Народные дьяволы и моральная паника. Создание модов и рокеров - Стэнли Коэн

малочисленной полиции… Эти два дня были тяжелыми, гнетущими, местами даже пугающими. В рамках моей модели это можно считать первоначальным отклонением, или фазой воздействия.

Сразу же после стихийного бедствия наступает период относительно неорганизованного реагирования. За ним следует фаза описания, во время которой пострадавшие в катастрофе подводят итоги и оценивают свое состояние. В этот период основой для интерпретации ситуации становятся слухи и двусмысленные толкования. Например, сразу же после обрушения породного вала в Аберфане ходили слухи, что накануне вечером было видно, как вершина обвала двигалась, а все предупреждения были проигнорированы. Эти сообщения в итоге легли в основу обвинений в халатности, выдвинутых против Национального управления угольной промышленности, а затем тема халатности перешла в разряд более глубоких установок, к примеру, о безразличии центрального правительства к интересам Уэльса. В следующей главе я разберу такие долгосрочные мнения, установки и интересы.

Здесь же меня занимает то, каким образом ситуация была изначально интерпретирована и представлена СМИ, поскольку именно в таком виде большинство людей получают представления как о девиантности, так и о катастрофах. Реакция строится на основе обработанных или кодированных образов: люди возмущаются или злятся, формулируют теории и планы, выступают с речами, пишут письма в газеты. Медийная презентация, или описание, событий модов и рокеров имеет решающее значение для определения последующих этапов реакции.

В понедельник утром после первых инцидентов в Клактоне в каждой национальной газете за исключением The Times (пятая строчка на главной новостной странице) появились передовицы. Их заголовки говорят сами за себя: «Группы мотороллеров устроили день террора» (Daily Telegraph), «Молодежь отделала город – 97 арестов кожаных курток» (Daily Express), «Вторжение дикарей на побережье – 97 арестов» (Daily Mirror). Во вторник аналогичное освещение получили последующие инциденты, а газеты начали печатать редакционные статьи вместе с сообщениями о том, что министру внутренних дел «настоятельно рекомендовалось» (как правило, не уточнялось, кем именно) провести расследование или предпринять решительные действия. Затем стали выходить интервью с модами и рокерами. Прямые репортажи уступили место теориям, в основном относящимся к мотивации: члены шаек характеризовались как «возбужденные», «пьяные в стельку», «склонные к разрушению» и т. д. За новостями об инцидентах последовали сообщения о деятельности полиции и судов, а также о реакции местных жителей. Репортажи о каждой серии инцидентов следовали типичному сценарию.

За границей освещение этих событий имело широкий охват – в Америке, Канаде, Австралии, Южной Африке и в Европе. The New York Times и New York Herald Tribune опубликовали большие фотографии, сделанные после Троицына дня, на которых были запечатлены две дерущиеся девушки. Бельгийские газеты подписывали снимки так: «Вестсайдская история на английском побережье».

Трудно сказать, насколько точны эти ранние описания. Даже если бы каждый инцидент наблюдался их авторами воочию, что физически невозможно, нельзя же проверить достоверность, скажем, интервью. Во многих случаях мы «знаем», что интервью должно быть – по крайней мере отчасти – сфабриковано журналистами, поскольку оно слишком стереотипно, чтобы быть правдой, но это знание нельзя счесть доказательством. Тем не менее на основе тех инцидентов, которые действительно наблюдались, и интервью с людьми, которые воочию видели другие инциденты (местные репортеры, фотографы, работники пляжей и т. д.), а также тщательной проверки внутренней согласованности можно судить об основных искажениях. Особенно показательным оказывается изучение местной прессы. Новости с мест не только более подробны и конкретны, в них не найдешь утверждений типа «все танцплощадки возле набережной были разгромлены», ведь каждый местный знает, что на набережной есть только одна танцплощадка.

Описание каждого первоначального происшествия в СМИ будет проанализировано под тремя рубриками: преувеличение и искажение; прогнозирование; символизация.

Преувеличение и искажение

Когда феномен модов и рокеров миновал свой пик, один журналист вспоминал, что через несколько дней после первоначального события в Клактоне помощник редактора Daily Mirror в разговоре признался, что весь инцидент был «избыточно освещен»[79]. Именно это «избыточное освещение» меня и интересует.

Основной вид искажений на стадии описания заключается в грубом преувеличении серьезности событий с точки зрения таких критериев, как число участников, число причастных к насилию, а также объем и последствия любого ущерба или насилия. Такое искажение имело место прежде всего в способе и манере изложения, характерных для большинства репортажей о преступлениях: сенсационные заголовки, мелодраматическая лексика и нарочитое подчеркивание тех элементов истории, которые считаются новостями. Регулярное употребление таких фраз, как «бунт», «оргия разрушения», «битва», «нападение», «осада», «отделать город» и «орущая толпа» создало образ осажденного города, из которого невинные отдыхающие бежали, дабы спастись от мародерствующих шаек.

Во время Троицына дня 1964 года даже местные брайтонские газеты обращали внимание на «заброшенные пляжи» и «пожилых отдыхающих», пытающихся убежать от «вопящих подростков». Следовало просмотреть остальную часть газеты или быть непосредственно на месте, чтобы знать, что в тот день (понедельник, 18 мая) пляжи были пусты из-за ужасной погоды. «Отдыхающие», которые там находились, пришли именно затем, чтобы поглазеть на модов и рокеров. Хотя в других случаях (например, в августе 1964 года в Гастингсе) имело место запугивание, в упомянутом брайтонском инциденте мы его практически не обнаруживаем. В происшествиях 1965 и 1966 годов запугивания было еще меньше, но об инцидентах сообщали таким же ритуальным образом, используя одни и те же метафоры, заголовки и лексику.

Полный смысл таких сообщений отражен в следующих строках из Daily Express (19 мая 1964 года): «Папа спал в шезлонге, а мама строила с детьми замки из песка, когда ребята 1964-го захватили пляжи в Маргите и Брайтоне, запятнав традиционную открыточную пастораль кровью и насилием».

Такой тип «избыточного освещения», конечно, не свойственен исключительно модам и рокерам. Он характерен и для репортажей о преступлениях в целом, и для описания в СМИ таких событий, как политические протесты, беспорядки на расовой почве и т. д. То, что Кнопф называет «тактикой массированного охвата» при выстраивании таких тем[80] – оформление первой полосы, бьющие в глаза картинки, перечни пострадавших в свежих новостях о беспорядках, – стало общепринятым подходом в журналистике. Фактически это настолько принято, что СМИ и их аудитория потеряли малейшее представление о значении слов, которые они употребляют. Как можно «отделать» или «осадить» город? Сколько витрин нужно разбить, чтобы произошла «оргия разрушения»? Когда можно – пусть даже метафорически – говорить о том, что улицы «запятнаны кровью и насилием»? Комментируя использование термина «бунт» одновременно для описания инцидента, в результате которого погибли 43 человека, 7 тыс. человек были арестованы и был нанесен ущерб размером в 45 млн долларов США, и случая, когда три человека разбили витрину магазина, Кнопф отмечает: «Продолжающееся употребление