Народные дьяволы и моральная паника. Создание модов и рокеров - Стэнли Коэн

этого термина в СМИ способствует созданию эмоционально заряженной атмосферы, в которой общественность склонна рассматривать каждое событие как „происшествие“, каждое происшествие как „беспорядок“, а каждый беспорядок как „бунт“»[81].

Источники избыточного освещения кроются не только в речевых злоупотреблениях. Часто используются вводящие в заблуждение заголовки, в частности, противоречащие реальной истории: так, заголовок «насилие» может описывать историю, в которой на самом деле не произошло никакого насилия. Кроме того, существуют более изощренные и зачастую бессознательные журналистские практики: использование существительных во множественном числе (если была опрокинута лодка, то сообщалось, что «были опрокинуты лодки») и метод, хорошо знакомый военным корреспондентам, – дважды сообщать об одном и том же инциденте, чтобы он выглядел как два разных происшествия.

Еще один источник искажений заключается в публикации, как правило из добрых побуждений, сообщений, которые позднее, в свете свежих данных, выглядели совершенно иначе. Повторение заведомо ложных историй – хорошо известный факт в исследованиях роли прессы в распространении массовой истерии[82]. Важным примером в описании феномена модов и рокеров была часто повторяемая «история о чеке на 75 фунтов стерлингов»: подросток сказал магистратам Маргита, что заплатит штраф в 75 фунтов, наложенный на него, выписав чек, – эта часть истории достаточно правдива, но немногие газеты удосужились опубликовать то, о чем знали все, – что заявление подростка было пустой бравадой. Три дня спустя он признался, что у него не было не только 75 фунтов, но даже банковского счета, и что он никогда в жизни не выписывал чеков. Спустя четыре года, однако, история по-прежнему тиражировалась; мне даже рассказали ее на конференции магистратов в 1968 году, чтобы продемонстрировать, что, дескать, моды и рокеры были богатыми шайками, которых «не могли остановить штрафы».

Эта история имела некоторую фактическую основу, хотя ее реальный смысл был утерян. В других случаях рассказы об организациях, руководстве и конкретных проявлениях насилия и вандализма опирались лишь на неподтвержденные слухи. Эти истории важны, потому что – как я покажу в дальнейшем более подробно – они проникают в сознание и формируют социетальную реакцию на поздних этапах. Стоит целиком процитировать особенно яркий пример из освещения в СМИ происшествия в Америке:

В Йорке, штат Пенсильвания, в середине июля 1968 года… сообщалось о случаях бросания камней и бутылок. К концу беспорядков United Press International в Харрисбурге попросили корреспондента что-нибудь разузнать о ситуации. Фотограф запечатлел мотоциклиста с патронташем на поясе и винтовкой за спиной. С винтовки свешивался небольшой предмет. 18 июля снимок попал в национальную прессу. Газета The Washington Post писала: «ВООРУЖЕННЫЙ ЕЗДОК. Неопознанный мотоциклист проезжает через сердце Йорка, негритянский район, где впервые за шесть дней спорадических беспорядков было тихо». The Baltimore Sun использовала ту же фотографию и похожую подпись: «ТИХО, НО… Неизвестный мотоциклист с патронташем и винтовкой проезжал вчера вечером через негритянский район в центре Йорка. Впервые за шесть дней в районе было спокойно».

Подтекст публикаций был ясен: «вооруженный ездок» – это снайпер. Но с каких пор снайперы в полной амуниции открыто передвигаются при дневном свете? Кроме того, не странно ли фотографировать снайпера, предположительно «по пути на задание», когда, согласно подписям, в городе «было тихо»? На самом деле «вооруженным ездоком» был шестнадцатилетний мальчик, который увлекался охотой на сурков – этому навыку он научился в детстве у отца. 16 июля по своему обыкновению молодой человек надел патронташ и пристегнул к спине винтовку, с которой свисала охотничья лицензия, чтобы все знали, что он охотится на животных, а не людей. Он отправился на мотоцикле в лес, на поля, к суркам – и в место, отведенное ему национальной прессой[83].

Переходя от формы к содержанию фазы описания, детальный анализ показывает, что большая часть представленного образа отклонения была, по выражению Лемерта, мнимой: «…та часть социетального определения девианта, которая не имеет под собой никакой основы в его объективном поведении»[84]. Ниже приводится собирательный пример описания СМИ:

Банды модов и рокеров из пригородов Лондона вторглись на мотоциклах и мотороллерах на ряд приморских курортов. Это были состоятельные молодые люди из всех социальных слоев. Они приехали, чтобы намеренно причинять неприятности, вели себя агрессивно по отношению к туристам, местным жителям и полиции. Они напали на невинных отдыхающих и уничтожили немало общественного имущества. Это стоило курортам больших сумм на восстановление повреждений, а также привело к дальнейшим потерям в торговле из-за опасений потенциальных отдыхающих.

Прокомментируем десять элементов из этого смешанного образа в соответствии с их эмпирической подтвержденностью.

1. Банды. Не было свидетельств, что это были именно организованные банды. Скорее, попросту разнородные коллективы или толпы, в рамках которых порой возникали более структурированные группы на основе территориальной приверженности, например, «Уолтемстоу-бои».

2. Моды и рокеры. Группы не были поляризованы по принципу разделения на модов и рокеров, по крайней мере изначально. В Клактоне, например, соперничество (уже существовавшее в течение многих лет) между лондонцами и местными жителями и молодежью из близлежащих графств было гораздо более значимым. Поляризация модов и рокеров была институционализирована позднее и отчасти вследствие освещения в СМИ. Кроме того, на протяжении всей жизни этого феномена многие молодые люди, приезжавшие на курорты, не идентифицировали себя ни с одной из групп.

3. Вторжение из Лондона. Несмотря на то что большинство туристов, молодых и старых, оказавшихся там проездом, были из Лондона, все развивалось по типичному шаблону праздничных дней. Не все нападавшие прибыли из Лондона; многие либо были местными жителями, либо приехали из соседних городов и деревень. Особенно это касалось рокеров, которые приезжали в Клактон и Грейт-Ярмут в основном из деревень Восточной Англии. Из 64 обвиняемых в Гастингсе (август 1964 года) происхождение 54 молодых людей, сведения о которых оказались доступными, было следующим: пригороды Лондона или Мидлсекса – 20; Уэлин-Гарден-Сити – 4; маленькие городки в Кенте – 9; Сассекс – 7; Эссекс – 7; Суррей – 10.

4. Мотоциклы и мотороллеры. В каждом случае большинство молодых людей шли на пляжи с железнодорожных или автобусных вокзалов пешком либо добирались автостопом. Владельцы мотоциклов или мотороллеров всегда были в меньшинстве, хотя шумное меньшинство легко создавало впечатление вездесущности.

5. Достаток. По этому параметру нет информации, которую можно было бы получить исходя из случайной выборки толпы. Информация из отчета центра помощи трудным подросткам Brighton Archway Ventures и все сведения, полученные из других источников, свидетельствуют о том, что приезжавшие на пляжи молодые люди зажиточными не были. В суде обвиняемые точно не производили такого впечатления. Средний доход домохозяйств в маргитской выборке Баркера и Литтла составлял