Лёд - Эд Макбейн

Давайте все-таки представим себе, что это был не псих, думал Карелла. Давайте будем думать о разумном убийце, который укокошил этих двоих, имея на то очень разумную причину.

Он лежал, уставившись в потолок.

– Слишком много людей занято в шоу, – ворчал он.

Уиллис пытался объяснить, почему он не заметил Трусоватого бандита, когда тот вошел в прачечную. Они послали за пиццей и теперь сидели в относительной тишине комнаты детективов, смакуя горячее блюдо с анчоусами и красным перцем, прихлебывая ужасный колумбийский кофе, который сварил Мисколо. Детектив Берт Клинг сидел вместе с ними, но почти не ел и больше помалкивал.

Эйлин помнила его волчий аппетит и поэтому решила, что он сейчас на диете. Да и на вид он словно похудел – с их последней встречи прошло несколько лет, он казался изможденным, бледным и, пожалуй, каким-то неприбранным. Его гладкие светлые волосы торчали пучками над воротником сорочки и над ушами, воротник казался потертым, костюм – неглаженым, а на галстуке были пятна. Эйлин решила, что он пришел с наблюдательного поста. Может быть, он намеренно выглядел потрепанным и усталым. Может быть, тени под глазами также были частью роли, которую он играл на улице. В таком случае он заслужил не просто похвалу, а даже премию от полицейской академии.

– По правде говоря, – словно оправдываясь, говорил Уиллис, – я решил, что наш человек не появится. Потому что в других случаях он совершал ограбления обыкновенно между десятью и десятью тридцатью. А было почти одиннадцать, когда этот парень выбежал из бара...

– Постой, – сказала Эйлин. – Какой парень?

– Выбежал из дверей соседнего бара, – сказал Уиллис. – Берт, не хочешь немного этого?

– Спасибо, – сказал Клинг и отрицательно покачал головой.

– И кричит: «Полиция, полиция!» – продолжал Уиллис.

– Когда это было? – спросила Эйлин.

– Я сказал: незадолго до одиннадцати, – произнес Уиллис. – Даже несмотря на это, если бы я считал, что Трусоватый в конце концов появится, я бы не стал отвлекаться, предоставил бы другим полицейским разбираться, что происходит в баре. Но на самом деле, Эйлин, я считал, что сегодня он уже не придет.

– И ты пошел в бар?

– Нет. То есть да. Но не сразу, нет. Я вышел из машины, спросил того парня, в чем дело. А он говорит: не видели ли вы где-нибудь поблизости полицейского, а то тут в баре кто-то с ножом. Я сказал ему, что я полицейский. И он говорит: надо зайти и отобрать нож, пока никто не пострадал.

– Ну, и ты, естественно, пошел, – сказала Эйлин и подмигнула Клингу. Клинг не стал подмигивать в ответ. Клинг взял чашку кофе и отпил. Казалось, он не слушает Уиллиса. Он был словно во сне. Эйлин даже подумала: с ним что-то не так.

– Нет, я еще немного подумал, – сказал Уиллис. – Иначе я тотчас бросился бы в бар, конечно...

– Конечно, – сказала Эйлин.

– И разоружил бы парня... Кстати, он оказался женщиной... Но при этом я беспокоился о тебе... Как ты там одна в прачечной... Как ты справишься с ним, если мистер Панталон все-таки явится.

– Мистер Панталон! – воскликнула Эйлин и рассмеялась. У нее было отличное настроение после задержания преступника, и ей хотелось, чтобы Клинг не сидел как дохлятина, а принял участие в их маленьком празднике.

– Итак, я посмотрел в окно, – сказал Уиллис.

– Бара?

– Нет, прачечной. И вижу: все спокойно. Ты сидишь рядом с женщиной, которая читает журнал.

Другая женщина втаскивает в прачечную семь тонн белья. Я решил, что в ближайшие две-три минуты ты будешь в безопасности, а я тем временем загляну в бар, улажу это дело с ножом. Главное – я считал, что Трусоватый уже не появится. Итак, я вхожу в бар, а там такая дама в очках, волосы у нее зачесаны наверх, хорошо одетая, из среднего класса, рядом лежит «дипломат». В общем, выглядит как юрист или бухгалтер, которая зашла в бар пропустить стаканчик по дороге домой. Только в руке у нее здоровенный кнопочный нож, и она размахивает им перед собой, аж воздух свистит. Во-первых, удивительно, что с ножом – дама. Во-вторых, странно, что балуется она с игрушкой, которая не является типичным дамским оружием. Ну и, конечно, у меня нет желания получить ножевое ранение, – сказал Уиллис.

– Конечно, – согласилась Эйлин.

– Конечно, – сказал Уиллис. – Тут мне приходит в голову, что не худо бы проверить, как твои дела, не появился ли Трусоватый. Но в бар обратно возвращается тот парень, что кричал на улице: «Полиция, полиция!» И говорит той психованной даме со стилетом: «Я предупреждал тебя, Грейс, этот человек из полиции». И отсюда следует, что мне придется поддерживать закон и порядок. Хотя настроения такого у меня совсем нет.

– И что же ты делал дальше? – спросила Эйлин.

Она действительно заинтересовалась. Ей никогда не приходилось сталкиваться с женщиной, у которой в руках было бы опасное оружие. Эйлин специализировалась по мужчинам. Обыкновенно она направляла пистолет в пах насильнику. Сегодня она приставила дуло к шее, в самую ложбинку под кадыком. Ствол оставил там ссадину, она заметила эту ссадину, когда надевала наручники. Но как отобрать нож у агрессивной женщины? Ее ведь не испугаешь угрозой выстрелить в пах!

– Я подошел к ней и сказал: «Грейс, у вас отличный ножик. Дайте его мне, пожалуйста».

– Это была ошибка, – сказала Эйлин. – Она ведь могла на самом деле пырнуть.

– Но не пырнула, – сказал Уиллис. – Вместо этого она повернулась к тому парню, который выбежал из бара...

– Который кричал: «Полиция, полиция!»?

– Да, и сказала: «Гарри – или как его звали, – зачем ты меня обманываешь?», разрыдалась и нож отдала не мне, а бармену, и Гарри обнял ее...

– Извините, – сказал Клинг, встал и вышел из комнаты детективов.

– О Господи! – сказал Уиллис.

– Что такое? – спросила Эйлин.

– Я забыл, – сказал Уиллис. – Он, наверное, думает, что я рассказал эту историю нарочно. Я, пожалуй, пойду поговорю с ним. Извините. Эйлин, прости.

– Конечно, – удивленно сказала она, провожая глазами Уиллиса. Она чего-то не понимала в мужчинах, с которыми работала бок о бок. Никогда. Она взяла еще кусочек пиццы. Холодный. Жаль, что ей так и не удалось рассказать о своем мужестве, решительности и ловкости в прачечной.

И всегда, когда он не мог заснуть, Карелла думал о Клинге. Пытался представить себе, что Клинг делает в эту минуту. И, чтобы выбросить Клинга из головы, он снова принимался думать о расследовании – любого дела. Он всегда работал над каким-нибудь делом, которое медленно сводило его с ума. И когда он не мог найти ниточку, ведущую к раскрытию преступления, изучая и анализируя его со всех сторон, когда он бесплодно бился над очередной загадкой, то принимался опять думать о Клинге, надеяться, что тот не станет, как говорили в 87-м участке, грызть свое табельное оружие.

Такую вероятность исключать не следовало.

Карелла работал вторым детективом уже несколько лет, когда познакомился с Клингом. Если точнее, то до этого у них было шапочное знакомство: в ту пору Клинг работал патрульным. Когда Клинг получил повышение до детектива (самого младшего в команде), Карелла сразу проникся к нему симпатией. Клинг обладал такой внутренней порядочностью, которая сразу располагала к себе людей, и в его присутствии они рассказывали то, что другому полицейскому не рассказали бы.

Работа в участке могла искалечить душу. Все ваши высокие идеалы, с которыми вы взялись за поддержание закона и порядка, постепенно превращались в удел прошлого, сталкиваясь с реальностью.Вы понимали, что участвуете в настоящей войне,где хорошие парни воюют против плохих парней. А война оставляет раны, и не только на теле.

Да, работа в полиции наложила свой отпечаток на Клинга тоже. Только такой человек, как Энди Паркер, мог не волноваться на работе, потому что он не принимал ничего близко к сердцу. Паркер был самым плохим полицейским в участке, а может быть, и во всем городе. У Паркера было простое кредо: нельзя утонуть, если не заходить в воду. Может быть, когда-то в молодости у Паркера были идеалы, но в ту пору Карелла не был с ним знаком. Он видел только человека, который никогда не «входил в воду».

Работа в полиции затрагивала Клинга в той же степени, что и других. Но не работа в полиции заставляла Кареллу волноваться о том, что Клинг однажды начнет грызть свой табельный пистолет. Он волновался по поводу женщин Клинга: Клингу не везло с женщинами.

Карелла был вместе с ним тогда, в тот первый раз, в книжном магазине на авеню Калвер, когда Клинг опустился на колени рядом с погибшей девушкой. На ней была красная блузка. Как потом оказалось, на самом деле блузка была белая, но окрасилась кровью. Кровь сочилась из двух огромных ран, где вошли пули. Клинг потянулся вниз поднять книгу, упавшую с полки, – книга лежала на лице убитой и закрывала его.

– О Господи! – воскликнул Клинг. Что-то в его голосе заставило Кареллу тотчас подбежать к нему. И тогда Клинг вскрикнул – пронзительно, словно от невыносимый боли, его крик разрезал затхлую тишину магазина: – Клер!