Милый друг Натаниэл П. - Адель Уолдман

– Я так и думала, что это вы, – сказала Грир, по-девчоночьи растягивая гласные.

Копируя манеры развеселой девчонки, она дополнила образ жевательной резинкой во рту, короткой теннисной юбкой и колготками с эффектом искусственного загара.

– Слышали про твою книгу, – сказала Аурит. – Поздравляю. Отличный шанс.

Грир снова улыбнулась и пожала плечами, как бы говоря, «да ладно, кто я такая?». Будто удачная сделка с книгой просто свалилась под ноги, а она почти и не заметила. Теперь Грир определенно стала горизонтально ориентированной личностью. Даже ее сексуальность отдавала искусственностью. Есть люди, от которых просто разит сексом. Грир, несмотря на приверженность подростковому стилю одежды, источала терпкую синтетическую сексуальность, как какая-нибудь красотка, фотографии которых мужчины лепили на стену в 1940-х.

Когда они виделись в последний раз, на какой-то вечеринке, у них завязался долгий, тягучий спор. Нейт заметил, что в некотором – только в некотором – смысле женщине легче отказать мужчине в сексе. Когда «нет» говорит женщина, это никого не задевает. Мужчина готов к тому, что ему откажут. Но когда отказывает мужчина, женщина чувствует, что с ней что-то не так, что она, может быть, толстая, и ее никто не хочет. Мужчина в такой ситуации выглядит болваном, ничтожеством. Грир обозвала его сексистом и задницей и обвинила в том, что он отказывает женщине в праве выбора и не признает всей серьезности сексуального харассмента и насилия. Нейт подумал тогда, что она либо слишком категорична, либо намеренно извращает его точку зрения, либо же просто не может понять, в чем смысл обозначенного им различия.

Слушая, как Грир описывает свою книгу («отчасти это воспоминания о моих подростковых впечатлениях, отчасти что-то вроде альбома с фотографиями, рисунками и лирикой»), он поймал себя на том, что не может оторваться от ее декольте. Как раз в этот момент Грир энергично закивала в ответ на какое-то замечание Аурит. Ее груди под оливково-зеленым топом были именно того размера, который ему нравился, достаточно большие, чтобы заполнить бокал для вина (красного). Он попытался поднять голову и наткнулся на ее взгляд.

– Было приятно вас повидать, – сказала она. – Пока.

Грир повернулась и направилась к бару, и Нейт, провожая ее глазами, отметил, как подпрыгивает в такт бойкой походке вылепленная сердечком попка.

– Я говорила, что Ганс приезжает в город через пару недель? – спросила Аурит.

Ганса, дружелюбного немецкого журналиста, носившего очки в круглой оправе, Нейт воспринимал, скорее, как приложение к Аурит, чем как самостоятельную личность. Его присутствие в жизни Аурит, полуматериальное, учитывая удаленную природу их связи, давало ей основание читать другим лекции на тему их романтических отношений.

– Чудесно, – ответил Нейт, созерцая ритмично двигающиеся половинки.

Косые солнечные лучи падали в окна «Укромного уголка» – «открыто с 7.00 до 19.00» – и забирались в поблескивающие воронки пыли под стульями и прилавками, заставленными кофейными банками.

Как бы ни относился Нейт к джентрификации, обилие появившихся в последнее время кофеен не могло не радовать. Трудно поверить, что бледные, с покрасневшими глазами фрилансеры и аспиранты, ежедневно собиравшиеся когда-то в заведениях вроде «Укромного уголка», работали в своих унылых комнатушках. «Знаешь, иногда просто хочется увидеть живое человеческое лицо», – объяснял Нейт отцу, осуждавшему пустую трату денег и превозносившему достоинства домашней эспрессо-машины. Он не стал говорить, что работа в «Укромном уголке» отвлекает от порно и повышает производительность труда, благодаря чему он легко возмещает расходы на кофе.

Нейт выбрал «Укромный уголок» по двум причинам: близость к дому (всего-то полтора квартала) и Бет, работавшая в кофейне за прилавком. Вот и сейчас он встретился с ней глазами. Бет улыбнулась и вопросительно взглянула на его ноутбук. Нейт пожал плечами и состроил гримасу, как бы говоря, что работа идет ни шатко ни валко. На самом деле он просматривал пришедшее по электронной почте предложение от крупного розничного поставщика. Самое время купить домашнюю копировальную машину!

Сказать по правде, ему никак не удавалось сосредоточиться. Мысли постоянно уходили в сторону. К проблемам личного свойства. К Ханне.

Он не позвонил ей на следующий после обеда с Аурит день. Решил подождать еще денек. Показать Аурит символическую фигу. В тот вечер она его просто достала! Но… идея позвонить Ханне казалась не такой уж плохой. Он провел с ней ночь. Она приготовила ему завтрак. В голосе Ханны, вопреки мрачным прогнозам Аурит, не прозвучало слезливых упреков, хотя ему и понадобилось шесть дней, чтобы снова выйти на связь. Она показалась немножко замедленной, сонной, но после паузы, достаточно долгой, чтобы он успел услышать тревожный звоночек, сказала:

– Конечно, давай придумаем что-нибудь.

С тех пор Нейт успел внести кое-какие поправки в свою рецензию на израильскую книгу и заполнить подробную анкету, присланную из отдела маркетинга издательства. Уже в феврале его собственная книга должна была появиться на прилавках магазинов по всей Америке. Думая о Ханне, он ощущал легкое возбуждение. Она не только нравилась ему; ему было хорошо с ней, не то что с Аурит. Раздражительность и сварливость – с одной стороны и внимание и добродушие – с другой. Он будто становился другим человеком, и не просто лучшим, а собой настоящим. Вот только этот настоящий Нейт, великодушный и внимательный, материализовывался лишь по случаю, при особенных обстоятельствах, как блудливый домашний кот. Его вызывали к жизни новые люди или хорошие новости. Никогда еще Нейт не был таким снисходительным и терпимым, как в первые недели после появления его книги в продаже!..

Но фаза первого знакомства заканчивалась, и вскоре им с Ханной предстояло двигаться дальше. Разговоры о том, что она не хочет спать с ним, что она знает его недостаточно хорошо, ясно давали понять, что ей не нужна случайная связь. Попросив Ханну об еще одной встрече, он молчаливо соглашался с ее условиями. (Именно поэтому Нейт и колебался со звонком, о чем он и рассказал бы Аурит, если бы та не обрушилась на него с упреками!) После второй ночи сказать Ханне, что он не ищет серьезных отношений, было бы еще труднее. Да и повторять при каждой встрече одну и ту же реплику как-то не хотелось. Чутье подсказывало – Ханна не из тех, кто, услышав это, похлопает ресницами и скажет: «Эй, я тоже ничего серьезного не ищу», как говорят большинство девушек, принимая правила игры. Бывая с Ханной, он всегда старался не ляпнуть что-нибудь такое, что пролило бы воду на живой, задорный огонек их непринужденного флирта. Нейт чувствовал, что и сегодняшний вечер не станет исключением.

За окном, внизу, скрипнул тормозами автобус. Нейт устало потер ладонями виски. От Аурит в любом случае никакой помощи ждать не стоило. Она не понимала (и сознательно не желала понимать), что в том уголке ментального пространства, где она хранила картинки нежных объятий, Нейт видел себя читающим в постели и ощущающим рядом некое постороннее присутствие – влажное дыхание и шепот: когда же ты выключишь свет? Он представлял, как окидывает прощальным взглядом комнату, закрывая дверь и отправляясь к какой-нибудь подружке, «потому что так ведь удобнее, верно?» Он видел развязный, необузданный секс, надежно спрятанное порно и киношные ночи – популярные и получившие хорошие отзывы индии-комедии на «Нетфликсе»[41] или, может быть, при серьезном настрое, документальный фильм.

Нейт любил человечество абстрактно – права человека, равные возможности, искоренение бедности. Теоретически он даже сочувствовал тем, чьи возможности ограничены: «надо принимать во внимание глубинные причины», «тяжкий гандикап отсталости», «инфантилизующая культура потребления». Но стоило присмотреться повнимательнее, навести микроскоп, и человеческие существа представали, на его взгляд, в довольно непривлекательном обличье: жадными, неряшливыми, лицемерными, погрязшими в заблуждениях. Секс, сексуальный импульс, был своего рода приманкой, иллюзией, изобретенной животным организмом, заботящимся только о самосохранении. Макияж, прически, бритые конечности, подтянутая в спортзале мускулатура, вежливые манеры, защитные слои – юность, успех, даже доброта – разве все это не прикрытие для прячущегося под ними жалкого и алчного «я»? И дело не в женоненавистничестве. Мужчины, если рассматривать их в натуральном виде, без прибамбасов, выглядели ничуть не лучше. Но мужчины Нейта не привлекали и не отвращали. Мужчины не понуждали его контактировать с их наименее привлекательными аспектами. Выгребные ямы потребностей, темные уголки жалости к себе, самые тщеславные и безобразные мысли, досаждавшие его друзьям в темный час бессонницы, оставались по большей части скрытыми от него, как зловония, всасываемые вытяжными вентиляторами современных санузлов.