Сон после полуночи (Клавдий) - Евгений Санин

И сказал тогда, собрав весь свой народ, шестой царь Рима Сервий Туллий:

— Пора нам, римляне, наведя порядок вокруг нашего дома, взяться за уборку и в самом доме! Надо найти наиболее справедливое и достойное место для каждого из вас и раз и навсегда определить, кто есть кто в римском государстве. А так как вы больше привыкли к выполнению военных команд и общению друг с другом в сражениях, то решил я, посоветовавшись с отцами-сенаторами, разделить вас на пять классов, чтобы вы и в мирной жизни как бы стояли в строю легиона. К первому классу отныне станут относиться самые богатые люди нашего государства, которые служат сейчас в коннице. Они будут называться «всадниками» и будут пользоваться наивысшим почетом и наибольшими правами…

Радостными возгласами встретили такие слова те римляне, что имели богатые дома, набитые сокровищами. Недовольными — те, у кого было богатств поменьше. И уж совсем негодующими — кто вообще ничего не имел, кроме пары собственных рук.

— Но не только наивысшими правами будут обладать всадники, но и большими, по сравнению с другими классами, обязанностями! — с трудом дождавшись тишины, продолжил Сервий Туллий. — Все они должны иметь самое дорогое вооружение и исполнять государственные должности за свой счет!

Теперь голоса наиболее богатых римлян стали менее радостными, зато возгласы остальных — более согласными с царем. Когда же таким образом речь дошла до последнего класса, который должен был вооружаться только пращами и вместе с тем обладать хоть и небольшими, но все же правами, судя по крикам, все были довольны мудрым решением Сервия Туллия.

Молчали только неимущие жители, не имевшие вообще права служить в войске, которых и патриции, и плебеи прозвали за это пролетариями[25]. Что толку было возмущаться, если они все равно ничего уже не могли изменить.

Произведя оценку имущества, распределив по ее итогам жителей на классы и назвав это цензом, Сервий Туллий собрал всех горожан — всадников и пехотинцев — на Марсовом поле. Здесь он принес за войско очистительную жертву: барана, борова и быка и объявил, что пора переносить стену города, так как население Рима достигло, судя по переписи, невиданных доселе размеров — восьмидесяти тысяч человек…

Глава VI

СУД «ПАРИСА»[26]

Мимо Клавдия нескончаемым потоком шли и шли сенаторы. Одни восторженно приветствовали его. Другие представляли своих детей, которые во все глаза таращились на статного, седого, углубленного, как им казалось, в государственные заботы, императора.

Клавдий уже не поднимался с кресла и не целовал высокопоставленных посетителей, а лишь невпопад покачивал головой и согласно кивал, когда Ксенофонт объяснял разочарованным сенаторам, что цезарь болен и ведет прием из последних сил.

Сенаторов сменяли гонцы из провинций, гонцов — всадники, многие из которых, пользуясь случаем, подавали жалобы и прошения Клавдию. Некоторые из них обменивались многозначительными взглядами с Афером, что еще больше усиливало тревогу в стане вольноотпущенников.

Трижды просвистела клепсидра, а поток посетителей все не иссякал. Вокруг императора все тем же яростным шепотом спорили, перебивая друг друга, его друзья.

Иногда их голоса становились особенно громкими, а просьбы настойчивыми. Тогда Клавдий неохотно приоткрывал глаза и старался понять, чего от него хотят.

— Ну, что еще? — проворчал он после того, как Паллант попросил обратить внимание на очередного посетителя — коренастого, бородатого эллина. — Кто это?

— Посол из Боспорского царства!

— Зачем? Что ему от меня надо?..

— Признания права на боспорский престол за своим царем Митридатом!

— И что же я должен делать? — с трудом отрываясь от своих мыслей, спросил Клавдий.

— Как что? — удивился Гальба. — Конечно же, отказать!

— Почему отказать — ответить положительно! — возразил Паллант.

Спор сенаторов с вольноотпущенниками разгорелся с новой силой.

Клавдий и сам понимал, что вслед за престолом этот Митридат, чего доброго, потребует и полной независимости для своего Боспора. Но ему не хотелось ввязываться в долгий разговор.

«Отказать — значит объяснять послу причину отказа, — прикинул он. — А соглашусь — и не надо никаких объяснений!»

— Митридат, так Митридат… — прошептал он, подумав, что далеко ему до Калигулы, который так умел разговаривать с послами, что потом тряслись в ужасе пославшие их цари и целые народы.

«А вообще, какая разница, кто будет сдерживать наши северные границы от набегов варваров? — успокоил он себя. — Митридат, Полемон или другой какой царь?..

Главное, чтобы сдерживали!..»

И снова входили в залу посетители…

— Тит Флавий Веспасиан! — вдруг крикнул в самое ухо Клавдию Нарцисс. — Взгляни на него, побеседуй с ним, и ты сразу поймешь, что он как никто другой достоин должности легата, освободившейся в германском легионе! Энергичен, осмотрителен, обладает трезвым умом!

— С каких это пор бывшие рабы стали распоряжаться римской армией и ее командным составом?! — задохнулся от возмущения Гальба. — Не слушай его, цезарь! У нас есть более подходящий кандидат в легаты!

— Да? — рассеянно переспросил Клавдий и, открыв глаза, неожиданно заинтересовался улыбкой на лице посетителя: — А почему это ты такой веселый, гм-м…

— Веспасиан! — торопливо подсказал Нацисс. — Уверен, в благодарность за его будущие победы, римляне еще не раз будут с восхищением произносить это имя!

— Или ты не слышал, что некоторые мои друзья против твоего выдвижения? — не обращая внимания на слова вольноотпущенника, спросил Клавдий.

— Так ведь сын у меня родился! — с заметным сабинским акцентом, ответил высокий, крепко сложенный полководец.

— Сын — это хорошо! — одобрительно кивнул Клавдий. — Год назад взамен умершего в отрочестве Друза боги тоже послали мне сына, и я назвал его Германиком. А какое имя дал своему ты?

— Очень простое, цезарь, я назвал его Титом! — охотно ответил Веспасиан.

— В честь великого Тита Ливия! — подсказал императору Нарцисс и, заметив, что Веспасиан пытается возразить, сделал ему знак замолчать.

В 69 году во время гражданских войн, когда власть над Римом поочередно брали в свои руки Гальба, Отон и Вителлий Младший, Веспасиан, разгромив войска последнего, сам стал императором и заслужил любовь народа своей простотой и презрением к роскоши.

Друз — сын Клавдия от первого брака умер, когда играл, подбрасывая грушу. Он задохнулся, поймав ее ртом.