Переписка, 1911–1936 - Василий Васильевич Кандинский

согревает тело, — здесь и в июле бывает довольно холодно), далеко от деревни (покупки, врач, аптека, что для детей может оказаться необходимым), из дома и из сада вид не особенно хорош, и, наконец, всё это дороже на 50–100 марок. У Штайба всё недавно покрашено и оборудовано (Ахилл сейчас в запущенном состоянии, ремонт стоит в плане, но что если не состоится?), в каждой комнате печь, удобные кровати, отлично оборудованная кухня (в Ахилле многого недостает), большой и широкий вид, больше путей для прогулок, очень любезный хозяин, аптека рядом, как и врачи, деревня близко, но при этом — в стороне. Лишь одно мы (я?) описали неправильно: да, до озера пешком идти 15 мин., но это Вам (и мне, потому что я хожу быстро), а вот с детьми это займет 20–25 мин. Этот момент для меня очень неприятен. Зато (помимо денежного вопроса) у Штайба Вы будете ближе к людям и при этом в большем «уединении»:

Ваше окружение составят истинные насельники Мурнау, в большинстве своем очень любезные и сдержанные. Ахилл же лежит на косе, напоминающей провинциальный городок: одни учёные соседи, отрезанные от «мира» и очень склонные совать нос в чужие кастрюли. В плохую погоду там уныло, нередко сыро и… комары. Так что мы заново сопоставили все обстоятельства и остановились на Штайбе. Сейчас я собираюсь к нему (он приходит домой только в 6, отдам ему 50 м[арок] и опущу письма в ящик.

Сердечный привет от нас обоих Вам и Вашей семье,

Ваш Кандинский

59. Мюнтер — Шёнбергу

Между 10 и 25 июня 1914 г

[между 10 и 25.06.1914]

Дорогой господин Шёнберг!

Ваш хозяин г-н Йосеф Штайб просит Вас заранее известить его о Вашем приезде, чтобы он мог взять свободный день и встретить вас на вокзале: «Приезжают всё больше дамы, — говорит он, — им с багажом не управиться», так что он готов помочь. Если вы приедете утром, то необходимые изменения в обстановке могут быть сделаны по Вашим указаниям, если же вечером — то нужно заранее знать, какую комнату Вы отведёте для прислуги. Мне думается, это будет верхняя комната, обращённая на север, поскольку для себя и детей Вы, конечно, захотите иметь больше солнца. Северная комната имеет окна на С., З. и В., в ней две кровати, а южная (в точности такая же, как та, см. план [далее следует маленький набросок комнаты — не воспроизводится]) — одну кровать и один диван. В нижней комнате 2 кровати. Лучше, если бы Вы посмотрели и сами всё решили, но если вы въезжаете вечером, напишите, пожалуйста, и мы сами всё устроим.

Ваши 50 марок нам придётся отослать обратно, здесь их не берут. До скорого свидания.

Серд. привет вашей семье от нашей,

преданная Вам Габриэле Мюнтер

[25(?).6.1914 Мюнтер писала жене Шёнберга Матильде о различных хозяйственных мелочах. Первого июля та отвечала: «Мы ужасно корим себя за то, что доставили Вам и г-ну Кандинскому столько хлопот».]

Матильда Шёнберг с сыном Георгом.

1910-е

Шёнберг в австрийской армии — первый ряд, второй справа. 1915

Василий Кандинский с женой Ниной. Германия. 1920-е

На фестивале Малера. Слева направо на первом плане: Георг Шёнберг, Альма Малер, Арнольд и Матильда Шёнберги.

Нордвейк (Нидерланды). 1920

Жизнь в Баухаузе. Веймар. 1922.

Предположительно, фото Карла Шлеммера

1922

60. Кандинский — Шёнбергу

03 июля 1922 г

Веймар

Госуд[арственный] Баухауз{69}

3.07.22

Мой дорогой Шёнберг, я был ужасно разочарован, приехав в Берлин и узнав, что Вас там уже нет. Когда мы ещё только планировали нашу поездку, я очень надеялся застать Вас в Берлине. Но мне было сказано: Шёнберг отбыл и уже не вернётся. А письмо — такая неуклюжая замена общения. Я-то надеялся, что мы будем часто встречаться и успеем обсудить так много вопросов. Со времён, которые мы вместе провели в Баварии, всё изменилось. Многое, что казалось дерзкой мечтой, теперь принадлежит прошлому. Мы пережили века. Порой меня удивляет, что некоторые приметы «старых» времён по-прежнему налицо. Здесь в Германии я был потрясен новыми впечатлениями. Вы, конечно, знаете, что мы в России четыре года — а всего семь лет — были отрезаны от целого мира и не имели понятия, что происходит здесь на Западе. Я приехал сюда с широко разинутым ртом и всё глотал и глотал — покуда не стал воспринимать окружающее совсем по-другому. Для себя я вовсе не работал, и теперь совершенно подавлен перед лицом целого Монблана разных работ, которые нужно сделать как можно скорее. Сделать нужно так много, что я даже не знаю, с чего начать. Однако это чудесное чувство — когда тебя ждёт так много собственной работы. В России я работал очень много, но только для «общего блага»{70}, мои же собственные работы были отставлены в сторону, я уворовывал для них время у общего блага. И так измотался и изнемог, что свалился на целый месяц — мог только лежать и читать глупые книги.

Напишите же мне, чем вы все сейчас заняты. В Берлине я было попробовал отослать Ваше Учение о гармонии в русскую Академию изящных искусств через русскую Комиссию. Но до сих пор это не удалось — в Комиссии не хватает денег. Русским музыкантам Ваша книга нужна как хлеб. Мы о ней много говорили на разных заседаниях. Особенно влюблен в неё один мой друг, молодой композитор Шеншин{71}, к тому же тонкий теоретический ум. Возможно, он приедет в Германию.

Крепко жму Вашу руку и надеюсь на Ваш скорый рассказ о себе. Сердечный привет Вашей семье и близким. От моей жены тоже всяческие приветы,

Ваш Кандинский

61. Шёнберг — Кандинскому

20 июля 1922 г

Траункирхен

20.07.1922

Дорогой друг Кандинский,

я ужасно рад, наконец, хоть что-то о Вас узнать. Как часто на протяжении этих восьми лет я думал о Вас с тревогой! Многих о Вас расспрашивал, но ничего определённого и достоверного не выяснил. Как много Вы, должно быть, пережили за это время!

Наверно, Вы знаете, что и у нас