Таинственный монах - Александр Владимиров

Франц Яковлевич взглянул удивленно на француза.

— С подменой царя, — пояснил Игорь.

В Новгороде Петр подошел к де Ля Гранду и предложил перебраться в его карету.

— С Меншиковым скучно. А вы, Мишель, можете мне о странах рассказывать.

В Ригу въехали помпезно. Петр скрывать, что он русский царь, не стал. Да вот только пребывание монарха без происшествий не обошлось. Петр, по наущению Александра Меншикова, пожелал городскую фортификацию осмотреть, но увы местный градоначальник генерал Дальберг не позволил. Царь только для вида насупился, но Ермилов понял, что все это так.

— Эка тайна, — добавил он, когда карета мчалась в сторону Кенигсберга, — хотел бы воевать, так и спрашивать не стал. Нашел бы человечка, что схему крепости за золото продал бы. Правильно я говорю, Мишель?

— Да, государь, — подтвердил Игорь.

— То-то и оно, — хихикнул Петр.

Ермилову спорить с государем, да и утверждать, что через несколько лет тот начнет здесь боевые действия, как-то не хотелось. Все равно монарх в это не поверит. Не дай бог, отправит к скучному Лефорту.

— Да и климат тут какой-то гнилой, — проговорил вдруг Петр, — гляди, что болезнь какую-нибудь подхватишь. Вот то ли дело юг, там тепло.

Игорь слушал и удивлялся. За последнее время он стал немного разочаровываться в государе. Тот совершенно не был таким, каким его изображали историки. В монархе полностью отсутствовал тот напор да молодецкая удаль, что в корне изменили образ жизни некогда патриархального Московского государства. Вместо волевого, жизнерадостного, грезящего морем Петра был совершенно иной. По жизни — пьяница, по характеру — баба. Не удивительно, что когда несколько лет назад над ним нависла угроза гибели, он как последний трус вскочил на коня и умчался под мощные стены Троицкого монастыря. Ну, разве не размазня и тряпка?

Да и той страсти к работе государь не испытывал. Как-то еще в Москве Ермилов лично видел, как один из англичан хвастался перед монархом токарным станком. Демонстрируя, какие чудеса на нем можно вытворять. Игорь предполагал, что от одного вида от станка у Петра глаза загорятся адским пламенем, но этого не произошло. Тот только зевнул. А уж про кузнечный молот или кувалду и вспоминать не хотелось. В этом де Ля Гранд уже убедился по приезде в Голландию.

Грезил ли Петр Алексеевич морем? Конечно же — да. Поэтому и на верфи сразу же отправился. Ходил, смотрел, интересовался. Да вот только не Балтийское море было любо государю. Лефорт не соврал, что монарх мечтал о Средиземном.

Но все это было уже по приезде в Голландию, а сейчас, слушая размышления Петра о свободном городе Риге и о генерале Дальберге, Ермилов в основном посматривал на Меншикова. Нельзя было не отметить, что сей градоначальник сильно обидел конюха. Игорь даже подумал, что именно Алексашка стал тем, кто заставил монарха пересмотреть свои взгляды на Прибалтику, а в частности на города: Ригу, Нарву, Ровель и Митаву.

— В России и так лета нет, — между тем скулил Петр. — А Гордон с Лефортом, да ты, Алексашка, все подначиваете: "К Балтике тебе надо выходить, Петр, к Балтике! Без Балтики России не будет!". — Тут царь посмотрел тоскливо на Игоря и добавил. — А я ведь, Мишель, лето люблю. Мне больше Средиземное море нравится, хотя я там ни разу пока и не бывал.

Такие диалоги сейчас, и такие поступки потом.

"Может, мне миссия все же не удалась? — Подумал путешественник во времени. — И государя подменили? И что заставило его изменить свои привычки и решения?"

А ведь он после приезда отказался от русской одежды. Заключил мир с ненавистными турками и выступил против Швеции, стараясь вернуть себе море, которое просто терпеть не мог.

В Либаве Петр, Меншиков и Ля Гранд, покинув посольство, морем отправились в Кенигсберг. После пятидневного путешествия на корабле "Святой Георгий", когда тот прибыл в прусский городок, Игорь облегченно вздохнул. У государя во время плавания возобновились приступы подагры. Когда же о ней Ермилов поинтересовался у Меншикова, то услышал:

— Подагра. Так он с ней с детства мучается. Острые боли в ногах. Особенно сильно ломит большой палец. Вот и думаешь, как государь сапоги-то носит. А тут еще эта сырость.

К счастью дальнейшее путешествие проходило по суше. Впереди, конечно, была Англия и переправа через Ла Манш, но до этого еще нужно был дожить, и Игорь надеялся на то, что что-нибудь придумает. Можно, например, скачок в будущее совершить да лекарство какое-нибудь по крайней мере для себя прикупить. С Петром и Меншиковым таблетки не прокатят. Еще решат, не дай бог, что француз их отравить надумал. Но все обошлось. Лефорт, ждавший их в Кенигсберге, прознав о приступах, тут же к Петру врача приставил. Лекарь оказался толковый и через пару дней, когда въезжали в местечко Коппенбрюгге, поставил государя на ноги.

— Вам бы, Ваше Величество, меньше пить хлебное вино надобно, — проговорил тот, и тут же чуть не получил туфлей в голову. Хорошо, вовремя увернулся.

На лекаря Петр, наверное, долго зло бы держал, если бы не познакомился с двумя дамами — с курфюрстиной ганноверской Софией и её дочерью Софией-Шарлоттой, курфюрстиной бранденбургской.

Из Коппенбрюгге в середине тысяча шестьсот девяносто седьмого года добрались до Рейна, откуда по рекам и каналам спустились до Амстердама.

Голландия из рекомендаций Гордона и Лефорта давно привлекала Петра. Именно оттуда, как и через триста лет спустя, в Московское государство ехали предприимчивые люди. В конце семнадцатого — начале восемнадцатого это купцы, то в двадцать первом — футбольные тренеры. Игорь считал и тех и тех простыми авантюристами. Для купцов единственными воротами в Московию был русский морской порт того времени — Архангельский городок.

Голландские плотники наравне с русскими мастерами строили на воронежских верфях корабли для взятия Азова.

Первой остановки в Амстердаме, как предполагал Ермилов, Петр делать не стал. Отправился прямиком в небольшой городок Заандам, что славился в ту эпоху корабельными мастерами.

— Так как вас записать? — Спросил государя Линст Рогге, когда Меншиков, Ля Гранд да Петр пришли наниматься на работу.

— Петр Михайлов.

Проживали в деревянном домике на улице Кримп. Здесь и почувствовал Игорь разницу. Не ожидал он, что жизнь в Европе сильно отличается от московской, а уж тем более от европейской, какой ее Ермилов видел в будущем.

Больше всего Игоря поразило то, что спать приходилось сидя в шкафу. Питались они скромно, а уж о том, чтобы принять баню, только мечтали.

Не выдержав восьмидневных тягот пребывания в небольшом городке, Петр уговорил Меншикова вернуться в Амстердам.

— Ох, Петр, — вздохнул Алексашка, — думаешь, там проще будет?

Царь ничего не ответил.

— Ладно, — проговорил фаворит, — поговорю я завтра с бургомистром Витзеном. Авось поможет устроиться на верфи Ост-Индийской компании.

— С одним условием, Алексашка, — молвил Петр, — я должен остаться Петром Михайловым.

Меншиков улыбнулся и подмигнул царю. В Заандаме просочилась информация, что русский разнорабочий, с энтузиазмом хватавшийся за любую работу, связанную с постройкой кораблей — это царь Петр. Особенно русского монарха интересовали галеры.

Устроиться удалось на строительство фрегата "Петр и Павел". Корабельный мастер минут пять удивленно разглядывал Михайлова. Что-то проворчал, но изучив бумагу от бургомистра, с неохотой, согласился. Именно в тот день и столкнулся Ермилов на улице с двойником государя. Как он выяснил позже, звали его — Исааком. Был близнец на несколько вершков выше царя, чуть шире в плечах. Его длинные черные нечесаные локоны спадали на плечи. Как отметил для себя Игорь, согласно европейской моде тот бороду не носил. Из растительности на лице только маленькие усики, торчавшие в стороны, как у таракана. По-русски Исаак совершенно не умел говорить и в качестве переводчика использовал Мишеля. Оказывая такую услугу, Игорь довольно близко сошелся с близнецом. Это давало, как считал Ермилов, ему возможность держать ситуацию под контролем. Выйти через Исаака на людей, готовых совершить подмену.

Вечером в один из дней, когда Меншиков и государь решили бороться всеми известными им способами с Бахусом, путешественник тихонечко покинул дом. Добрался до Лефорта.

— Так вы, Мишель, считаете, — проговорил Франц Яковлевич, выслушав рассказ Игоря, — что Петра Алексеевича хотят подменить на самозванца? Откуда такие сведения, сударь?

— Интуиция, — солгал путешественник.

— Понимаю. Что же, возможно, вы и правы, молодой человек. Я найму людей, которые будут следить за двойником.

Лефорт вдруг задумался, улыбнулся.

— Как вы его назвали?

— Дубликат, — проговорил Игорь, он хотел было сказать — "Клон", но вряд ли Франц Яковлевич понял бы новое для него слово. Но и с "дубликатом" вышла промашка, Игорь не ожидал, что Лефорт скажет: