Степан Разин - Михаил Васильевич Шелест

не думаю, что свыше тысячи сабель. А Тимофей сказал про полторы тысячи казаков. Приврал, наверное, но, судя по количеству стругов, пришедших вслед первым, то на то и выходит… А может приврал в меньшую сторону? Ха-ха…

«Сидение» на Азове, в котором участвовал Тимофей в тридцать седьмом году, когда мать Стёпкина ещё была жива, закончилось ничем и масса обнищавших казаков вернулась кто на Днепр, а кто на Дон. Вот их-то и вёл за собой Тимофей в Персию по решению казачьего круга, так как грабить окрест уже было не кого. Почти до Воронежа, Тулы и до Рязани добрались казачьи банды. Для этого, как я догадался, ходил два года назад Тимофей в Персию, а не за зипунами. Договариваться с персидским шахом о поступлении казаков на службу.

Стёпкины воспоминания о Персии были радужными, и я подумал, а не задержаться ли мне там? Ведь, если Тимофей и два года назад спокойно, вошёл-вышел из Персии, и сейчас рассчитывал на благодушный приём, то мне опасаться было нечего. Персидский я знаю. Э-э-э… Стёпка знает… Хотя, не факт, что теперь меня оставят при шахском гареме. Вырос уже, хе-хе-хе. Уже тогда наложницы шахские пытались охмурить Стёпку и вовлекали в свои игрища, щипля его за всякие места. А теперь я и сам был бы не против порезвиться среди молоденьких, не старше меня, прелестниц.

Но, скорее всего, не пустят меня в райские кущи. А жаль.

— Пойду Муську покормлю, — сказал я дежурному казаку и сошёл на берег.

— Осторожно там, — буркнул казак и снова опустил нос в намотанный на голове, как капюшон, шарф, прикрывающий нижнюю часть лица.

Скользнув вдоль берега по самой кромке воды, я прошёл вдоль крутого, метра в три высотой, откоса, и вышел к устью Царицы. Я хотел забрать свою котомку с лисьей шкуркой и по возможности, перепрятать. С собой брать её я не планировал. Зачем она мне в Персии. А тут она может когда-нибудь и пригодиться.

— Только, где ее можно спрятать? — думал я, двигаясь бегом.

Видел я не далеко от того места, где сидел на бережку, приличный камешек, под который можно было уложить имущество. Вот под него я и попытался закопать мешок, предварительно выкопав приличную нору. Перевернуть бы я его сам не смог. И тот раз я хотел спрятать котомку под камнем, но решил закопать в песок. Палка, присмотренная заранее, пригодилась и довольно быстро я справился с задачей и вернулся на струг.

Рано утром с зарёю наши струги благополучно прошли крепость Царицына и поплыли вниз по Волге, довольно широко здесь расходившейся. По правому берегу вслед за стругами, шла огромная, по моим меркам, конная «армия». Левый берег Волги терялся в протоках, островках и болотине. Казачья армия растекалась по степи, сокращая путь, как тетива лука. Старший брат Иван отпросился у отца уйти со своим десятком в степь. Фрол оставался старшим на нашем струге, а моя жизнь младшего в семье нисколько не изменилась. Только «фигвам» мы не ставили, ночуя на струге, или под открытым небом, а так, всё хозяйство было на мне, в том числе и готовка еды.

Стёпке такая работа была не в тягость, а в радость, а я, тем временем, ковырялся в своей и в его памяти, или просто отключал сознание. Так завелось, что я, когда Стёпка засыпал, ночью бодрствовал. Если я днём хорошенько отдохнул, конечно. Мне было интересно слушать звуки ночной реки и степи, и размышлять на глобальные и не очень темы.

Я, в своё время, много читал и даже, можно сказать, погружался в геополитику и историю Руси и её соседей. Из всего, что я прочитал и проанализировал, получалось, что Русь не была изолированной и отсталой в экономическом, юридическом, социальном или каком ином плане территорией. Вернее, не была до определённого момента.

Письменность на Руси существовала и до Кирила и Мефодия. Эти «ребята» лишь перевели заветы на буквицу, почему-то названную «кириллицей», хотя её не придумывал Кирилл, чтобы русские попы могли читать заветы, ибо греческий язык священники не разумели и не хотели разуметь категорически, считая свою церковь совсем и не греческой.

Иван Грозный в беседе с папским легатом Антонио Поссевино так и говорил: «Мы получили веру при начале христианской церкви, когда Андрей, брат апостола Петра, приходил в эти страны, чтобы пройти в Рим. Мы носим веру истинно христианскую, но не греческую. Греки нам не евангелие. У нас не греческая, а Русская вера».

Но это так, к слову…

Писанных юридических законов — да, до судебника Ивана Четвёртого не было, но народ жил, судил и рядил по правилам, на что указывали даже иностранцы ( в частности Флэтчер). А с принятием указа о земщине, вообще суды перешли от князей и бояр к общественности. За счёт земщины, к слову сказать, народ победил польскую интервенцию и не развалилось Русское государство. А с судебником Русь стала первым государством, где защищались права любого человека, находящегося на территории России. В Англии такое право возникло только через сто лет.

Раньше, когда я размышлял над причинами Разинского бунта, я предполагал, что бунт случился по причине разноверия и церковного раскола. Сейчас ещё не было предпосылок этому. Казаки верили, кто во что горазд. Из памяти Стёпки я понимал, что среди казаков были и ногайцы, верившие в Бога по магометанским традициям, и башкиры, предпочитавшие буддизм, и русские — исповедовавшие христианство. Кстати, тем же собором, что принял судебник, категорически «рекомендовалось» осенять себя крёстным знамением «двуперстно». Категорически! Значит попытки навязать «греческие» каноны уже были. Опять, же «стяжатели» и «не стяжатели»… Внутри-церковные конфликты в Русской церкви существовали, но могли ли они перерасти в гражданскую войну? Вопрос.

Мне сильно не хотелось участвовать в сражениях. Да, чего греха таить… Боялся я… Как представлю, что в меня кто-то будет тыкать острой палкой и, чего доброго, рубить острой железякой, так дрожать и начинаю.

Времени позаниматься сабельным боем у меня было в обрез. Даже не именно «боем», а хотя бы просто подержать и покрутить кривую острую железку с ручкой, обмотанной кожей. Когда-то давно я пробовал заниматься «фланкировкой». Ну, как заниматься? Подсмотрел у казаков и давай мудрить. К чему-то приличному мои занятия не привели, так как я это дело вскоре забросил. Здесь вспомнил и попытался, однако сабелька оказалась и тяжёлой, и длинной для моего роста.

Да и чтобы заниматься чем-то «посторонним», кроме «хозяйства», надо было просыпаться очень рано. В струге