Звезды в волосах - Барбара Картленд

— Я рада, что ее здесь нет, — призналась Гизела. — Это был прекрасный вечер. Никогда не думала, что люди могут быть такими.

— Какими? — не поняла императрица.

— Такими… веселыми, такими… непринужденными, — с трудом подбирала слова Гизела. — Я ожидала, что все здесь… чопорные и важные… Боюсь, я не могу объяснить это словами.

— Я тебя прекрасно поняла, — заверила ее императрица. — Ты бы только видела, как проходит дворцовый бал в Вене. Сколько формальностей, напыщенности, монотонности! И как это все утомительно! Иногда мне кажется, что я должна закричать во весь голос, чтобы не умереть от скуки.

В голосе императрицы звучали неподдельные нотки горечи.

— Так вот почему вы приехали в Англию, — сказала Гизела.

— Это только одна причина, — призналась императрица. — Здесь я могу чувствовать себя свободным, обыкновенным человеком. Графиню Гогенемз можно воспринимать не очень серьезно и обращаться к ней без помпезности. Но, конечно, главная причина моего приезда в эту страну — любовь к охоте. Сегодня был неудачный день. Завтра мне больше повезет, и я чудесно проведу время, как никогда…

— Вам бы следовало быть осторожней, чтобы не навредить себе, — предупредила ее Гизела.

— Завтра мне не нужно будет ничего остерегаться, раз капитан Миддлтон рядом, — ответила императрица. — Полковник Хант — старая дамочка. Он слишком медлителен. Когда я скачу за Бэем, я могу позволить себе мчаться во весь опор и в то же время оставаться в полной безопасности. Это прекрасное чувство, ты согласна со мной?

— Да, конечно, согласна, — улыбнулась Гизела.

— Мы с тобой понимаем друг друга, — слегка усмехнулась императрица, — Возможно, попозже я попрошу тебя об одном одолжении. Не знаю, согласишься ли ты.

— Я все для вас сделаю, — порывисто отозвалась Гизела.

Императрица улыбнулась и мягко дотронулась до ее руки. Как раз в этот момент в комнату вошли мужчины. Императрица поднялась и отвела в сторону сквайра Мазгрейва. Они прошли в дальний конец гостиной и сели на диван, где никто их не мог услышать.

Гизела сразу забеспокоилась. О чем могла говорить императрица с ее отцом? И о каком одолжении она хочет попросить? Она не кривила душой, когда сказала, что все сделает для этой прелестной женщины, которая ворвалась в ее жизнь словно падающая звезда. В то же самое время она опасалась, что, несмотря на обещание сквайра, императрица узнает от него то, что может заставить ее отвернуться от Гизелы с отвращением.

Джентльмены, пришедшие в гостиную, заняли Гизелу разговорами, но она слушала их только вполуха. Она все время следила за императрицей и сквайром, — ломая себе голову, о чем они могут говорить, и чуть-чуть успокаивалась, когда слышала, как они то и дело тихо смеются. Наконец, когда она почувствовала, что больше не в состоянии терпеть неизвестность, их беседа закончилась, и они присоединились к остальной компании.

— У нас сегодня должна быть музыка, — заявила императрица. — Рудольф, вы споете нам?

— Только если все будут подпевать, — ответил принц.

— Ну конечно! — согласилась императрица. — Выберите что-нибудь, чтобы мы хором подпевали.

Графиня Фестетич уселась за фортепиано, и вскоре они все весело распевали студенческие разухабистые застольные песенки, такие привязчивые, что можно было подтягивать мелодию, даже не зная слов. Потом они обратились к старым английским балладам и современным песням — забавным, сентиментальным и таким зажигательным, что граф Ганс Лариш не устоял на месте и экспромтом протанцевал танец под одну из них.

В конце каждой песни они все хлопали в ладоши, но больше всех просила продолжать сама императрица. Было так весело и так непохоже на все, что до сих пор знала Гизела, что она с трудом поверила своим глазам, увидев стрелку часов на цифре одиннадцать.

Императрица поднялась.

— Мне кажется, всем пора отправляться на покой, если мы хотим завтра пораньше встать. Место сборов охотников в нескольких милях отсюда, поэтому нам нельзя запоздать с выездом.

— Мне еще не доводилось видеть, чтобы вы опоздали на охоту, мадам, — заметил принц Рудольф.

— Это потому, что я просыпаюсь в радостном волнении, словно жду свой первый бал, — сказала императрица. — Только летом на меня нападает лень, когда нет причин рано вставать.

— «Коня, коня! Венец мой за коня!»— процитировал принц.

— Как там у вас говорится о Джоне Пиле? — спросила императрица, обернувшись к сквайру. — «Звук рога поднимал его с постели». Вот и со мной так каждый день, когда я на охоте.

— Разрешите пожелать вам удачной погони завтра, мадам, — произнес сквайр, склонившись над ее рукой.

— Благодарю, — ответила императрица. — А сейчас, прежде чем вы покинете нас, я хочу предложить вам выпить еще вина, пока я отведу вашу дочь наверх за накидкой. Мне нужно сказать ей кое-что.

Сквайр удивился, а императрица тем временем увлекла Гизелу из комнаты и поднялась с ней по широкой лестнице. Оказавшись наверху, она прошла с ней в другую комнату, такую же большую, как та, в которой Гизела оставила свою накидку, когда приехала, но еще красивей. Это, по всей видимости, была спальня императрицы. У подножия кровати с балдахином раскинулся ковер из горностая и соболя, огромные вазы с гвоздиками и лилиями стояли на туалетном столике рядом с целой армией хрустальных флакончиков с золотыми и бриллиантовыми пробками. Гизела с любопытством взглянула на них и удивилась про себя, каково может быть их содержимое.

Перед камином был расстелен белый ковер из овечьих шкур, и, когда императрица опустилась в низкое кресло, Гизела примостилась у ее ног.

— Послушай меня, дитя, — произнесла императрица. — Я уже тебе говорила сегодня вечером, что хочу попросить об одолжении. Речь идет об одной моей идее — совершенно сумасшедшей и невероятной, и тем не менее, если ты согласишься, то все может получиться довольно забавно.

— Я все сделаю для вас, мадам, что бы вы ни попросили, — заверила ее Гизела.

— Погоди! Погоди, пока не узнаешь, о чем я прошу, — ответила императрица. — Во-первых, хочу сказать, что я поговорила о тебе со сквайром. Он сказал мне, что ты знаешь о том, что он не твой отец.

Гизела окаменела. Итак, сквайр все-таки выдал ее тайну. А она умоляла его ничего не говорить, что могло бы оскорбить память о матери.

— Нет, нет! — поспешила ее успокоить императрица, — Не смотри так. Он не виноват. Я сама рассказала ему правду. Видишь ли, в первый раз, как я увидела тебя, я сразу поняла, кто твой отец.

— Так вы знаете! — воскликнула Гизела. — Но откуда? Я хочу сказать… отец… сквайр… говорит, что не знает…

— Теперь он знает, — улыбнулась императрица.