Литературная Газета 6347 ( № 46 2011) - Литературка Литературная Газета

Самыми популярными темами альтернатив помимо уже упомянутой Второй мировой войны (союз Германии, СССР и Японии против англоамериканцев, превентивный удар СССР по Германии, более удачное начало войны в июне 1941 года) являются Гражданская война, обе революции 1917 года и предотвращение распада Советского Союза. Самым, пожалуй, популярным персонажем - младший брат Николая II Михаил, расцениваемый как удачный вариант замены мягкому "полковнику Романову". Только детально и подробно проработанных "миров царя Михаила" существует около десятка. Впрочем, пока исследования, рассматривающие и прорабатывающие варианты исторического развития с научной точки зрения, явно количественно уступают художественной и фантастической литературе той же тематики.

В первую очередь это объясняется устоявшимся и глубоко, на мой взгляд, спорным тезисом "история не терпит сослагательного наклонения". Но разве не сослагательное наклонение постоянно используют те же историки, политики, журналисты? "Если бы не антигитлеровская коалиция, мир не имел никаких шансов на нормальное развитие под нацистской пятой", - можно услышать в Москве, Лондоне и Вашингтоне 8-9 мая. "Если бы не 1917 год - быть России величайшей мировой империей, главной победительницей в Первой мировой войне", - утверждают монархисты. "Скорее, нищей полуколонией более обеспеченных союзников по Антанте", - не соглашаются левые. Разные "если бы" можно услышать от апологетов Сталина и Троцкого, Жукова и Тухачевского, либералов и ностальгирующих по СССР.

Таким образом, альтернативную историю как общественный дискурс можно рассматривать в качестве своеобразной коллегии со своими обвинителями, адвокатами и судьями, не просто фиксирующими факты, но и отвечающими на вопросы: действительно ли X напал на Y в порядке самообороны? Что бы случилось, если бы Y напал первым? Какова в случившемся роль Z, и не лучше ли было X и Y объединить силы против него? И так далее и тому подобное. Задачи же альтернативной истории как литературного жанра не менее важны - она способна вполне зримо канализировать общественное напряжение в безопасное русло. В самом деле, уж лучше крушить супостатов в мире Всегалактической Россий[?]ской империи, чем гоняться за живыми люди с огнестрельным оружием, как норвежец Брейвик.

Станислав СМАГИН

Из бездорожья вырастает путь

Из бездорожья вырастает путь

ЧИТАЮЩАЯ  

  МОСКВА

Эдуард Балашов. Алатырь . - М.: Молодая гвардия, 2011. - 382 [2] с., с фото. - (Библиотека лирической поэзии "Золотой жираф"). - 1000 экз.

Эдуард Балашов стоит особняком. Его невозможно причислить ни к какому современному направлению в поэзии. Он сам по себе. Поэт-мудрец, поэт-воин, поэт-провидец.

Балашов абсолютно опровергает утверждение о том, что искусство только ставит вопросы, но не отвечает на них. Отвечает. И нет в этом никакого морализаторства и занудства.  Есть учительство. Миссия Учителя.

Мудрец говорит, ученик слушает - и понимает всё сердцем. Только сердцем, не разумом и интеллектом. "Гармония за покровами страха", "Без вдохновения сердце не засияет", "Прямо в сердце мысль вносите, / слова оставляя на пороге". По-настоящему понять эти фразы - значит стать мудрее и совершеннее.

Слово не должно быть праздным. Слово не должно быть легковесным.

Оно должно быть трудным и лёгким одновременно. Трудным - потому что его нужно выносить и выстрадать, лёгким - потому что вливается оно прямо в сердце, просто и понятно.

Всё что ни есть до капельки вместить,

Располагая сердце на доверие.

Любить, любить, на всех путях любить -

Протягивать упавшим милосердие.

Вернуть зверей на расстоянье глаз.

Вернуть себе обличье человека.

Любить, да так, чтоб полюбили нас

Все твари предстоящего Ковчега!

Исчадье ада  - и его любить?

Ввергаться в скверну? Быть ему полезну?

Не может капля бездну напоить.

Но взгляд любви с пути сметает бездну!

                                                ("На всех путях")

"Алатырь" - книга-откровение, книга-прозрение.

Это стихи не душевные, но духовные, поэтому искать в них нужно не настроение, а состояние. Состояние всегда парадоксальное, непрочное  по земным меркам, но устойчивое - по небесным. Хотя разве знаем мы, какие они - небесные мерки?

По Эдуарду Балашову, человек знает всё, знание о мире и о себе заключено в нём самом, а не вовне, надо только научиться себя слушать и слышать, вытащить это знание на свет Божий. И - постоянно самосовершенствоваться, возрастать в духе, искать любовного единения со всем сущим. Каждое стихотворение - не просто образные и складные слова, а некое деяние доброты. "Вершина мудрости - доброта" - вот она, та самая небесная мерка. Только ею и надо мерить. Эстетика без этики ничто. Искусство без нравственной составляющей мертво и бесполезно. Оно должно быть одухотворено чистой мыслью сердца.

Книга Эдуарда Балашова, не побоюсь сказать, - это книга будущего. Сознание написавшего её человека опережает своё время лет на пятьдесят, а может, и на сто. Поэтому она трудна для неподготовленного восприятия. Для человека, не знакомого с трудами Елены Блаватской и Елены Рерих, с индийской и китайской философией. Но это вовсе не значит, что книга нечитабельна. Наоборот - читать её радостно, хотя и непросто. Так же непросто, как стать бескорыстным и искренним  человеком. Но стихи - это путь, вырастающий из бездорожья. Для того они и пишутся - чтобы легче было идти. И главное понятно - куда и зачем.

Придётся! Всем со всем расстаться

И нового свиданья ждать,

Быть бескорыстным, как пространство,

И мыслью время упреждать.

В "Алатырь" вошли две книги: "Алтарь мира" и "Россия - радость". Вторая - одна из самых пронзительных поэтических книг о России, о её судьбе, о её миссии.

После таких стихов верится: Россия выживет - и поведёт за собой народы.

Чтоб угодить в священный сон,

Ты сердце отпусти на волю

И, заглянув за небосклон,

Прими назначенную долю.

Тогда увидишь то, что есть:

Уже летит над морем страха

Свободная земная весть -

Страна, восставшая из праха.

И ей напрасно шлёт вослед

Мирская тьма свои ракеты:

Алтарь и жертвенник планеты,

Жива Россия - Параклет.

                            ("Жива Россия!..")

Анастасия ЕРМАКОВА

В сквозном лесу

В сквозном лесу

ЧИТАЮЩАЯ  

  МОСКВА

Юрий Казаков. Вечерний звон : Собрание сочинений в трёх томах. Том третий: (повести, рассказы, путевые, дневниковые, литературные заметки, письма). - М.: Русскiй Мiръ, 2011. - 640 с. - 2000 экз. - (Русскiй Мiръ классики).

Вышел третий том Собрания сочинений замечательного русского писателя Юрия Казакова. Здесь опубликованы незавершённые повести, наброски рассказов, литературные заметки, дневниковые записи, избранные письма. Юрию Казакову посвящали стихи его друзья-поэты - А. Вознесенский, Е. Евтушенко. Его неповторимый талант ценили К. Паустовский и Г. Адамович, чьи письма опубликованы в издании. Целый раздел составили воспоминания о писателе Ю. Трифонова и Г. Семёнова, М. Рощина и В. Лихоносова.

Последние 15 лет жизни Казаков фактически провёл в молчании, вызывая недоумение и скороспелые "диагнозы" критиков. А вскоре после смерти началась печальная пора забвения. Автор предисловия к тому А. Панфилов связывает это с тем, что Казаков ушёл из жизни через две недели после кончины Л.И. Брежнева. Сменились эпохи, и в скачках непредсказуемого реформаторства стало не до тонкой, словно бы подёрнутой северной дымкой прозы Ю. Казакова с её многоплановостью и смысловой полифонией. В общем, "пришли иные времена, / Взошли иные имена".

"Нет худа без добра, - пишет А. Панфилов. - В этой ситуации как-то безошибочно определился круг мастеров, завершающий двухвековой путь русской классики. И в этом ряду одной из ярчайших звёзд является Юрий Казаков". Его интуитивные прозрения, его "замкнутость" в малой форме - жанре лирической новеллы (попытку выхода за границу жанра можно считать состоявшейся только в пронзительном "Северном дневнике"), казалось бы, сегодня должны ограничить читательский круг. Нынешний читатель привык либо к сюжетам "прямого действия", либо к чистому самовыражению автора, которому, кажется, вообще всё равно, будут ли его читать. Произведения в жанре романа давно пишутся в расчёте на членов жюри разных премий. Юрию Павловичу это наверняка было не по душе.