Плюш и Ко - Надежда Опалева

пор непонятно, почему она не окликнула его тогда. Ноги сами понесли ее внутрь здания. За широкими дверями располагался двухсекционный холл, здесь посетители меняли уличную обувь на спортивную, рядом располагался гардероб, сбоку стоял смузибар и стойка ресепшена, два окна кассы, а за ними две лестницы вели наверх. Глен выбрал правую. Зум-Зум прокралась за ним на пятый этаж, народу здесь заметно поубавилось, да и обстановка была другой. Если внизу все было яркое и ляпистое, то здесь стены пастельного цвета освещали ажурные светильники, мраморный бежевый пол отражал белый потолок.

Глен вошел в ближайшие на этаже двери. Ни секунды не сомневаясь, она проследовала за ним, и оказалась в светлом фойе, где толпились… балерины! Из короткого коридорчика открывался просторный холл с коричневыми диванами, на стенах между окон висели черно-белые фотографии с балеринами в полный рост, в углах стояли раскидистые темно-зеленые монстеры в глиняных горшках. Рядом кружили тончайшие прелестнейшие девушки, одетые кто в купальники и лосины, кто в трико и пачки, они обвязывали пуанты атласными лентами, переговаривались почти шепотом, жестикулировали и беззвучно смеялись. Заметная Зум-Зум в своем длинном сером пальто и черном шарфе казалась старой черной вороной, залетевшей в садок с канарейками.

Медленно протиснувшись дальше по коридору, перепугав не одну барышню, Зум-Зум подошла к стеклянному окну – это был просторный танцевальный класс с зеркалами во всю стену, черный рояль стоял в стороне у окна. У дверей кучковались молодые люди совершенно особого вида, таких Зум-Зум не видала никогда. Широкоплечие, высокие, стройные, как кипарисы, умопомрачительно длинноногие, их крепкие вытянутые шеи держали аккуратные маленькие головы. Каждый из них мог бы легко заменить статую в музее только замерев на минуту. Был среди них и Глен. Он уже успел переодеться в черное трико и черную майку, голени спрятал в белые гетры, свои пуанты держал в руке. Теперь он выглядел совершенно нереалистично. Сердце Зум-Зум пропустило удар, а затем ускорилось.

«Глен в трико! Глен в трико! Мать моя булочка! Он танцует в балете!» – колотилось у Зум-Зум в голове.

Пока Зум-Зум отходила от шока, в класс вошла очень худая женщина, будто иссушенная, в широкой черной юбке, и начала раздавать указания умопомрачительно визгливым голосом. Мальчишки разбежались по углам, принялись разминаться. Зум-Зум решила удалиться в этот момент, пока ее не заметили.

Всю дорогу она шла с выпученными рыбьими глазами, прошла два раза на красный свет светофора, все думала, и думала, и думала. Тайна раскрылась – Глен не хотел афишировать свои увлечения балетом. Его можно понять – дети бывают такими злыми, расскажи он всем, что носит пуанты три раза в неделю, мало кто смог бы удержаться от шуток. Она сама себе объяснила все его ужимки и уловки, эти неловкие молчания, не сложно было представить какое колоссальное напряжение выдерживает Глен, чтобы удержать все в тайне.

На следующее утро Зум-Зум снова пропустила утреннюю тренировку, для себя она объяснила это болью в ушибленном колене. Давая себе подобные поблажки, она и не заметила, что не надевала на этой неделе спортивные штанишки ни разу. До школы она добралась на автобусе, где у ворот ее встречали друзья.

– Как же я рада видеть вас, пусеньки мои! – Зум-Зум распахнула объятья, Глен и Патриция снисходительно похлопали ее по спине.

– Выглядишь довольной. – спокойно сказала Патриция.

– Полезная еда и полное отсутствие карманных денег дало свои результаты – на весах 82! – Соврала Зум-Зум, уже этим утром ее весы показывали гораздо больше.

– Ого! Это здорово! Продолжать будешь? – Глен был серьезен, как всегда. – Как себя чувствуешь?

– Хорошо, голодно, но хорошо. – Снова соврала она. На завтрак она умяла кусок пиццы с беконом, и, разумеется, Зум-Зум не стала признаваться в своих маленьких прегрешениях. – Ну, так какие дела? Бегаем в мороз? Прыгаем в сугроб? О чем шепчутся в классе? Расскажите мне все! – Зум-Зум возбуждённо жестикулировала, и почти попала Патриции в глаз.

– О каких пробежках ты говоришь? У тебя появилась подходящая обувь? – удивился Глен.

– Кроссовки! НА МЕ-ХУ! – улыбалась Зум-Зум.

– Что ж, здорово. Но сегодня беги без меня. Я занят, – ответил Глен спокойно.

– А что такое? Занят чем-то особенным? – Зум-Зум посмотрела своим самым многозначительным заискивающим взглядом. Теперь, когда она узнала его секрет, держать язык за зубами стало очень непросто.

– Я Патрицию в кино пригласил, и она, вроде как, согласилась. – Глен подмигнул Патриции. – Чего вылупилась, Зум-Зум? Не слышала эти новости? Довольно странно, что вы это еще не обсудили.

Зум-Зум оторопела. Ее ноги словно вросли в землю, на долю секунды ей показалось, что на плечи ей рухнул с неба тяжелый мешок.

– Прости, Зум-Зум, я как-то забылась. – Патриция грациозно встряхнула волосами. – Мы с Гленом сходим прогуляться разок, а потом можете возобновлять ваши истязания. Ты выглядишь как-то бледно. Тебе плохо?

– Эм… Тогда давайте только разок, у меня тут наметился прорыв. Не лишайте меня тренера!

Шагая втроем под ручку до своего класса, они отпустили сотню издевок по поводу ее затерявшихся тренировок, Глен ворчал о предстоящей контрольной, Патриция чрезмерно часто приглаживала свои волосы и поправляла макияж. Не смеялась и Зум-Зум. Ее друг и ее подруга, наконец-то, поладили, ситуация диктовала ей, что надо радоваться, однако, внутри нее бушевала буря ярости, возможно от того, что важные моменты жизни произошли без ее участия, а возможно потому, что никто из них не оповестил Зум-Зум о своем невероятном решении – ее проигнорировали.

Объяснить разрывающее ее грудь негодование можно было и другим способом – ревность! Страшное костлявое чудище дотянулось до нее своим ледяным выдохом – оно заставило сердце сжаться в горошину, прогоняя из него все накопленное тепло, саван ревности застилал ей глаза – ослепленная Зум-Зум растерялась, перестала понимать, чему ей верить, а чему нет. И в эту самую секунду мир будто вывернулся наизнанку.

Глава 11

Сегодня произошло много интересных событий.

Учитель по французскому языку весь урок ругала кого-то по телефону, от злости ее ноздри раздулись до невероятных размеров, брови скакали, как загнанные кони на скачках, казалось, она забрызжет слюной весь подоконник; притихшие ученики наблюдали за ней, прикрывшись учебниками и тетрадями. Разговор ее никак не заканчивался. Учительница вышла в коридор, и оттуда раздался ее ор из далеко не иностранных слов.

Одна из подгрупп после обеда отправилась на урок изобразительного искусства, сегодня проходили новую тему – «Ожившие картины. Импрессионисты и модернисты». Перед учениками были представлены лучшие репродукции известных картин, но никто из учеников не обращал на них внимания: на кудрявой пушистой каштановой шевелюре преподавателя