников. Слуги и гости в ужасе расступились, а некоторые направились к дверям и ушли.

– Прекратите! – крикнул Пабло. – Кто-нибудь, найдите, чем перевязать!

Соперников разняли, испанец бросил бутылку и попятился к двери, но Карлос все еще полыхал яростью и злобно смотрел на него.

А дон Луис разглядывал глубокий порез на руке.

– Боже! Плохи мои дела, а?

К нему подошел Хайме с бинтом в руках.

– Дайте я забинтую. Уверен, дня через два все заживет.

– Простите, друзья, – сказал дон Луис. – Похоже, я оказался не в том месте и не в то время. – Он с интересом оглядел комнату. Большинство гостей незаметно ретировались. – Что ж, эту вечеринку они наверняка запомнят! – пошутил он, а Хайме тем временем ловко обматывал его руку бинтом.

Карлос подошел извиниться.

– Дон Луис, я так сожалею! Но я не мог допустить…

Пабло метнул грозный взгляд на своего взбесившегося друга, давая ему понять, что он идиот.

– Уводи Анну домой, пока не стало хуже… Иди же!

Смущенно кивнув, Карлос опустил голову, взял Анну за руку и ушел.

Пабло наклонился к сидевшему в кресле дону Луису:

– Я хочу кое-что вам рассказать…

– Не надо… – понимающе ухмыльнулся дон Луис. – Она и тебя изнасиловала.

– Вот таким и будет семейное счастье Карлоса, – заметил Макс. – Эта женщина – проклятье, скажу я вам!

Глава 17

Выставка у Воллара

Вход в небольшую галерею Воллара был залит ослепительным светом газовых ламп, развешанных на затейливом фасаде в стиле рококо. Один за другим к галерее прибывали конные экипажи, из которых выходили красиво одетые дамы и господа, принадлежавшие к элите парижского общества.

В галерее шла выставка одного художника – Пабло Пикассо. Официанты в смокингах разливали прекрасное шампанское из бутылок, стоявших в серебряных ведерках, в то время как гости рассматривали развешанные по стенам картины.

Амбру аз Воллар, попивая шампанское, спокойно болтал с Лeo и Гертрудой Стайн. Гертруда – женщина лет тридцати пяти, полноватая и старомодная, с затянутыми в тугой узел на затылке волосами и алой кашемировой шалью на широких плечах.

Гертруда прозорливо подмечала новые таланты и поддерживала подающих надежды художников. Еженедельные собрания в ее салоне, стены которого были увешаны и работами новичков, и уже признанных мастеров, стали легендарными.

Ее покровительство и интересы не ограничивались сферой живописи: она также поддерживала и литературу, ее гостей развлекали музыканты и танцовщики. Многие желали получить приглашение в салон Гертруды: и знаменитости, и малоизвестные художники. Никто не мог рассчитывать на большой успех в мире искусства, если не побывал в салоне Герти, и искатели славы являлись к ней со всего мира.

Воллар оглядел помещение в поисках Пабло и увидел его вдалеке в компании с Карлосом, Анной и несколькими друзьями. Воллар помахал ему рукой.

– Пабло, я хочу представить вас коллекционерам, Лео и Гертруде Стайн.

Пабло вежливо кивнул:

– Приятно с вами познакомиться.

Гертруда стала с любопытством разглядывать его.

– Так значит, вы – тот молодой человек, о котором мы так много слышали. Я нахожу вашу живопись замечательной – но ваш французский отвратителен, – пошутила Гертруда.

Было ли это замечание сказано всерьез или нет, но Пабло ее критика не понравилась. Он с неприязнью посмотрел на эту нелепую толстую мужеподобную женщину, с которой, подумал он, следовало бы сбить спесь.

– В самом деле? – произнес Пабло, подняв брови. – Не думаете ли вы, что я пришел сюда, чтобы выслушивать мнения о моей степени владения французским языком. Однако если у вас есть какие-то замечания по поводу моих картин – другое дело, здесь я готов поговорить.

– Пабло, не горячитесь, – посоветовал Воллар. – Стайны помогли многим молодым художникам, подававшим надежды. Гертруда – писательница и художественный критик.

Гертруда улыбнулась, воспринимая все происходящее вполне добродушно: ее трудно было испугать. В сущности, ей даже понравилась пылкость Пабло.

– Не пугайте мальчика, Амбру аз. Сегодня я и в самом деле очень великодушна… – Она вновь обратилась к Пабло: – Меня действительно очаровали две ваши картины – «Старуха» и «Карлица-танцовщица». Умоляю, расскажите мне о них.

Пабло никогда не нравилось объяснять смысл своих работ, но в данном случае он должен был это сделать, просто чтобы доставить удовольствие Воллару, который подбадривал его, хитро на него поглядывая.

– На эти картины меня вдохновили Гойя и Веласкес, – стал объяснять Пабло. – Я делал наброски в музее, а дальше работал у себя в студии.